[63]. Во Франции положение фабричной работницы, или «l’ouvrière», вышло
на первый план в обсуждениях морали, экономической организации и ситуации рабочего класса. Также оно связало вопросы политической экономии с широкой дискуссией о женщинах, разгоревшейся в тот период[64].
В Англии ко времени, когда Маркс начал писать «Капитал», уже начались реформы, нацеленные на то, чтобы ограничить женский и детский заводской труд. Поэтому Маркс мог опереться на обильную литературу по этому вопросу, которая в основном состояла из отчетов заводских инспекторов, нанятых государством, чтобы обеспечить выполнение введенных ограничений[65].
В первом томе «Капитала» такие отчеты иногда цитируются целыми страницами, особенно в главах «Рабочий день» и «Машины и крупная промышленность», где они иллюстрируют структурные тенденции капиталистического производства, то есть тенденцию к увеличению рабочего дня с целью ограничения физического сопротивления рабочих, к обесцениванию рабочей силы и к извлечению максимального труда из минимального числа рабочих. Из этих отчетов мы узнаем о страданиях швей, умирающих от переработки, а также нехватки воздуха и еды[66], о девушках, работающих по 14 часов в сутки без еды, которые полуголыми спускались в шахты, чтобы поднимать уголь на поверхность, о детях, которых посреди ночи вытаскивали из постели, принуждая работать «за одно жалкое пропитание»[67], и «убивали», как рогатый скот, о рабочем, «пожираемом» машиной-«вампиром», который держал его в своих лапах, «пока можно высосать из него [рабочего] еще одну каплю крови, выжать из его мускулов и жил еще одно усилие»[68].
Немногие политические авторы описывали тяготы капиталистического, но уже не рабского, труда в столь же нелестных терминах, как Маркс, и за это его можно похвалить. Особенно впечатляет изобличение у него варварской эксплуатации детского труда, которое остается непревзойденным во всей марксистской литературе. Однако, несмотря на все его красноречие, повествование у Маркса обычно остается скорее описательным, чем аналитическим, и, кроме того, оно примечательно отсутствием какого-либо обсуждения гендерных вопросов, которые в нем поднимаются.
Например, Маркс не говорит нам, как занятость женщин и детей на заводах и фабриках переопределила отношения женщин с мужчинами, как она повлияла на борьбу женщин и какие споры она вызвала среди рабочих организаций. Но зато он дает некоторые комментарии о том, что заводской труд означал в «нравственном отношении», ведь он стал причиной «неразборчивости» в поведении женщин, заставив их пренебречь своими материнскими обязанностями. Также у Маркса отсутствует всякое описание фабричных работниц как акторов, способных вести свою собственную борьбу[69]. По большей части женщины – «фабричные рабочие» представляются жертвами, хотя их современники подмечали их независимость, боевитость и способность защищать свои интересы, вопреки попыткам собственников фабрик реформировать организацию их труда[70].
«Гендер» и воспроизводство рабочей силы
Гендерные вопросы занимают незначительное место в «Капитале». В трех томах, в совокупности составляющих тысячи страниц, отсылки к семье, сексуальности и домашнему труду встречаются с частотой не более одной к сотне, и в целом это лишь беглые замечания. Отсылки к гендеру отсутствуют даже там, где мы скорее всего ожидали бы их встретить, – в главах об общественном разделении труда, заработной плате и воспроизводстве рабочей силы. Признавая существование полового разделения труда в семье, Маркс замечает только, что у него есть физиологическое основание, но не уточняет (и не оспаривает натурализацию «женственности» и семейных отношений) того, что эта физиология всегда воспринимается и обрабатывается фильтром социально-культурных опосредований[71].
В главах, посвященных заработной плате, обсудив ее форму и сокрытие в извлечении прибавочного труда, он в основном занимается прояснением различия между «номинальной заработной платой» и «реальной заработной платой», а также вопросом сдельного труда. Мы не обнаруживаем ни одного указания на то, что форма заработной платы скрывает репродуктивный труд, который осуществляется женщинами на дому, как и на его вклад в воспроизводство рабочей силы.
