– О, привет, Редж. Мы тут проводим дружественный футбольный матч. Парни, знакомьтесь, это констебль Башмак.
«Мы тебя запомним, легавый», – сообщили пятьдесят пар глаз.
Редж бочком вышел из-за угла, и глазам собравшихся предстала стрела: пройдя сквозь нагрудник, она на несколько дюймов торчала из спины Реджа.
– Небольшие неприятности, капитан, – доложил констебль Башмак. – Я подумал, лучше сходить за тобой. Налицо захват заложников…
– Иду немедленно. Ребята, прошу извинить. Поиграйте между собой, ладно? И надеюсь встретиться со всеми вами во вторник на пикнике. Поедим горячих сосисок, споем пару-другую гимнов.
– Угу, сэр, – отозвался Великий Пихала.
– А капрал Ангва постарается выкроить время и научить вас походному вою.
– Точняк, сэр, – отозвался Подонок Гэв.
– Ну а теперь… Что мы всегда делаем, перед тем как разойтись? – с ожиданием в голосе спросил Моркоу.
Элитные бойцы клана Проныр смущенно посмотрели на элитных бойцов клана Пролаз. В обычных обстоятельствах их ничто не могло смутить: любое проявление страха грозило немедленным изгнанием из банды. Но во времена создания клановых правил никто и предположить не мог, что в один прекрасный день на горизонте появится Моркоу.
Впившись друг в друга взглядами, недвусмысленно выражавшими: «Скажешь кому – убью», мальчишки вскинули указательные пальцы на уровень ушей и хором выкрикнули:
– Виб-виб-виб!
– Воб-воб-воб! – воодушевленно откликнулся Моркоу.
– Слушай, как ты это делаешь, а? – немного погодя спросил констебль Башмак, поспешая за широко шагающим капитаном Городской Стражи.
– О, все очень просто! Просто поднимаешь обе руки, вот так, – ответил Моркоу. – Но, пожалуйста, никому не говори, потому что это тайный сиг…
– Но они же настоящие бандиты, капитан! Душегубы, только маленькие! Разбойники, воришки и…
– Да-да, конечно, иной раз их заносит, но если копнуть поглубже, то увидишь, что в душе они вовсе неплохие ребята.
– Копнуть? Да они сами кого хочешь зароют! А господин Ваймс в курсе… ну, что ты тут с ними?
– Вроде как. Я сказал ему, что хотел бы открыть клуб для уличных мальчишек. Он ответил, что не возражает, но при одном условии: что я устрою им поход с ночевкой на самом краю очень крутого обрыва, и желательно, чтобы в ту же ночь случилось землетрясение посильнее. Но он всегда говорит нечто подобное. Его уже не изменишь. Кстати, где заложники-то?
– Опять у Вортинга, капитан. Но сегодня… вроде как совсем плохо…
Когда стражники скрылись за углом, Проныры и Пролазы обменялись настороженными взглядами. Затем быстренько разобрали оружие и как можно незаметнее, озираясь по сторонам, покинули место сборища. «Не то чтобы мы не хотели устроить тут хорошую драчку, – всем своим видом старались сообщить они. – Просто у нас есть дела неотложной важности, так что мы сейчас пойдем и выясним, что же это такая за важность».
В доках царила необычная тишина: ни тебе криков, ни перебранок. Люди слишком глубоко погрузились в размышления о деньгах.
Сержант Колон и капрал Шноббс, прислонившись к штабелю досок, наблюдали за человеком, чрезвычайно старательно выписывающим на носу судна новое название: «Гордость Анк-Морпорка». Рано или поздно он обязательно заметит, что пропустил мягкий знак, и они уже предвкушали небольшое развлечение.
– А ты когда-нибудь был в море, сержант? – спросил вдруг Шноббс.
– Ха, ну уж нет! – отозвался Колон. – Чтобы я добровольно отправился кормить рыб?
– Во-во, – поддакнул Шнобби. – Всех на свете не накормишь. Самому мало.
– Правильно.
– Лично я даже и не думал никогда кормить рыб. Что я, дурак, что ли?
– Вот только ты не знаешь, что на самом деле означает фраза «кормить рыб», а, капрал?
– Честно говоря, сержант, не знаю.
– Это когда корабль отправляется на дно – и ты вместе с ним. А такое случается часто. Проклятому морю доверять нельзя. Когда я был маленьким мальчиком, у меня была книжка про такого же маленького мальчика, так вот, он превратился в русалку и поселился на дне морском…
– …Вот уж он там рыб накормился…
– Угу, и, кстати, рыб там было хоть отбавляй, но все такие добрые и говорящие. И розовые ракушки были, и все такое. А потом я поехал на каникулы в Щеботан и в первый раз увидел море; и подумал тогда: ага, сейчас и мы попробуем. В общем, не будь моя мамаша легкой на подъем, не знаю, чем бы все закончилось. Ну, тот пацан из книжки просто умел дышать под водой, но мне-то откуда было это знать? Одним словом, брешут все про это море. Что в нем особенного? Тина да всякие крабы гадостные.
– А вот дядя моей матери был моряком, – вставил Шноббс. – Но потом его перевербовали, сразу после той большой эпидемии, ну, помнишь? Фермеры напоили его допьяна, а очнулся он уже привязанным к плугу.
Некоторое время стражники любовались «Гордостью».
– Похоже, грядет большая драка, сержант, – заметил Шноббс, когда художник принялся выписывать завершающую «а».
