Солнце неимоверно пекло, заставляя всех обливаться потом. Зеленый лес бесконечно тянулся во все стороны, только вдоль тракта деревья были вырублены и пущены в дело, но победить тайгу человеку было невозможно. Казалось, деревья чуть колышутся — сосны, пихты, лиственницы, ели — могучая природа Урала словно дышала. Далеко над лесом беспокойно кружили птицы, чуть впереди уходил вверх очередной склон, чувствовалось присутствие гор. Пчелы проносились мимо лица быстрыми пулями, луговые бабочки порхали над морем травы. Край озер и зеленой тайги — заблудиться и пропасть в этих местах раз плюнуть. Ушел незнающий человек, свернул с тропы и сгинул навеки. Но красота вокруг неописуемая, родная, своя. Тут я чувствовал себя дома, хотя был человеком сугубо городским. И если я хотел где-то умереть, то именно в таком месте.
Через обещанное время мы вышли к скалистым утесам, возвышавшимся над деревьями грозными великанами. Впрочем, они были не такими уж и высокими — метров двадцать от земли, но многослойными, как пирог, и казались необъятно большими.
— Мы пришли! — Хорьков указал на обширную вытоптанную поляну перед утесами, вокруг которой были вырублены все деревья.
Перед темным провалом входа в штольни суетились люди. Вагонетки прибывали одна за другой из недр рудника, разгружались, разворачивались на специально устроенном кольце и по параллельным рельсам двигались обратно.
Водитель-грузчик, находясь внутри, легко управлял механизмом, очень похожим с виду на знакомого мне боевого 'страуса. Его металлические лапы-манипуляторы подхватывали неподъемные с виду ящики с вагонеток и переставляли их на телеги. Приглядевшись к лицу водителя, я узнал Данилу-мастера. Еще одно его изобретение — несомненно, важное и крайне полезное, невероятно облегчающее человеческий труд.
— Весьма впечатляет! — искренне покачал я головой. — Все это крайне масштабно, ново и перспективно.
— Сам процесс добычи тоже усовершенствован. Мы — сторонники технического прогресса, и наши мастера, — легкий кивок в сторону Данилы, — настоящие умельцы! Шпуры бурятся не вручную, как было прежде, а самыми современными механизмами — буровыми перфораторами, они приводятся в движение паровыми двигателями. Бадьи с породой поднимаются наверх при помощи электричества. Волокуши тянутся из второстепенных выработок к главному откаточному штреку так же не вручную, все механизировано — локомотивы так же на сжатом воздухе или электричестве, бесконечные канаты-лебедки, весьма удобно и экономит много времени. Раньше мы использовали лошадей, они могли тянуть сразу до десяти вагонеток разом — у нас даже были устроены подземные стойла, — но теперь всех лошадей пустили на доставку руды к цехам. Крепления всех выработок делаем не только деревом и камнем, но и железом, сталью. Рабочие спускаются вниз в специальных подъемниках. Несчастных случаев у нас практически не бывает!
— Очень, очень любопытно. Признаться, к горному делу я не имею ни малейшего касательства. И прежде даже не подозревал, насколько это интересное и сложное занятие. Я обязательно напишу в отчете о ваших достижениях. Уверен, император не оставит без внимания столь похвальную инициативу и обязательно отметит и наградит всех, кто способствовал успеху сего предприятия. И, конечно, вас, господин Хорьков, я не забуду упомянуть в отчетах. Кому как не мне знать, что без правильной бухгалтерии и учета любое начинание быстро провалится. Делопроизводитель — один из важнейших людей в любом гешефте, тем более таком масштабном, как управление рудниками…
Пока я лил елей ему в уши, мы постепенно подошли к входу в штольни. Хорьков от моей речи то краснел, то бледнел, но я видел, что ему приятно и он уже прикидывает новые перспективы. Лесть — страшнейшее оружие! С тем же Казбеком эти методы я бы и не подумал применять — не тот типаж. А вот Хорьков плыл. И надо было давить дальше.
— Глядишь, и орденом наградит, в чине повысит, а то и пенсион какой устроит пожизненный. Наш император щедр!
— Вы правда думаете, что он может дать мне орден? — воодушевился Хорьков. Мелкая душонка, вот на чем ты посыпался — тщеславие! Признания захотелось, славы, почестей.
— Конечно, может! — я подхватил его под локоток, и так, шаг за шагом мы продвигались в штольню, вход в которую был довольно широк — спокойно могли разъехаться две вагонетки, да еще места хватало. — А я со своей стороны, могу этому поспособствовать…
И я столь выразительно подмигнул, заглядывающему мне в глаза делопроизводителю, что он окончательно поверил и в мою коррупционную продажность, и в свою будущую медаль. Хорьков уже начал мысленно прикидывать, какую мзду мне посулить за составление отчета в его пользу, и будет ли это накладно. Я же не спеша, оглядывался по сторонам, с удовольствием подмечая, как славно все вокруг устроено, и давал ему время созреть.
Топорков следовал за нами, не мешая разговору. А Казбек и сотоварищи все так же держали дистанцию, не выпуская нас из поля зрения.
— Уверен, такому человеку, как вы, в столице платят достойное жалование… — начал первый заход Хорьков.
