— Помню. Недавно же было. — Хотя, если так подумать из-за плотности событий, может и давно уже. Столько всего произошло за эти дни.
— Тут, может, и не сто тысяч, не считал. Но много, очень много.
— Угадал я, сотоварищ. — Я смотрел ему прямо в глаза. — Рад, что назвал ты меня так, за своего наконец-то признал. Это хорошо. Я же тебе тогда сказал, что татар нанять хотят.
— Сказал.
— Теперь не наймут.
— Мало нас. — Покачал головой подьячий. — Мало.
— По крупице сила собирается. Теперь попроще будет.
— До серебра этого людей охочих будет… — Он покачал головой. — Много. Очень много.
— Знаю, Григорий. Знаю. Только это теперь, казна наша.
— Казна? — Он удивился.
— Оружие у нас есть, теперь и казна есть. С татарами разберемся и…
— К царевичу Дмитрию податься хочешь, московит? — Взгляд его был серьезен. — Отомстить за предательство. Кто там тебя к нам с подметными письмами послал?
Кто послал, понять сложно. Мстиславский, которого мой реципиент боялся до дрожи в коленях. С ним поговорить надо. По сей строгости. Не смотреть на то, что князь. Как с равным. А лучше, с позиции силы.
Но в словах подьячего был еще иной смысл. Разобравшись здесь, нужно выбрать сторону, царя на престол сажать. Которого?
К авантюристу и лжецу — вору тушинскому я не пойду. Если первый еще хоть что-то толковое из себя представлял, да и то спорно. Второй — марионетка. Человек бесталанный, вынесенный наверх жадными до власти силами.
Подумать надо. Ой, как подумать о том, что дальше делать.
Рожи эти… что Лжедмитрий, что Шуйский, что бояре за спиной его воду мутящие — все одно. Грязь и змей клубок. Как-то иначе надо. Кого-то с сильной рукой да всем миром на трон сажать.
Кого?
Жив ли еще Скопин? Если память не изменяет — уже нет. Уже отравлен.
— Григорий, подумать надо. Устали мы сейчас. Да и с татарами еще дел много.
— Это верно. — Он погладил бороду. — Давай к делам теперешним от грядущих. Грузиться надо бы.
— Все не влезем.
— Да. Разделиться придется. На два, а то и три хода парома.
— Мыслю так. Тебя тут за главного оставляю. Забираю раненных, самых ценных пленных, троих наших бойцов и Пантелея. Он товарищ надежный, сторожить их будет, как зеницу ока. Лошадей с ценным имуществом. Ну и всех, кто влезет на паром следом. — Я почесал затылок. — А ты с остальными вторым заходом. Не сбегут же.
— Да куда они денутся. — Он вновь уставился на меня. — А с Маришкой чего решил?
— В монастырь напомни, как там отца святого зовут?
— Так, он нам лодки-то и свои давал. Отец при Церкви Успения Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. Зовут Серафимом. Ммм… — Он погладил бороденку. — Серафим Филипьев. Думаю, ждет он нас, за лодки спросит.
— Спасибо. Работаем.
Я поднял Артемия за шиворот, потащил к парому. Подьячий начал раздавать приказы.
— Идем. — Толкнул я пленника.
Боярин стиснул зубы, нога его сильно беспокоила, но кое-как перемещался. Лицо злое, негодующее. Не привык, чтобы так с его персоной обращались.
— Пантелей! — Громко выдал я.
Здоровяк был тут как тут.
— Чего, боярин.
— Задача тебе, важнейшая. Вот этот хмырь. — Я указал на Артемия. — Потом татарин, которого мы в лесу на хуторе схватили и еще один, здесь в плен его взяли. Тоже степняк какой-то. А еще лысый такой, с хутора, рука раненная. Которого мы с тобой в винокурне нашли. Их в первую очередь погрузить. Стеречь. Головой отвечаешь.
— Понял, боярин. Только это. — Он чуть смешался. — Лысый плох совсем. Еле ковылял. Рана кровит.
М-да, медицина же здесь не к черту. А я ему вчера прилично так руку рассек. Перевязать-то перевязали, но гемостатиков же нет. Шить — это лекарь нужен, а его среди наших не было. До кремля воронежского дойдем, там что-то можно думать. А крови потерял он действительно много. Еще и заражение могло начаться. Помрет. Нужен ли он мне? Допросить стоит. Но если не довезем, да и черти с ним. Невелика персона.
— Понял. — Я после коротких раздумий, кивнул Пантелею. — С лысым тогда, ну как выйдет. Но остальных трех, чтобы… Как самого себя.
— Сделаю, боярин.
Я обошел всех, раздал указания. Начали грузиться. Сам завел лошадь с трупами Маришки и чертей. Следом большинство вьючных животных, на которых было добро с Колдуновки. Взял охрану, лошадей вновь обретенных. Плотно мы встали. Паром прилично осел в воде.
Вроде все готово.
— Тебя как звать-то. — Я подошел к уже слегка подсохшему паромщику.
Он занял место у руля и смотрел с ужасом на происходящее. Больше всего его беспокоил вид Маришки. Тело перекинутое через седло, внушало настоящий ужас.
— Я-то, это… — Он затрясся еще сильнее. — Боярин, я-то, это…
— Ты не бойся, паромщик. — Подмигнул ему. — Издохла ведьма. Везем в храм, чтобы там сказали, как тварь эту хоронить верно, чтобы людей больше не пугала и не мучила.
