Присмотрелся лучше. Огнестрела нет, ни аркебуз, ни пистолей.
Хорошо, значит, с этими можно без грохота разобраться.
Тот, что сверху — высоко зараза. Вначале лежал, затем повозился, привалился спиной к стволу, ногу одну свесил. Что у него? Есть ли огнестрел? Аркебузу с фитильным замком невозможно постоянно держать в боеготовом состоянии. Значит, либо в колесцовом исполнении, дорогая вещь, либо тоже лучник.
А это что значит? Грохота не будет. Уберу двоих, а его уже потом или… Думай, Игорь. Надо бы сразу как-то троих.
Лука у меня нет, да и если был бы. Я не такой хороший из него стрелок, чтобы снять человека. Хотя у этих же двоих есть, можно попробовать, иного выхода нет. Значит так. Раз и два у дерева. Валю их, не щажу. Хватаю лук и бью того, что наверху. Как получиться. Без ожиданий потом лезу и пытаюсь стащить.
По ситуации.
Видят ли они друг друга? Наблюдя, понял, что больше те, кто засели в корнях, прикрывают воронье гнездо, а не наоборот. Развалившийся на ветвях не очень-то может наблюдать происходящее на подступах на своем берегу реки. У него отличная позиция для обзора русла и брода, и правого берега. Но неидеальная. Есть нюанс.
Подкрался. Замер у дерева. Старался не дышать.
Спины двоих видны хорошо. Они расслаблены, утомлены постоянным наблюдением. Не ждут атаки с тыла. Тихо о чем-то переговариваются. Гораздо более опытные, чем Маришкины разбойники. Настоящие бойцы. Но, и таких бивали.
Я поудобнее перехватил бебут в левой руке. В правую взял нож. Дунул на него.
— Не подведи. — Одними губами прошептал.
Плавно высунулся из-за дерева. Нас разделяло метров пять открытого, чуть поросшего травой пространства. А до вороньего гнезда где-то еще пять и вверх.
Резко метнул от груди короткий нож и сам рванулся вслед за ним.
Раздался хрип. Клинок вошел врагу чуть ниже шеи, и тот стал заваливаться. Второй дернулся, начал разворачиваться на меня. Но я уже был рядом. Ударил раз, другой. В глазах его я увидел непонимание и ужас. Бебут входил в плоть, оттуда хлынула кровь.
Он застонал, начал падать.
Черт! громко. Усадил его, подхватил лук. Вспомним детство золотое, как я из самодельного стрелял. Хотя… Здесь конструкция прямо мощная, это не просто палка загнутая, а хороший клеерный из разных типов древесины, дорогой инструмент с тетивой из жил. Орудие убийства, а не игры.
Накинул стрелу на тетиву.
— Э, Семка, что там? — В вороньем гнезде начал возиться шевелиться, но пока не кричал вовсе горло человек.
Здесь же все рядом, зачем громко говорить, если кроме вас тут и нет никого. Услышат товарищи. А лес, он, как известно, тишину любит. Тем более, когда в дозоре стоишь.
— Э, вы там чо? — Повторил он вопрос.
Я высунулся из-за дерева, пустил стрелу навскидку. Расстояние было небольшим, попал, но не наповал. В плечо.
— Сука! — Он закричал больше от боли и негодования, а не чтобы поднять тревогу. Потянулся к своему луку. Пока не понимал, что происходит. Наблюдать за мной ему было тяжело, нужно как-то извернуться.
Я накинул еще одну стрелу, пустил. Она вошла вбок, враг захрипел. Залег, спрятался за настилом. Куда деваться-то ему. Даже если жив кровью истечет.
— Кто ты! Черт!
Я резко рванулся вперед, добежал до ствола дерева, ухватился руками за ветку, подтянулся. Две раны и торчащие древки не должны были дать ему возможность хоть как-то адекватно сопротивляться.
Бебут оставил на земле, в зубах короткий нож.
Подтянулся. Ветви закачались, заскрипели. Я подлетел вверх. Близко, уже рядом.
— А, а… Черт. — его укрытие раскачивалось. Он пытался удержаться, скулил, тяжело дышал.
Я влез выше, увидел его, тянущего саблю. Перехватил нож в руку, шагнул вперед по толстой ветке, держась за более тонкие, что выше.
Дозорный полулежал, привалившись к стволу, лук вывалился из рук, из ран текла кровь. Ее было много. Она заливала его одежду, сочилась вниз к настилу. Он с трудом вытащил саблю.
Миг.
Поднять не успел.
Я был на вороньем гнезде с угла. Пинком отбросил его клинок, нагнулся, уколол раз, другой. Он попытался отпихнуть меня, ударить ногой. Но тело уже не слушалось. Захрипел, все было кончено. Дернулся, глаза закатились, тело осело — труп.
Уф. Отдышался.
Осмотрелся.
Надо его как-то спустить, что ли. А чего церемониться-то. Приподнял, толкнул. Тело свалилось, шлепнулось пару раз о ветки, застряло на высоте полутора метров, повисло. Закачалось.
Сам спустился. Вздохнул. М-да. Труп на дереве бы вытащить, но время. Добрался до воды. Высунулся из-за листвы деревьев, уставился через брод над другой берег реки. Там трое с луками, готовились стрелять — сотник и пара бойцов. Помахал. Один воин исчез, двое оставшихся двинулись ко мне.
Ждал недолго, протянул руку первому, помог взобраться на берег. Это был Тренко Чернов Уставился на меня, грязного и окровавленного. Затем посмотрел на трупы. Покачал головой.
