Герцог начал бледнеть. Синеватая бледность стекала от черных волос по щекам, к подбородку, узкие губы разошлись, явив огромные клыки; казалось, еще секунда, – и он вцепится мне в горло.
Этого однако не случилось. Борджа выпрямился, вытянул руку, и в нее вложили мой обрез. Он осмотрел оружие, потом вытянул в мою сторону.
– Отстрелить тебе нога? Или рука?.. Лучше между ног. Сразу стать разговорчивый.
Он ткнул меня стволом в пах и спустил курок. Ничего не случилось.
Помойники на краю канавы заржали, загоготали. Один вытащил здоровую трубу, приставил на манер пениса и покачал многозначительно – дескать, не хочешь ли с моим попробовать?.. Герцог кивнул в их сторону.
– Перебить мразь!
Три вампира направились к канаве, а Борджа принялся вертеть в руках мой «шеффилд». Он изучал ружье с тем же недоумением, что и комиссар Фурсей; будто не доверяя зрению, ощупывал приклад и шарил под стволом в поисках магазина. Но магазина и обоймы с патронами не было, только гладкая поверхность дерева и вороненой стали. Герцог попробовал переломить ружье, чтобы добраться до казенной части, но и тут не получилось. Он давил все сильнее и сильнее, а его бойцы вытягивали с любопытством шеи и пучили глаза. «Шеффилд», однако, не поддавался.
– Смотри, синьор, не надорвись, – промолвил я.
Метнув в мою сторону яростный взгляд, Борджа прошипел:
– Чтобы резать тебе яйца, падаль, и нож годится! – Затем повернул ружье дулом к себе и заглянул в ствол, бормоча: – Порка мадонна! Оно не заряжено! Оно игрушка без пуль!
Ошибся, упырь, ошибся! И была та ошибка последней, ибо моему обрезу вампирские тайны не нужны…
Грр-рау! – рявкнуло ружье, и герцог без крика свалился на землю. Без крика и без черепа, только нижняя челюсть осталась. В этот момент всеобщего ошеломления сидевший у канавы помоечник вскинул свою трубу и жахнул по герцогским бойцам гранатой. Провыли надо мной осколки, завопили раненые, повалились мертвые, а я выдернул руки из лап упырей, перекатился набок, подмял под себя вурдалака и дотянулся до катаны. Вскочил, наступив вампиру на ладонь, услышал, как захрустели его пальцы, и процитировал герцога – только с небольшой поправкой:
– Отрезать тебе ногу? Или руку? Или между ног?
Но отрезал я голову. Так надежнее.
А от канавы уже бежали помоечные мужички, и были их глаза не мутными, а рожи – не одутловатыми. Пламя горело в тех глазах, и был их бег стремительным, натиск – свирепым, а рука – безжалостной. Все лучшие были здесь, первый и второй десяток: Жора Тесленко и Ваня Безродный, Полозов и Есин, Ким и Стругин Пал Семеныч, Шека Губайдуллин, Пиворюнас, Клячкин, Саркисян и их ученики.
Добежали. Вскинули оружие…
И пошла у нас московская резня бензопилой, такая пошла мясорубка, какой не увидишь в «Убить Билла» и прочей хламоте, что выпускает Голливуд. Нет, судари мои, не увидишь! Потому как у них в Голливуде трюки да игра, а у нас в России все по-настоящему. Резать так резать, стрелять так стрелять! Бензопилы, правда, не было, зато садили из базук и бронебойных ружей, жгли напалмом из огнеметов и поливали белым фосфором. В свалке пустили в ход секиры и клинки, цепи и трубы, и поднялись над Кунцевской свалкой вой и стон, рев и грохот. Сшибались палаши с мясницкими ножами, с жадным чмоком входила в горло сталь, летели ноги в ботинках и туфлях и руки, еще сжимавшие оружие, падали головы, ломались кости и кровь лилась, как клюквенный сироп из треснувшей цистерны. Обитатели свалки в ужасе попрятались, но гипсовые пролетарские вожди смотрели на бой одобрительно и будто бы с легкой насмешкой: мол, мы и не такое повидали! Повидали, само собой, даже танки на московских улицах и штурм Белого дома! Что после этого резня на заброшенной свалке? Что вампиры-кровососы в Спасской башне? Так, шелуха от семечек…
Схватка длилась минут пятнадцать. Пленных в ней не брали, пощады не давали, и ни один из вурдалаков не ушел. Разделавшись с последним очагом сопротивления, два десятка Забойщиков собрались вокруг магистра. Ученики бродили по территории, стаскивали головы и трупы к статуям вождей, добивали прислужников. Крепкие у нас ученики, упрямые! Кое-кто из них был ранен, и все едва держались на ногах от напряжения и усталости.
– Тесленко, вызови транспорт, – распорядился магистр. – Саркисян, осмотришь раненых. За молодыми проследи, пусть смоют вурдалачью кровь. Не нужны нам язвы и гангрена! Губайдуллин, свяжись с полицией и прессой, проинформируй и скажи, что акция завершена, могут выезжать. Пал Семеныч, ты останешься на опознание. Кто у нас комиссарит в этом округе?
– Гаврюченков, – подсказал Стругин. – Энергичный, деловой и не мудак. Хотя, конечно, бывает…
– Вот-вот, бывает! – подхватил магистр. – А потому проверь, чтоб вампов всех пересчитали и занесли в протокол. За каждого премия положена! Пока твой счет с комиссаровым не сойдется, протокол не подписывай!
– Слушаюсь, Михал Сергеич, – отозвался Стругин.
– Тогда все. Остальные свободны.