– Да какое там… Клатчцы – это кучка трусов, – уверенно заявил Колон. – Стоит им отведать холодной стали, как они сразу удерут обратно в свою пустыню.
Сержант Колон был широко образованной личностью. Он посещал школу под названием «Мой Отец Всегда Говорил», а также колледж «Ясно Дело, Так И Есть», а к описываемому периоду с отличием окончил университет «Как Сказал Мне Один Парень В Трактире».
– Стало быть, ты считаешь, что в бою с ними мы отличимся без проблем? – спросил Шноббс.
– Конечно, у нас же совсем разный цвет кожи, – веско сообщил Колон. – По крайней мере, у меня с ними, – добавил он, внимательно изучив разнообразные оттенки капрала Шноббса.
Вряд ли на Плоском мире существовало хоть одно живое существо того же цвета, что и капрал Шноббс.
– Констебль Посети довольно-таки смуглый, – согласился Шноббс. – Но я что-то не замечал, чтобы он от кого-то удирал. Скорее наоборот: если есть хоть малейшая надежда всучить какому-нибудь простофиле религиозный буклет, старина Горшок вцепляется в беднягу прям как терьер.
– А вот омниане на нас больше похожи, – возразил Колон. – Горшок же омнианин. Конечно, он не без странностей, но в целом очень похож на нас. Частями тела, ну и так далее. А вообще, клатчца сразу можно узнать по тому, насколько часто он употребляет слова, начинающиеся с «ал». Верный признак. Ведь именно клатчцы придумали все слова на «ал». К примеру, ал-коголь. Понятно?
– Так это они изобрели пиво?
– Ага.
– Умно.
– Да при чем тут умно? – Сержант Колон лишь сейчас осознал, что допустил тактическую ошибку. – Просто им повезло.
– А что еще такого они открыли?
– Ну… – Колон порылся в памяти. – Есть еще ал-гебра. Это вроде когда к цифрам еще буквы всякие пишутся. Для… для тех, кто цифры плохо понимает.
– Че, правда?
– Абсолютная, – кивнул Колон. Теперь, когда он снова ощутил под ногами твердую почву, в его голосе значительно прибыло уверенности. – А еще один университетский волшебник как-то рассказал мне, что есть такая штука, «ничего», ну, ты наверняка знаешь, так вот, ее-то клатчцы и придумали. А я его и спрашиваю: «Как так? То самое ничего?» – «Ага, – говорит. – Это и есть их большой вклад в архиметику. А именно – ноль».
– И в самом деле, похоже, не шибко умные люди-то, – заметил Шнобби. – Я вот тоже, к примеру, ничего не изобрел. Этак каждый может.
– К чему я и веду, – поддержал Колон. – Я этому волшебнику говорю: есть, мол, люди, которые придумали, допустим, четыре… или… или…
– …Семь…
– Точно, семь. Вот эти люди – настоящие гении. А ничего изобретать не надо. Оно и так есть. Клатчцы просто-напросто нашли его.
– У них там целая пустыня этого самого ничего, – согласился Шноббс.
– Во-во! Верно сказано. Пустыня. Которая, как известно всякому, представляет собой, в общем-то, ничто. То есть является для этих клатчцев естественным источником сырья. Верная мысль. А мы – мы гораздо цивилизованнее, у нас кругом много чего, и все надо считать, вот мы и изобрели числа. Это как… ну, еще, к примеру, говорят, будто клатчцы изобрели астрономию…
– Ал-трономию, – поправил Шноббс.
– Нет-нет… Нет, Шнобби, к тому времени они уже выучили букву «с» – скорее всего, у нас стырили… Короче, они должны были придумать астрономию, потому как на что еще им смотреть, если не на небо? Любой дурак может таращиться на звезды и придумывать им имена, так что называть это «открытием» будет чересчур. Одно дело – изобретать, и совсем другое – таблички с надписями развешивать.
– А еще, я слышал, у них целая куча всяких разных странных богов, – сказал Шноббс.
– Ага, и чокнутых жрецов, – поддержал Колон. – Их хлебом не корми, дай пену изо рта попускать. И во что только эти клатчцы не верят, буквально во всякую ерунду!
Протекла еще минута, в течение которой собеседники в молчании следили за действиями художника. Колон предвидел следующий вопрос и боялся его.
– Так чем же они все-таки от нас отличаются? – поинтересовался Шноббс. – Я потому спрашиваю, что некоторые наши священнослужители тоже…
– Знаешь, Шнобби, мне, может, показалось, но твой голос звучит как-то не совсем патриотично, – сурово оборвал его Колон.
– Что ты, конечно, показалось! Я просто спросил. Я же вижу, они гораздо хуже нас – они же иностранцы и прочее в том же роде…
– И, само собой, им бы только чью-нибудь кровь пролить, – добавил Колон. – Да своими кривыми мечами помахать – гады кровожадные.
– То есть… Ты хочешь сказать, они так и норовят кровожадно напасть на нас, трусливо убегая от холодной стали, которой только что отведали? – уточнил Шнобби, память которого предательски точно фиксировала все нюансы предыдущей беседы.
– Я хочу сказать, что доверять этим клатчцам нельзя. А после еды они рыгают как слоны.
– Ну… ты тоже рыгаешь, сержант.
– Да, но я не выдаю это за хорошие манеры.
– Хорошо все-таки, что у нас есть ты, сержант. Ты так все хорошо объясняешь, – покачал головой Шнобби. – Просто поразительно, сколько всего ты знаешь.