Одного из четверых Знаев припомнил: «мальчишку-опера», – три дня назад именно этот румяный пацанчик пригласил бывшего банкира в микроавтобус на обочине Рублёво-Успенского шоссе.
– Кто главный? – спросил Знаев.
Вид распахнутого сейфа его разозлил. Вскрыть сейф – это было отвратительно; всё равно что забраться в чужую супружескую постель.
Один из четверых, пухлый темноволосый парень с кислым выражением на некрасивом лице, сверкнул глазами.
– А в чём дело?
– Вообще, это мой магазин, – вежливо сказал Знаев. – Кто вы такие?
Толстяк предъявил удостоверение. Мальчишка-опер развернул плечи.
– Только не надо нажимать, – сказал он басом. – Сами тоже, паспорт давайте. Если не трудно.
– Мы же только недавно виделись.
– Такой порядок, – лаконично ответил мальчишка-опер. – Присаживайтесь.
– Стоп, – ответил Знаев. – Тут я решаю, кому присаживаться. Что вам нужно?
– Проводим оперативно-следственное мероприятие. Выемку. В рамках уголовного дела, по которому вы – обвиняемый. Паспорт давайте.
– Могли бы позвонить, – сказал Знаев, протягивая паспорт. – Я бы сам всё привёз. Любой документ… Мне скрывать нечего…
– Нарисовал – и привёз, – сказал правоохранитель, который фотографировал айфоном, и презрительно усмехнулся.
Знаев подумал, что грубить дальше нет смысла: формально всё происходило по правилам; в любой момент его могли остановить хоть на улице и потребовать вывернуть карманы. С точки зрения закона это было разумно и оправданно.
– Как открыли сейф? – спросил он.
Горохов кашлянул и признался:
– Я открыл.
И посмотрел виновато, хотя никто никогда не требовал от него закрывать грудью амбразуру.
– Правильно сделал, – похвалил Знаев.
– У них ордер, – добавил Горохов с некоторым облегчением. – Всё по закону. Я даже адвоката не стал вызывать.
– Ладно, – сказал Знаев, сел за стол и улыбнулся пухлому брюнету. – Чёрт с вами. Скажите, что ищете. Так будет быстрей.
Пухлый брюнет приосанился.
– Документы о финансировании строительства. Это было пять лет назад. Вы вывели из банка шесть миллионов долларов и вложили в строительство магазина. А банк – обанкротили.
– Неправда, – ответил Знаев. – Это были мои собственные деньги. Я рассчитался с вкладчиками. Обиженных не было.
– Обиженные есть везде, – сказал брюнет. – И вокруг вас тоже нашлись. Покажите договора с организациями, которые финансировали стройку.
– Если покажу – вы уйдёте?
– Не надо условий, – тут же произнёс мальчишка-опер.
Брюнет коротко вздохнул.
– Уйдём, – сказал он.
– Но вы уже сняли копии со всех моих бумаг.
– Ну и что? – развязно спросил тот, который фотографировал айфоном. – Тут нет ничего интересного. Насколько я понял, магазин заложен. То есть, он уже не ваш, и кабинет тоже – не ваш. Есть и другие кредитные обязательства. И ещё – копии расписок, на крупные суммы…
– Так точно, – ответил Знаев. – У меня большие долги. Но это к делу не относится.
Простое военное выражение «так точно» очень помогает в беседах с правоохранителями. Полиция и прокуратура – полувоенные организации, скреплённые дисциплиной, здесь любят обмен лаконичными сигналами.
Знаев подвинул к себе самую толстую из трёх папок и вытащил стопку контрактов, стянутую в пластиковый файл.
– Здесь всё.
– Отлично, – похвалил пухлый. – Можете дать устные пояснения?
– Любые.
– Сколько организаций финансировали строительство?
– Три.
– Можете назвать их фактических владельцев?
– Фактический владелец – лично я. – Знаев ткнул себя пальцем в грудь. – Компания «Готовься к войне» была заказчиком строительства, а я был владельцем компании.
– То есть, вы сами себе заказали строительство и сами его оплатили, через подставные фирмы?
– Я бы не употреблял таких сильных терминов, – аккуратно возразил Знаев. – Здесь не было умысла на преступление. Все так делают. И в России, и в Европе, и в Америке. Инвестируют в капитальное строительство не напрямую, а через специально созданные компании или фонды.
Тот, который фотографировал айфоном, заинтересованно подкинулся.
– А вот ещё такой вопрос…
– Погодите, – перебил его Знаев, и посмотрел на брюнета. – Ребята, если хотите меня допросить – давайте сразу писать протокол. А то мы тут три дня будем сидеть, обсуждая каждую бумажку.
Правоохранители переглянулись. Воспользовавшись паузой, Горохов кашлянул и сказал:
– Наверное, я уже не нужен… Я – наёмный сотрудник… Я пойду, у меня – работа…
– Допроса не будет, – сухо сказал брюнет. – Оформим только выемку.
– Тогда приступим, – решительно сказал Знаев. – Я всё подпишу. А ты, Саша, иди. Делом займись.
Горохов вздрогнул – в этом кабинете его никто никогда не называл Сашей, – тут же встал и исчез за дверью. Правоохранители ему не препятствовали.
Неожиданно Знаев заметил, что с шеи того, кто фотографировал айфоном, свисают провода наушников.
– Какую музыку слушаете? – спросил он.
– Рэп, – ответил правоохранитель. – А вы?
– Блюз.
– Понятно, – ответил правоохранитель. – Любите музыку?