— Как ты их, боярин. — В глазах застыло уважение и недоверие. — Троих, один, да так тихо.
— Там еще с лошадьми, четвертый лежит. Допросить надо.
Я встряхнулся, чуть потянулся. Было холодно, надо влезть в кафтан, согреться. Да, и сапоги… Хотя с ними вроде все неплохо, согрею сам.
— Обмоюсь. — Проговорил. — Пока кони не пошли и поработаем.
Спустился к воде, ловя взгляды сотника и людей, на другом берегу, начавших готовиться к переправе. Черпнул. Смыл кровь с рук, плеснул на рубаху водой. Это бесполезно. С ткани без химии алые пятна в жизни не смоются. Ваньку надо озадачить этой проблемой.
Сделал все, что мог, оторвался от процесса и двинулся в лагерь к этим сторожам. Пленного допросить нужно обязательно. Что у Жука твориться — знание важнейшее.
За спиной моей началась переправа.
Глава 17
— Погоди, боярин. — Тренко догнал. Пошел рядом. — Эка ты их.
Я в ответ пожал плечами. Работа у меня такая. Тренировали не только людей на чистую воду выводить, допросы вести, но и засады вскрывать, посты снимать, и всему же этому противодействовать.
То, что здесь, в этом времени, тело у меня молодое, лишь оболочка. Вы же не знаете, люди служилые, что внутри сидит человек, который бывал в очень и очень многих переделках. Имеет и боевой, и оперативный опыт работы. Так что — дело не простое, снять пост из четырех человек, но вполне подъемное. Были бы более привычные мне, современные средства, под рукой имелись, работа проще шла.
Эх… Мне бы пулемет и бесконечные патроны…
Усмехнулся, фантастика все это.
— Кафтан-то и доспех.
Точно. Я принял все снаряжение. Начал одеваться. Так высохну быстрее, а то не ровен час еще простужусь. В семнадцатом веке воспаление легких не лечат, так что не надо оно мне. Накинул кафтан, сразу как-то теплее стало. Следом юшман. Ремни затянул, покачался на носках. Перекинул ремень с саблей, опоясался. Шапку одел.
Вот, теперь на человека похож.
Был диверсант, стал боярин, воевода. Одежда все же многое дает, недаром по ней встречают.
Добрались вдвоем до лагеря сторожей. Лошади как стояли спокойно, так и продолжали. На нас им было все равно. Привычные они к людям. А то, что не хозяева их, так это… Бывает. Значит, не первый раз конь седока меняет. Не личный он, не боевой товарищ, как мой основной, а просто один из рабочих инструментов.
Подошел к шалашу. Присел над оглушенным. Глянул, пощупал пульс на шее. Жив, но в себя еще не пришел. Поднял, тряхнул, подтащил к дереву, упер. Он начал в себя приходить, застонал, попытался потянуться, но путы держали.
Пару пеньков поставил рядом. Махнул спутнику, садись, мол, поговорим на троих.
Легонько отвесил пощечину пленному. Тот встрепенулся, как ушатом воды окатили. Глаза круглые, ошалелые. Смотрит, понять не может, что происходит, дергается, выпутаться пытается. Мычит, кляп жует.
— Значит так, мил человек. — Я смотрел на него холодно и серьезно. — Сейчас я выну кляп, и если ты вздумаешь орать, то отрежу тебе ухо. Ты меня понял?
Тот закивал, быстро-быстро, уставился на меня, перевел взгляд на сотника, потом опять вернулся ко мне.
— Правило простое. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Нарушил, получил затрещину или в нос кулаком. Ты меня понял?
Он вновь кивнул. На этот раз один раз без суеты.
Я посмотрел на Тренко, тот наблюдал. Сложил руки перед собой. В разговор наш не полезет, ему интересно больше, как я работаю. Но и послушать тоже, куда без этого.
— Что там, без нас с переправой справятся?
— Да, собратья, бойцы опытные. — Ответил он, не отводя взгляда от пленника. — Филорет присмотрит за порядком. Они тут скоро уже все будут. Там на пяточке, где трупы…
Услышав это слово, в глазах пленного я увидел еще больше усилившийся страх. Сотник продолжал:
— Остались, человек десять, может пятнадцать от силы скопиться. Двинуться к нам.
Это хорошо. Как придут, так и решим, что с этим разбойником делать. Ну и, конечно, по его словам оценим полезность. Военнопленный, конечно — что есть, то есть. Но до конвенций еще далеко. А здесь за предательство и пособничество татарам думаю, петля или чего похуже.
Ладно, начали.
— Ты Жуку служишь? — Я неспешно вынул кляп из его рта.
Он моргнул, чуть покрутил головой, закивал.
— Да, г… Да.
— Сколько вас у него?
— Так это, в дозоре-то тут четверо, со мной значит. — Он икнул, побледнел, видимо, понял, что остался один, раз других захваченных людей рядом нет. — Еще двое на мысе, за рекой следят…
— За Воронежем?
— Так есть.
Ага, значит, засекут наших стрельцов. В целом — и так и так было хорошо. Имелся у меня план на оба случая. Главное только для его реализации знать, видели люди Жука стрельцов или нет. Выходит, видели, малость скорректируем и действуем.
— Еще кто?
— Еще дозором вдоль Дона ходят трое. Мало ли чего. А остальные, восемь и сам атаман в поместье должны быть. Ну и мужики с ним там.
— Мужики?
— Работники, холопы, значит, эти… Ну рать посошная. Строють.