Я вытащил платок и флягу со святой водой, протер лицо и руки от ядовитой крови. Потом разыскал свой плащ и ружье. Сполоснул его тоже, чтоб «шеффилд» не гневался, побывав в вампирных лапах. Коснулся царапины на прикладе, вздохнул и сказал:
– Поторопился ты, дружище, снес герцогу башку… А с Тайной что? Как мы ее теперь узнаем? Только на графиню вся надежа…
Подъехали наши автобусы, черная «Волга» магистра и передвижной санитарно-помывочный пункт. Саркисян погнал к нему учеников. Губайдуллин бубнил что-то в трубку, Стругин с озабоченным видом пересчитывал убитых. Пиворюнас отгонял обитателей свалки, решивших пощупать карманы мертвых упырей. Другие мои коллеги отряхивали пыль с одежды, мылись и чистили оружие. Магистр забрался на холм из покрышек и стоял там, опираясь на клинок, – следил за порядком.
Сунув ружье под плащ, я направился к «жучку». Роскошный герцогский «Роллс-Ройс» с тонированными стеклами был рядом и блестел как новогодняя игрушка. Богатый трофей, подумал я и оглянулся в поисках Тесленко. Он у нас заведует трофеями.
Но тут задняя дверца машины открылась, явив свету женские ножки необычайной красоты и стройности. За ножками появился край узкой юбки, темноволосая головка в шляпе с вуалью, а затем и все остальное. Дама была высокой и грациозной. Строгий черный костюм с оранжевыми рюшами на груди, бледное лицо, скрытое вуалью, яркие карминовые губы и жгучие мрачные глаза делали ее неотразимой и загадочной. И очень знакомой!
– Какая встреча! – восхитился я и потащил из-под плаща обрез. – Сама графиня Батори! – А про себя подумал: кто-то мне сегодня ворожит!
– Не нужно оружия, Дойч. – Резким жестом она откинула вуаль. – И убивать меня не нужно. Убьете – и ничего не узнаете.
– А вы намерены кое-чем со мною поделиться? – спросил я, заглядывая в салон «Роллс-Ройса». Там никого не было, только прислужник на месте водителя. Он съежился от страха.
– Намерена. Теперь, – ответила она, сделав ударение на последнем слове.
– Отчего же не раньше?
– Оттого, что раньше нас было трое, а теперь осталась я одна. Но не будем предаваться пустословию… Вы готовы поехать со мной, Забойщик?
– Для чего? Объясниться мы можем и здесь.
Мадам графиня сморщила изящный носик.
– Здесь? На этом грязном вонючем пустыре? На глазах у сотен оборванцев? Помилуйте, Дойч! О таинствах беседуют в другом месте. При свечах, в уютных креслах, с бутылкой старого вина… Обстановка должна быть подобающей. Мы ведь собрались не скачки обсуждать и не выборы в вашу Думу!
Пожалуй, она была права. Заставив смолкнуть голос осторожности, я опустил ружье и буркнул:
– Хорошо. Поезжайте вперед, а я за вами.
– Это куда? – послышался скрипучий голос. Графиня вздрогнула – к нам шел магистр. Глаза его мерцали как у кошки, завидевшей воробья. – Куда собрался? – повторил он.
– На романтический завтрак при свечах, – сообщил я. – Мадам желает поделиться кое-какой информацией.
– Вот как!
Магистр развернулся всем корпусом и уставился на мою клиентку. Руки его сжимали палаш, и казалось, что он сейчас решает, прикончить ли графиню на месте или дать ей помучиться неизвестностью.
Эльжбета Батори побледнела.
– К-как поживаете, магистр? – произнесла она дрожащими губами.
– Вашими молитвами… – Он вытащил клинок на треть и с лязгом вогнал его в ножны. – Что вы здесь делаете?
– Я приехала с герцогом – сопровождала его, и только! Я здесь сторонний наблюдатель! У вас нет повода подозревать меня в чем-то… в чем-то недозволенном.
– А что, нужен повод? – каркнул магистр, неприятно усмехаясь. – Нужен повод, чтобы обезглавить упыря? Мерзкого кровососа, сволочную бабу, стерву, которая…
Собрав остатки самообладания, графиня выпрямилась.
– Вы оскорбляете меня, магистр! Вы! Тогда как ваша супруга…
– А вот об этом не надо! – рявкнул магистр и потянул из ножен палаш.
Обстановка накалялась, и я решил вмешаться.
– Напомню, что у меня контракт. Настолько важный, что мне передали вот это. – Порывшись в кармане, я вытащил измятый лист и сунул его магистру. – Вот, от самого митрополита… Гильдия и ее Забойщики всегда выполняют свои обязательства. А в этом, кроме графини, никто не поможет. Разве что я отправлюсь на поиски Дракулы.
Прочитав записку, магистр слегка остыл. Ссориться с матерью нашей церковью ему хотелось не больше, чем комиссару Фурсею.
– Тайны, тайны… – недовольно пробурчал он. – Чушь, ерунда! Что бы тебе ни сказали, все будет болтовней и ложью! – Его взор обратился к графине. – Не так ли, моя красавица?
– Вы ошибаетесь, – ответила она. – Великая Тайна существует, но известна немногим из нас. И это… это… – Графиня сложила руки на груди. – Это нечто ужасное! Для вас, для пищи, но не для нас!
– Пища бывает всякая, мадам. Можно и подавиться, – сказал магистр. – Ладно, езжайте! Но чтобы без фокусов! Чтобы с Дойча волос не упал! Не то… – Он погрозил графине палашом. – Время даю до полудня. А где найти ваше сиятельство, я знаю. Отель «Трансильвания», Горки-12, не так ли?