– Я бывший музыкант.
– На чём играете?
– На всех инструментах ритм-секции. Гитара, бас, ударные. На клавишах немного. На губной гармошке. И даже на скрипке могу.
Правоохранитель посмотрел с уважением, затем спохватился, снял с шеи провода и сунул в карман.
– Про скрипку потом расскажете. А сейчас – давайте по делу. Вы давно знакомы с гражданином Солодюком?
– Очень давно, – ответил Знаев. – Тридцать лет.
– Вы друзья?
– Да. Вместе в армии служили.
Брюнет теперь заполнял протокол, разложив документы вокруг себя широким веером.
– Не понял, – сказал мальчишка-опер. – В прошлый раз вы говорили, что Солодюк – негодяй и подлец. А теперь оказывается – он ваш друг?
– Одно другому не мешает. Кроме того, люди меняются. Организм человека полностью обновляется каждые семь лет. До последней клетки. Каждые семь лет человек живёт новую жизнь.
– Солодюк утверждает, что вы украли его деньги. Угрожали ему и били.
– Мало бил, – искренне ответил Знаев. – Таких, как он, надо бить раз в полгода. Широким ремнём – по заднице. Для тонуса. Гражданин Солодюк приехал ко мне в Москву в девяносто втором году. Без копья. Жил – у меня на кухне. Работал – у меня в конторе. Специалистом широкого профиля. Когда я сделал банк, я взял его в учредители…
– Зачем же вам учредитель, который – без копья?
– А затем, – перебил брюнет, не отрываясь от заполнения протокола, – что они были друзья.
Знаев хладнокровно кивнул.
– Так точно. Через два года он ушёл на вольные хлеба. Придумал себе бизнес – и отвалил.
– Что за бизнес? – спросил мальчишка-опер, сдвинув брови.
– Обналичка, – признался Знаев. – Он снимал наличные деньги у меня в банке и продавал на сторону. Это был его хлеб. Больше он ничего не умел и не умеет. Когда у банка отозвали лицензию, часть денег Солодюка оказалась заморожена. Солодюк решил, что я их украл. Он устраивал истерики, написал на меня заявление, и даже пытался наезжать. Приводил каких-то быков. Я его послал.
– И побил, – добавил мальчишка-опер.
– Ну, не побил, – возразил Знаев. – За ухо дёрнул. В следующий раз увижу – сделаю то же самое.
– Увидите, – пообещал брюнет. – Будет очная ставка.
– Жду с нетерпением, – ответил Знаев. – Очень хочется спросить, почём он меня продал.
– Кому?
– Григорию Молнину. Нет, вы не подумайте, я не с целью отомстить… Просто интересно. Сколько сейчас стоит продать человека.
– Готово, – сказал брюнет и придвинул к Знаеву исписанные листы. – Подпишите здесь и здесь.
– Конечно, – сказал Знаев. – Может, вы ещё что-нибудь заберёте?
– Всё, что надо, уже есть, – многозначительно ответил брюнет.
– Берите ещё, – предложил Знаев, двигая по столу папки. – Рекомендую. Договор займа. Взгляните. Вот: хороший парень, тоже – друг… Я ему полтора миллиона долларов должен. А вот – другой гражданин, здесь я должен два…
– На жалость бьёте? – спросил правоохранитель с айфоном. – Напрасно. Вас никто не заставлял строить этот супермаркет.
– Как же «никто не заставлял»? – спросил Знаев. – Я сам себя заставил. Никакого желания не было, ей-богу. Но – пришлось.
– Зачем?
Знаев собрал папки со стола и сунул обратно в сейф. От бумаг исходил запах свежих чернил, как будто они были напечатаны и подписаны вчера; на самом деле, увы, все эти долговые обязательства, все эти расписки на колоссальные миллионы возникли давно, иные – лежали в сейфе пять, шесть лет. «Давно верёвочка вьётся, – подумал Знаев. – Похоже, свилась».
– Что значит «зачем»? – спросил он. – Надо же что-то делать. Банки учреждать. Супермаркеты строить. Картины писать, или музыку. Как-то шевелиться. Жизнь – одна, её надо потратить на созидание. Иначе неинтересно.
Он закрыл стальной ящик и посмотрел на пухлого брюнета.
– Хотите, я вам ключ от сейфа отдам? Приедете в любое время, заберёте, что хотите.
– Не смешно, – с вызовом сказал мальчишка-опер. – Надо будет – заберём без ключа.
Едва они ушли, Знаев снова открыл сейф и вытащил бумаги обратно.
Сунул жирные скоросшиватели в пакет, спрятал в нижний ящик стола – и отправился искать Горохова.
Ближайший помощник был найден на свежем воздухе, у стены близ служебного выхода. Держал в руке початую бутыль виски, отхлёбывал из горла. Щурился на высокое сильное солнце. Вид Горохова был самый жалкий, плачевный.
Кусок асфальта перед ним был покрыт пятнами плевков.
Торговый ветчинно-селёдочный дух доставал и сюда – пропитал тонкие стены магазина, ядовито сочился наружу. «В мире запахов свои причудливые законы, – подумал Знаев. – Вроде бы только что я выслушивал полицейские угрозы с намёком, и подмахивал грозные протоколы, и подумывал о вероятной тюремной отсидке, года эдак в четыре, – а сейчас втянул ноздрями портвейный, баранье-говяжий, сладко-солёный перегарчик, ан тут же захотелось и пожевать, и выпить, и выругать кого-нибудь за глупость, и, может даже, песню спеть».