е лицо. В любом случае, до местных реалий мне было мало дела. Главное — отыскать Будникова, хотя, кто он такой, чем занимается и с кем связан, я не знал. Наводить справки в столице о нем я не стал — боялся «засветиться», — и убрался из Фридрихсграда первым же подходящим рейсом, наведавшись предварительно в один из банков и обналичив чек на предъявителя. Так что средств у меня нынче хватало на любую авантюру, и желание отомстить врагам не давало остановиться, бессильно сложить руки и умереть.
Перекусив, я вышел на привокзальную площадь. Двуколки соседствовали с достаточно редкими для этих мест мехвагенами. Извозчики вяло, но привычно переругивались с шоферами — два цеха соперничали между собой и нисколько этого не скрывали.
— Таксомотор! Домчим с ветерком!
— Возьми извозчика, барин. Не пожалеешь!
Вспомнив, что в душе я сторонник прогресса, я выбрал мехваген черного цвета с ярко-белой надписью на боку: «Уссурийский Лось». Шофер — хмурый мужчина неопределенного возраста с недельной щетиной на лице коротко поинтересовался:
— Куда?
— Любой недорогой пансион, желательно в центре, — конечно, я мог бы позволить себе и гранд-палаты самого роскошного отеля города, но секретность миссии заставляла вести себя скромно и не выделяться. Да и, признаться честно, я никогда не был транжирой, предпочитая тратить деньги с пользой, а не расшвыриваться ими направо и налево.
Шофер молча сплюнул в открытое окно густой желтой слюной и, не говоря ни слова, резво тронулся с места. Он явно придерживался поговорки: молчание — золото, — в чем я был с ним полностью солидарен.
Город проносился стремительной чередой кирпичных и деревянных строений, весьма мрачных на вид. Мехваген потряхивало на ухабистой дороге, но мы все же достаточно быстро продвигались вперед, время от времени пугая пешеходов громкими сигналами клаксона.
Угрюмый шофер так и молчал всю дорогу, и только через четверть часа, резко затормозив перед серым двухэтажным домиком, соизволил сообщить:
— Пансион фру Марты, она берет умеренно. До старой площади десять минут ходу. За поездку — марка.
Я вручил ему две марки — смешные цены, никак не могу привыкнуть, в Фридрихсграде с меня содрали бы гораздо больше.
Шофер вновь сплюнул на землю, выражая свое презрительное отношению к расточительным столичным гостям, не знающим цену деньгам, и, не прощаясь, уехал. Суровые климатические условия явно наложили свой отпечаток на характер местных жителей.
Вещей с собой у меня было немного — всего лишь небольшой кожаный саквояж с теснением «КБ» на одной из внутренних сторон.
Пансион фру Марты изнутри выглядел значительно лучше, чем снаружи, но все же провинциальность не просто выпирала — казалось, она была выставлена напоказ. Цветастые обои на стенах, еще не до конца вылинявшая красная ковровая дорожка от дверей до резного столика, служившего стойкой регистрации, а сама фру Марта — вполне бодрая женщина слегка за сорок. Она мило улыбнулась, продемонстрировав целую коллекцию золотых зубов, что, несомненно, говорило о ее благосостоянии.
— Желаете комнату, господин? — она чуть облизнула губы, заставив меня отвести взгляд в сторону. Знаю я этих вечно скучающих одиноких дам — от них лучше держаться подальше, если не хочешь закончить жизнь под каблуком — они большие специалисты в этом вопросе, особенно те, кто провел всю жизнь в промышленных городах, сродни Черноснежинску.
— Да, для начала на неделю.
— Попрошу аусвайс*.
* Удостоверение личности (нем.)
Документ я предъявил без лишних вопросов — обязательная процедура регистрации. Все что мне было нужно на данный момент — это попасть в город и занять наблюдательную позицию. А дальше, если повезет, то выполнить главную цель поездки… но об этом я пока старался не думать, дабы не спугнуть удачу. Паспорт я показал настоящий. Не думаю, что кто-то станет искать меня в столь отдаленном от столицы месте, да и вряд ли розыскные листы на мое имя разослали по городам — в я был этом полностью уверен, ведь для всех я мертв.
— Кирилл Бенедиктович Бреннер, — медленно продиктовала фру Марта, старательно записывая в толстую книгу мое имя. — Извините мою любопытство, но я должна указать цель вашего визита. Так что привело вас в наши края?
— Деловое предприятие, — коротко ответил я. Вступать с ней в интимную общительную близость у меня не было ни малейшего желания. Никаких полезных сведений предоставить она не могла, так зачем тратить время и нервы. — Я очень устал с дороги.
— Разумеется, — хозяйка пансиона была явно недовольна моей нелюдимостью и не скрывала этого. — Ваша комната вторая по коридору. Завтрак в восемь часов, ужин — в шесть. Обед не подаем. Возьмите ваш аусвайс!
Она протянула мне паспорт и ключ от комнаты, чуть коснувшись, якобы ненароком, краешками пальцев моей ладони, но я проигнорировал ее заигрывания. Нет, я не сноб, но знала бы она, каких женщин мне доводилось любить… совершенно не хотелось опускаться до банальностей, вроде случайных связей в провинциальном отеле.
— Спасибо, вы очень милы.
Я подхватил саквояж и поднялся по лестнице на один пролет. Номер оказался тесным и скудно обставленным, но все, что мне требовалось — это кровать. Я поставил саквояж на табурет и, не раздеваясь, рухнул на постель.