— О, поверьте, в деньгах я совершенно не нуждаюсь. Я не гонюсь за ними. Мне досталось небольшое состояние от покойных родителей, и служу я исключительно ради пользы Отечества! — я добавил в голос восторженные нотки. — Ибо это единственное, чему должен и обязан посвятить свою жизнь гражданин и патриот.
— Несомненно, бесспорно, совершенно с вами согласен. А интересуетесь ли вы самоцветными камнями? — Хорьков, наконец, сломался окончательно. — У меня, знаете ли, имеется небольшая коллекция, и я бы с радостью вам ее показал вечерком…
— Камни? — задумался я. — Камни — это хорошо. Камни — это эстетично и красиво. С огромным удовольствием ознакомлюсь с вашей коллекцией.
— К тому же я уже давно хотел избавиться от некоторых экземпляров. Нет, они превосходны, но настоящий коллекционер всегда стремится к улучшению коллекции. И если вам что-то приглянется, то мы можем это обсудить…
Дело в шляпе. Теперь Хорьков мой. Конечно, против Морозова он показаний не даст, даже в приватной беседе, но бдительность он потерял и может выболтать кое-какие местные секреты. Я подсадил его на крючок, и он уже не соскользнет, покуда будет надеяться на обещанную награду. Он будет бегать за мной, словно щенок, будет ловить каждое мое слово и льстиво смеяться над всеми моими шутками. В крайнем случае, я попросту выкраду его и доставлю в столицу. На первом же настоящем допросе он выложит все, что знает. Впрочем, зачем тащить его так далеко? Достаточно вывезти делопроизводителя в ближайший лесок, да устроить допрос с пристрастием средней степени. И все секреты Морозова будут мне известны. Отличная идея!
Вокруг кипела работа, сновали люди, двигались вагонетки с породой, кто-то записывал данные в толстые тетради, двое рабочих устанавливали дополнительные арочные крепи в одном из боковых ответвлений, во множестве отходящих от главного, самого широкого штрека.
Я уже понимал, что ни с кем из рабочих поговорить приватно мне не удастся, по крайней мере, сейчас. Не при Казбеке вступать в подобный диалог. Горец наблюдал за мной, я чувствовал его тяжелый взгляд. Он мне не доверял, это я тоже чувствовал.
Мы осторожно, стараясь не споткнуться о камни и шпалы, шли вглубь штрека. Здесь работы уже давно не велись, поэтому пройти можно было относительно свободно. Вся добыча шла в нижних и в боковых забоях, наверх же лишь доставляли ящики с породой.
Я демонстративно осматривал крепления, одобрительно поцокивая языком, потрогал натянутый металлический трос лебедки, заглянул через плечо в записи бригадира, но ничего не разобрал в столбиках цифр — в общем, делал вид, что инспекция идет полным ходом.
Хорькову было явно скучно, мысленно он уже примерял императорский орден, но он вынужденно ходил за мной в каждый угол, в который я не преминул заглянуть. Да и Казбек, как я заметил, начал проявлять признаки нетерпения. Не нравилось ему тут, уж чем — не знаю, но не нравилось. Он чуть нервно оглядывался по сторонам, а по его лицу тек пот. Да ему же страшно! Он старается не показывать, но он до ужаса чего-то боится! И это отважный горец, правая рука Морозова. Неужели страх замкнутых пространств? Я сам ненавидел туннели и вполне мог бы ему посочувствовать, если бы не чувство глубокого злорадства, которое я испытывал. Или тут что-то другое, и страх его не перед грудой камня, нависающей над нашими головами, а где-то в недрах притаилась иная опасность?..
В любом случае, я видел, еще минут десять, и он сломается, и либо потребует подняться наверх, либо сбежит из штрека один, туда, где синее небо и жаркий летний день. Остается лишь немного подождать и, возможно, у меня появится шанс пообщаться с кем-то из рабочих без надзора со стороны грозного телохранителя.
Поэтому я все дальше и дальше отводил нашу компанию от выхода на поверхность, все более углубляясь вниз. Теперь мы шли по чуть наклонному ходу, укрепленному деревянными балками.
— Может быть, пора наверх? — поинтересовался Хорьков, безрезультатно отряхивая от пыли свой костюм. — Вы увидели достаточно?
— Вполне, — согласился я, — еще пять минут и возвращаемся…
И в это мгновение деревянный настил под ногами ощутимо дрогнул, сверху посыпались мелкие камни, но крепления выдержали, хотя мне и послышался треск. Все вокруг замерли, ожидая продолжения, но ничего не происходило. И когда я уже готов был выдохнуть, стены и пол опять содрогнулись, на этот раз гораздо сильнее, и я пошатнулся, чуть было не упав. Одна из балок лопнула, и вниз грудой обрушилась земля вперемешку с камнями, лишь по счастью никого не завалив.
Вдобавок ко всему, из глубины прохода на нас пополз густой черный туман, непонятно откуда здесь взявшийся. Возможно, землетрясение пробило дыру в подземные полости, и туман шел снизу, но выяснять в точности его происхождение у меня не было ни малейшего желания.
— Назад! — крикнул Казбек. Глаза его сверкали. — Быстро!
Я не стал противиться, и мы заторопились в обратном направлени