Взяв на хозяйской конюшне лошадей, Юний прихватил с собой Арминия и понемногу оправившегося от раны Эрнульфа. Мог бы, конечно, их и не брать, да только путешествовать одному, без слуг, считалось зазорным для любого мало-мальски приличного человека, а Рысь относил себя именно к таковым. Все ж таки юрист, а не пугало огородное!
Тусклый солнечный свет размазывал по мокрой траве скользящие тени всадников, под копытами коней хлюпала жирная грязь. Махнув рукой на бесполезную дорогу, Юний свернул, срезая часть пути лугом, приятно-зеленым, с желтыми солнышками мать-и-мачехи и сверкающими зеркалами проплешин-луж. В лужах отражалось низкое желто-серое небо и летящие клином птицы – журавли или аисты.
Когда впереди показалась деревня, Юний осадил коня на поскотине и, обернувшись к своим спутникам, предупредил:
– С деревенскими по пути не болтайте.
Эрнульф усмехнулся:
– Да мы и не думали, патрон. С чего ты взял? Вообще-то мы зря здесь встали – слишком уж открытое место. Привлекаем внимание.
– Тогда едем, – согласился Рысь. – Арминий, ты чего такой кислый?
– Да так. – Здоровяк отмахнулся и сконфуженно покраснел.
– Приставал вчера ночью к кухарке, – мстительно пояснил Эрнульф. – И так оглушительно, что мешал всем спать.
– Молодец! – Юний подмигнул Арминию, от чего тот еще больше сконфузился. – Ну и как успехи?
– Да так…
– Никаких, говоря по правде! – снова встрял в беседу Эрнульф.
Юний рассмеялся и, подогнав коня, выехал на широкую дорогу, ведущую мимо постоялого двора Эрлоина и дальше, за околицу деревни.
Когда проезжали, распоряжавшийся во дворе слугами корчмарь заметил их и даже помахал рукою, но разговаривать не стал, слишком уж далеко было, да и не выказывал он никакого интереса к беседе. Сейчас Эрлоина заботило куда более важное дело, нежели встреча гостей. Тризна! Вот о чем болели головы у всех жителей деревни. Казалось бы, не такое уж и сложное дело – Рысь читал у Тацита о том, что на похоронах германцы вовсе не стремятся к особой пышности, сжигая на погребальном костре одно лишь оружие покойного, иногда коня. Курганов не насыпают – берегут пашни, с таким трудом отвоеванные у леса, и довольствуются лишь небольшим холмиком из дерна. Также на могилах не ставят пышных памятников и надгробий, считая, что все это будет давить на погребенного. В общем, по мнению молодого юриста, похоронная церемония у местных жителей в тщательной подготовке не особенно-то нуждалась. Так, собрать лесин для костров – да мало ли поблизости сухостоя?
– Интересно, где захоронят убитых? – проехав корчму, задумчиво протянул Юний. – Наверное, близ священной рощи, где всегда.
– Может быть, – тронув поводья коня, Эрнульф подъехал ближе к патрону. – А могут и выбрать другое место – уж больно много погибших.
– Посмотрите-ка! – вдруг воскликнул Арминий. – Не там ли вилла бедняги Гретиария?
Он показал рукой на дымящиеся остатки ограды и срубов, маячившие впереди, за вырубленным орешником. И кому он помешал?
– Да, похоже, это так и есть, – присмотревшись, согласно кивнул Рысь. – Вот не повезло бедолаге! Гляди-ка – одно пепелище.
Подъехав ближе, всадники спешились, и Юний, передав поводья Арминию, подошел к высокому шалашу, наскоро устроенному из жердей и еловых веток. Внутри, у сложенного из круглых камней очага, на маленькой скамеечке кутался в старый плащ седой ветеран – сухощавый, но все еще крепенький, сильный.
– Аве, уважаемый Гретиарий.
Хозяин сожженной усадьбы поднял глаза и улыбнулся, узнав гостя:
– Рад, что заглянул ко мне, Юний. Как видишь, мне даже негде принять столь уважаемого посетителя.
– Ничего, – входя, усмехнулся Рысь. – Главное – жив ты сам и жива твоя супруга.
– Да, – Гретиарий горестно покивал. – Жаль, разбежались рабы… Правда, остались колоны и арендаторы. Так что еще не все потеряно, еще отстроюсь. Зять должен помочь. У меня дочь в Вангионах, замужем за Валерием Фусом, торговцем скотом, может, слыхали?
– Слыхали. – Юний уселся на предложенный пень. – Может, пока строишься, поживешь на постоялом дворе?
– Нет. – Гретиарий упрямо сжал губы. – Трактирщик Эрлоин – варвар, как и все в их деревне. А у нас тут, на границе, испокон веку так было: римляне и варвары – отдельно. Это в городах все перемешалось, так что уже и не поймешь, где варвар, а где римлянин. Здесь – наоборот.
– То есть отношения у тебя с Эрлоином плохие?
– Да их вообще нет, – усмехнулся ветеран. – Они, то есть деревня, сами по себе. Ну, римскому правлению, подчиняются, конечно, а так… – Гретиарий проследил, как вошедший с улицы слуга осторожно поставил на очаг медный закопченный котел.
– Сейчас поспеет похлебка, – кутаясь в плащ, поежился старый легионер. – Надеюсь, ты и твои люди не побрезгуете разделить со мной простую солдатскую пищу?
– Не побрезгуем, – кивнул Рысь. – У нас, кстати, найдется вино – Арминий захватил в дорогу баклажку. Эй, Арминий, а ну, тащи сюда вино!