— От те крест, боярин. От те крест. Спасибо. — Паромщик отбил челом, низко поклонился. — Никита Иванов, я.
— Давай, Никита, трогай. И скажи, что за переправу мы тебе должны? — Я пристально смотрел на него.
— Так это. — Он замялся. — Тут лошадь пулей убили. Прямо в морду ейную попали.
— И? — Я поначалу не очень понимал, к чему он клонит.
Но здесь до меня стало доходить.
— Если ее заберу, то хватит этого.
М-да, люди смутного времени питались плохо. Свежий труп лошади, считай туша. Это и сытный обед, и прилично денег, которые можно выручить за шкуру и мясо. Вряд ли даже имея большую семью, этот человек умудрится съесть и обработать все мясо. Даже завялить на будущее. Но продать в городе, точно получится.
— Договорились, Никита. Давай, правь свою машину на другой берег.
Пришлось подтолкнуть, слишком уж низко села деревянная конструкция. Цепляла дно у берега. Еще пара минут и, наконец-то…
Мы двигались через реку.
Здесь она была достаточно широкой, но до привычного мне, километрового в ширину водохранилища далеко. Паром шел медленно, Никитка держал руль. Двигалась вся конструкция, используя течение реки. Самоходом. Изобретение гениальное, ни весел, ни двигателя парового. Тянуть ничего не нужно. Только канаты и руль. Медленно, но усилий почти никаких.
Я стоял, смотрел на холмы, на город и думал. О грядущем.
Усталость брала свое, последние дни спал урывками, хотя перед ночным рейдом отдохнул сам и приказал людям поспать. Но все же мысли шли неспешно.
С Маришкой покончено. Это второй шаг на пути к очищению округи от бандитов. Первый был там, в кремле, в самом Воронеже. Но Маришка — удар в самое сердце разбойничьей гидры. Побили многих, пленных взяли. Те, кто разбежался, да и хрен с ними. Вряд ли смогут собраться и сплотиться.
И самое важное — страх, что ведьма верховодит налетами пресечен.
Дальше? Раз посыльного из Москвы с деньгами для татар я перехватил — надо его допросить. Надо всех этих четырех расспросить. Разных, но интересных по-своему. В первую очередь того лысого, а то не ровен час — отдаст богу душу. Или… Дьяволу? Все же он с чертями якшался, хоть и переодетыми.
Следом Артемия — он самый интересный. Татарин говорить не будет, он уже это обозначил. Пытать его? Сам не хочу, поручить кому-то из людей воеводы — можно. Почему нет. Еще один степняк, что с отрядом послов шел — персона интересная. Может таковой оказаться.
Поговорить обязательно надо.
А еще поспать хотелось бы. Поспать пару часиков.
Ничего, Игорь — на пенсии спал, теперь отрабатывать пора. Улыбка от воспоминаний прошлой жизни появилась на лице.
Ладно, что дальше, что еще?
Жук! День или два. Подготовимся и накроем его логово. Если не сбежит. Стоит ли торопиться? Он татар ждет, силу чувствует. Вряд ли отступать будет, даже если узнает, что Маришке конец. Но вот если поймет, что серебра не будет, что тогда? Вопрос открытый.
Что его с татарами связывает, как он с ними взаимодействует — пока не ясно. Письма из Колдуновки могут прояснить ситуацию.
Француз — здесь все просто. Деньги заплатить ему теперь есть. Будет учить. Основной вопрос — кого? Воронежский гарнизон. И что мне с того? Из него только малую долю людей взять удастся. Для дальнейших действий. Если совсем хорошо все сложиться — треть. А это, ну человек двести. Больше не смогу. Город без защиты оставлять нельзя.
Наш уговор. Пари, как сказал этот иностранец. Через семь дней поединок. Покажу этому европейцу, что на Руси есть хорошие фехтовальщики. Погляжу, что он стоит.
Сотники, атаманы и прочий местный бомонд. К завтрашнему дню они людей обещали собрать. Можно сегодня шороху навести. Можно, все же, на уступки пойти и дождаться. Никаких перебежчиков поутру мы не встретили. Мог ли ночью кто-то из сбежавших с Колдуновки пересечь реку, войти в город и предупредить нужных людей. В теории да. На практике — сомнительно. Как-то уж слишком быстро и четко для разбойников. Это у него лодка должна быть припрятана — раз. Знать должен, как в город войти ночью — два. Либо с самого утра туда зайти, человека связного найти. А я их всех в застенок посадил.
Но с этими шестерыми ухо надо держать востро. Как явлю городу Маришку, здесь вот все и завертится. Смотреть надо будет. Кто как себя поведет.
А дальше?
Татар остановить. Как? Допросы покажут. Мысли есть, конечно, но скорректировать план точно придется. Нужно знать, когда и какими силами они сюда придут. И что делать будут, если поймут, что Маришкины люди город им не отроют. А может быть, и Жук к этому времени сбежит или мы его схватим.
Потом на север.
Вздох как-то сам вырвался из груди.
Отечество мое в огне. Если верно помню историю, и временные ее рамки текущих событий, то скоро войска Шуйского пойдут на деблокирования Смоленска. Позорно проиграют битву при Клушине. Это раз. Лжедмитрий будет воевать с войсками поляков. Это два. Татары ударят ему в тыл, но толкового ничего у них не выйдет. Как обычно, все закончится грабежом юга России и уходом степняков к себе на полуостров.