Маркс признает, что рабочая сила, то есть наша способность работать, не является данностью. Поскольку днем она растрачивается в процессе труда, силы должны постоянно восстанавливаться, и это (вос)производство столь же важно для наращивания капитала, как и «чистка машины», поскольку это «производство и воспроизводство необходимейшего для капиталиста средства производства – самого рабочего»[72][73]. Однако он помещает это производство исключительно в цикл товарного производства, за исключением лишь тех действий, которые составляют обучение рабочих. Маркс представляет, как рабочие покупают на свою зарплату необходимые для жизни товары, а потом, потребляя их, воспроизводят сами себя. То есть он описывает буквально (вос)производство наемных рабочих посредством ими же произведенных товаров. Следовательно, «стоимость рабочей силы есть стоимость жизненных средств, необходимых для поддержания жизни ее владельца», и определяется она рабочим временем, необходимым для производства товаров, потребляемых рабочими[74].
Нигде Маркс не признает того, что воспроизводство рабочей силы требует определенного домашнего труда – приготовления еды, стирки и починки одежды, уборки, воспитания детей, секса. «Домашний труд» у него – это то, что мы сегодня назвали бы «трудом на дому», то есть оплачиваемой работой, которая выполняется дома[75]. Никакой труд помимо того, что требуется для производства «жизненных средств», которые можно купить за заработную плату рабочих, не считается Марксом необходимым для воспроизводства рабочей силы рабочих или же для сохранения ее стоимости. Следовательно, рассматривая потребности, которые рабочие должны удовлетворять, и жизненные средства, необходимые им, он говорит лишь о «пище, одежде, топливе, жилище»[76], неловко опуская секс, который рабочие могут либо получать в рамках семьи, либо покупать. Также он игнорирует то, что некоторые наиболее важные для воспроизводства европейской рабочей силы товары, которые послужили топливом для промышленной революции (кофе, сахар, табак и хлопок), производились рабами на американских плантациях.
Лишь в немногих отрывках Маркс нарушает свое молчание и упоминает о домашнем труде женщин, хотя чаще всего он называет его «семейным». В сноске к главе «Машины и крупная промышленность», сказав о том, что «капитал узурпировал для своего самовозрастания труд, необходимый для потребностей семьи»[77], он отметил:
Так как без некоторых функций, необходимых в семье, например присмотра за детьми и кормления их, невозможно совсем обойтись, то матерям, отнятым капиталом, приходится в большей или меньшей мере прибегать к услугам заместителей. Работы, которых требует потребление семьи, например шитье, починка и т. д., приходится заменять покупкой готовых товаров. Уменьшению затраты домашнего труда соответствует поэтому увеличение денежных расходов. Поэтому издержки производства рабочей семьи возрастают и уравновешивают увеличение дохода. К этому присоединяется то обстоятельство, что делаются невозможными экономия и целесообразность в пользовании жизненными средствами и в их приготовлении[78].
Однако Маркс ничего не говорит об этом домашнем труде, без которого «невозможно совсем обойтись», заменив его купленными товарами, которые еще больше снижают доход семьи. Даже в обсуждении воспроизводства рабочего силы при переходе от одного поколения к другому Маркс не упоминает о женском вкладе, ссылаясь на «естественный прирост населения» и утверждая, что это условие «капиталист может спокойно предоставить самим рабочим, полагаясь на их инстинкт самосохранения и размножения»[79], хотя он должен был знать о том, что женщины из пролетариата боялись каждой новой беременности и среди рабочих широко обсуждалась контрацепция.
Почему тогда Маркс молчит?
Пытаясь объяснить слепоту Маркса по поводу столь распространенной формы труда, каковой является домашний труд, который он должен был ежедневно наблюдать в своем собственном доме, я в своих более ранних статьях подчеркивала почти полное его отсутствие в пролетарских сообществах во времена, когда Маркс творил, ведь вся семья работала тогда на заводе от рассвета до заката[80]. Сегодня это самое распространенное объяснение среди марксистов[81], и Маркс сам подводит к такому выводу. Цитируя одного врача, которого английское правительство послало оценить состояние здоровья в промышленных районах, он отметил, что закрытие хлопковых фабрик, вызванное американской Гражданской войной, дало по крайней мере один положительный результат:
Жены рабочих находят теперь необходимый досуг, чтобы покормить детей грудью, вместо того чтобы отравлять их микстурой Годфри (опиумным препаратом). У них теперь появилось время, чтобы научиться стряпать. К несчастью, это поварское искусство было постигнуто в такой момент, когда им нечего было есть… Точно так же кризис был использован с той целью, чтобы в особых школах научить дочерей рабочих шитью.