– Славно! – Гретиарий от души улыбнулся, видно, старому вояке было приятно чужое внимание.
Вместо кружек нашлись березовые туеса, быстро скрученные старыми слугами Гретиария, рубиновая струйка вина полилась в импровизированные бокалы, в котелке вскоре забулькало аппетитное варево.
– Желаю тебе процветать, уважаемый Гретиарий! – от души пожелал Юний. – Слышал, вдова Кальвизия хочет поделиться с тобой семенным зерном?
– Да, обещала. Славный был человек Кальвизий… Жаль, мы раньше с ним не очень-то часто встречались.
– А что так?
– Мы ведь служили в разных легионах… Он – в «Примигении», я – в «Августе».
– А, – вспомнил Рысь, – тогда ты должен хорошо знать Октавия Лепида.
– Да знаю, правда, не так хорошо, – отмахнулся ветеран. – И Октавия, и моего соседа, Теренция, с которым хотел уж было судиться из-за спорной межи. Теперь уж и не знаю, кому достанется его участок?
– Наверное, наследникам…
– Если они остались в живых, ведь, похоже, варвары там перебили всех. Спасибо мальчишке, Виницию, если б не его предупреждение, и нас постигла бы та же судьба. А так… – Гретиарий неожиданно улыбнулся. – Пусть сожжен дом, зато осталось и угнанное в лес свиное стадо, и земля. А есть земля – найдутся и арендаторы. Тем более теперь уж мне с Теренцием не судиться.
– Его что – всего пожгли?
Ветеран мотнул головой:
– Да уж, не то слово. От виллы одни головешки остались… впрочем, как и от моей. Словно бы кто специально вредил…
– Это как? – насторожился Юний. – Варвары – они и есть варвары, им бы жечь да грабить!
– Э, не скажи, уважаемый! – Старый легионер покачал головой. – Бывало и раньше, налетали из-за речки, не так сильно, конечно, как в этот раз, но все же… Однако чтобы все до последнего сарая спалить, да еще и кусты и орешник вырубить – это ж не жалко времени было! Словно бы кто очень бы хотел, чтоб и Теренций, и я поскорее отсюда убрались. Ну, Теренцию теперь ничем не поможешь… Там, на месте его виллы, легионеры разбили лагерь. Говорят, должны вот-вот подойти еще несколько когорт из Могонциака.
– Восьмой легион? «Августа»?
– Они… Вся жизнь отдана легиону!
– Ну да, – согласился Рысь. – Legio – patria nostra! Ты ведь получил этот участок земли пять лет назад, уважаемый Гретиарий?
– Нет, пяти еще, пожалуй, не будет, – ветеран зашевелил губами, – ровно четыре года и восемь месяцев.
– Четыре и восемь, – задумчиво повторил Юний. – Там, у вас в легионе, есть такая лысая канцелярская крыса с оттопыренными ушами…
– А, – старый легионер засмеялся. – Вон ты о ком… Папирий Мус – есть такой. Хитрый, как десять лис. Выделил мне этакую неудобь, хотя, как думается сейчас, нашлись бы места и получше.
– Что же этот Папирий не мог как следует провести межевание? Эвон, почти у всех ветеранов здесь проблемы, если не меж собой, так с деревней.
– А кто его знает? Может, не смог, а может, не захотел. Да наверняка этот хитрован сюда и не ездил, послал какого-нибудь раба…
– Говорят, Папирий приятельствует с трибуном Верулой, – немного помолчав, как бы между прочим промолвил Рысь.
В ответ ветеран лишь покачал головой:
– Не знаю. Верула ведь появился здесь лет пять назад, как раз когда я оставил службу. Говорят, он протеже самого Максимина Фракийца, а уж тот имеет большое влияние в Риме.
Юний кивнул – о Фракийце он слыхал и раньше, даже видел несколько раз, но лично знаком не был. Знал, что Максимин раньше был пастухом, выделяясь храбростью, красотой и статью, затем, еще при императоре Септимии Севере, начал военную службу, сначала – в коннице, потом – в личной охране цезаря. Всего добился сам – своим умом и силой. Александр Север тоже доверял ему и назначил трибуном четвертого легиона.
Что за человек Максимин? Юний не смог бы сказать наверняка. Не лизоблюд, это точно, однако довольно хитер и себе на уме. Просто так, за красивые глаза, должностей не получают.
Откушав с Гретиарием похлебки, Юний поблагодарил его за кров и пищу и долго прощался, дожидаясь, пока давно вышедший из шалаша Эрнульф договаривается с немногочисленными слугами ветерана. Просил он их об одном – по возможности приглядывать за постоялым двором и, если случится оказия, сойтись поближе с тамошними слугами. Договорившись, юноша заглянул в шалаш: попрощался с хозяином, а заодно кивнул Рыси – дело сделано.
– Да, – отъехав от шалаша, Юний грустно качнул головой. – Не много же мы здесь узнали.
– Может, слуги чего вызнают? – Эрнульф подъехал ближе. – Ну, конечно, не сразу…
– Вот то-то и оно, что не сразу. – Рысь закусил губу.
Необходимо было поторапливаться – незнакомку могли казнить, и очень даже скоро. Что привлекало Юния в этой девчонке, ведь он даже толком не рассмотрел ее лица? Только песня… Песня с далекой родины. Была в ней – и в песне, и в девушке – какая-то тайна, которую так хотелось разгадать. Очень хотелось. Ведь Ант Юний Рысь, юрист и гражданин великого Рима, все же где-то в глубине души оставался варваром из далекого северного края, где плещется окруженное сосновыми лесами Нево – огромное озеро-море, – где