Отдохнув несколько минут, я поднялся, умылся и привел себя в порядок. День предстоял тяжелый, и задерживаться в пансионе было некогда.
Фру Марта покинула свой наблюдательный пост и, хотя, наверняка, слышала скрип ступеней, когда я спустился по лестнице, не соизволила выглянуть из своей комнаты, судя по всему, слегка обидевшись на мою предыдущую нелюбезность. Тем лучше.
Одет я был по-летнему легко: брюки, хлопчатая сорочка и двубортный пиджак, скрывающий оружие. На ногах — туфли, — не модные, но удобные и практичные. В общем, я не слишком выделялся из общей массы горожан. Разве что бауэры, приехавшие на городской рынок, щеголяли кто в косоворотках, подпоясанных цветными поясами, и лаптях, — в таких одеяниях чаще хаживали в центральной и восточной частях страны, а кто — в ледерхозенах*, гетрах, сюртуках и шляпах с волосяными щетками — традиционных облачениях юго-запада Руссо-Пруссии.
*Кожаные штаны или шорты (нем.)
Саквояж с вещами я оставил в номере, припрятав среди белья «дырокол». С собой же взял лишь револьвер и нож, а так же на всякий случай сунул в карман шприц и ампулу, содержащую некий особый химический раствор, некогда изобретенный моим старым знакомым доктором без диплома Блюмбергом.
Мой план был прост: первым делом я хотел посетить адресное бюро, и если требуемый мне гражданин был официально зарегистрирован где-либо в округе, то, зная дотошность имперских бюрократов, узнать его точный адрес не представлялось трудным дело.
Таксомоторов поблизости не наблюдалось, поэтому я взял извозчика. Прогресс — прогрессом, но лошадям тоже хочется кушать.
Адресное бюро находилось под одной крышей с Бюро сезонных рабочих. Не знаю, когда у них сезон, но точно не сейчас — в холле не было ни единого просителя.
Служащий бюро, как и ожидалось, был типичным представителем одного из типов низшего чиновничьего звена: этот был из категории коротающих месяцы в ожидании выхода на пенсию и старости в небольшом достатке. Я быстро оценил его поношенный костюм, бледную кожу и выражение брезгливой усталости от жизни на округлом лице.
— Изволите принимать просителей адресного бюро? — обратился я к канцеляристу.
— Прошения кидайте в ящик, личный прием не ведется, я занят — отрезал он, демонстративно раскрывая толстый журнал записей.
— Секретное дело государственной важности! — я постарался сделать как можно более строгое лицо.
Служака с сомнением посмотрел на меня и произнес отработанным тоном, подразумевающим, что он всегда готов помочь государевым служащим, но в то же время оставляющим ему пространство для возможности в любой момент отправить меня восвояси или даже кликнуть полицию:
— Документы.
Я поразился точности этой определенно отработанной годами службы интонации и даже мысленно ему зааплодировал. С таким человеком надо выверять свои слова, чтобы получить желаемое.
— Предъявить не могу. Дело слишком секретное. Я, конечно, могу обратиться по официальным каналам через ваше руководство. Но потеряю время, кроме того, дело получит ненужную огласку. Информация нужна немедленно и в условиях строжайшей секретности.
Я прекрасно понимал, что умудренный опытом служащий слышал и не такие байки, но эти слова были лишь вступлением, словесной игрой для перехода к главной части действия. Как я и ожидал, чиновник принял игру и ответил:
— Не наделен полномочиями решать такие вопросы. Направляйтесь к начальнику. Я ничем помочь не могу.
Неопытный проситель тут бы и ушел ни с чем, но я имел опыт общения с крючкотворцами и знал, что это всего лишь приглашение к дальнейшим действиям.
— Возможно, Ярослав Мудрый поможет принять более взвешенное решение? — я достал сложенную вчетверо купюру в десять имперских марок с изображением древнего русского правителя и легким движением положил ее со своей стороны стола.
Чиновник медленно оглядел меня, совершенно не замечая денег, также медленно открыл рот и, как будто наслаждаясь мучительной паузой, произнес:
— В известном трактате об истории Руссо-Прусского государства утверждается, что генерал Николай Николаевич Муравьёв-Амурский был очень умным человеком, не глупее Ярослава Мудрого.
Дело было сделано. Мой бумажник взамен одной купюры в двадцать пять имперских марок с профилем основателя Хабаровска пополнился листком с адресами всех Будниковых, зарегистрированных в городских книгах. Их оказалось не слишком много — пять человек, двоих из которых я сразу вычеркнул — слишком юны — пяти и семи лет от роду. Оставалось трое, проверить которых легко можно было за несколько часов. Но вот есть ли среди них тот самый, на которого указал профессор, я не знал.
Город жил своей жизнью, и я с удовольствием и интересом смотрел по сторонам, пока очередной извозчик вез меня по первому из адресов. Все же провинция и столица — это две большие разницы. Тем более провинция столь сильно продвинутая в индустриальном плане, но в остальном… все здесь выглядело так, как было сто, а может, и двести лет назад. Жизнь текла неспешно, никто никуда не торопился, словно все вокруг собирались жить вечно. Прогресс, хоть и добрался сюда в виде мехвагенов и некоторых иных новшеств, но не преобладал, и многие вещи, к которым я уже давно привык и не замечал, выглядели в Черноснежинске несколько чужеродно.