Мышке стало стыдно. С чего вдруг она вообще решила ему все это принести?
– Я… просто я…
– Рассердилась из-за Голубки? – предположил напарник.
– Нет! Ты… можешь спать, с кем хочешь! Меня это не касается! И не трогает… Тебе понятно?
Сокол, продолжая паскудно ухмыляться, кивнул.
– Понятно. Но завтрак твой я решил не есть. Боялся, что меня стошнит. Пары глотков чая мне оказалось достаточно. Так что, я действительно голоден.
Мышке стало совсем стыдно. С чего она вообще так поступила?
– Прости… идиотская выходка, – она неловко улыбнулась и подошла к кровати. Широкой, застеленной мягким покрывалом. – Надо было синхронизировать векторы, как всегда. Тогда бы я не застала Голубку… почему именно она? – Мышка вскинула голову и уставилась на напарника.
Тот поморщился и снова отвернулся к окну. Очевидно, тоже не горел желанием встречаться взглядами. Ему тоже неловко?
– Потому что она единственная, с кем я мог… быстро наладить связь. Она себялюбивая дура, от меня всего-то и требовалось, что признать свою ошибку, осыпать ее комплиментами и…
– Переспать, – закончила Мышка. От слов напарника легче не стало. Неожиданно зачесался шрам на щеке, и она коснулась его, понимая, что дело именно в нем.
Она и так считала себя некрасивой, а теперь к ее облику прибавилось и это… встреча с шикарной Голубкой стала последней каплей, а злость на свою дурацкую судьбу перекинулась на ни в чем не повинного Сокола.
Повисло молчание. Неловкое, заставляющее язык зудеть от желания сказать какую-нибудь глупость, лишь бы разбить тишину. Мышке остро хотелось оказаться от Сокола подальше, но она понимала, что этим она проблему не решит.
– Неудачно мы выпали, – тихо произнес напарник.
– Ты о чем? – Мышка вновь посмотрела на него. Он продолжал глядеть в окно.
– Идет ядовитый дождь. Темнеет. Скоро наступит ночь, и жизнь здесь замрет до утра. А вот мы с тобой недавно проснулись.
Мышка несмело улыбнулась.
– Мы не впервые попадаем в такую ситуацию. Ничего, начнем завтра.
– Боюсь, мне будет трудно заснуть, – проронил Сокол.
Мышка думала о том же. И она не знала, что больше ее напрягает: то, что она недавно проснулась или то, что спать придется рядом с напарником, из постели которого недавно вылезла одна из самых красивых женщин Паутины.
Острое чувство собственной неполноценности накрыло ее с головой.
– Значит, будем играть в слова, – буркнула она, падая спиной на кровать. Потолок был украшен лепниной. Изображения цветов, чьих-то лиц и карнавальных масок раздражали.
Сокол помолчал, а потом тихонько хмыкнул. Не отрывая взгляда от потолка, она слышала, как он шагает к кровати. Потом потолок заслонило страшное лицо в шрамах. Оно действительно ухмылялось.
– Пожалуй, я возьму съедобное. Я так голоден, что готов сожрать эльфирца.
– Фу! – поморщилась Мышка, немного отодвигаясь. – Пауки не съедобные! Даже разумные!
– Смотря насколько проголодаться! – улыбка напарника с каждой секундой становилась шире. – Так что, мое слово «эльфирец».
– Цапля… – молниеносно ответила Мышка.
– Цапля съедобная…
– Нет!
– Да…
– Циклоп!
– …тоже съедобный…
– Цибиосарда! – мстительно сказала Мышка первую пришедшую ей на ум рыбу. Она поднялась и вновь села на кровати, заставив Сокола отпрянуть.
– Ладно, – подумав, ответил он. – Принимается. Кажется, те палочки, которые ты мне принесла, были как раз из нее. Апельсин.
– Нитка!
– … ну, при большом аппетите…
Мышка, не выдержав, вытащила из-под покрывала подушку и заехала напарнику по уху. А потом весело рассмеялась.
Кажется, они смогли избавиться от неловкости. А когда принесут ужин, у напарника резко уменьшится список вещей, которые он готов сожрать.
***
Мышка проснулась от умопомрачительного запаха кофе, залившего гостиничный номер. Точнее, того, что в мире Нардин называли «нират». Но по вкусу и запаху этот напиток можно было сравнить с амброзией – нират подавали почти во всех заведениях Паутины междумирья, и Мышка знала, что ее ждет.
Открыв глаза, она села на постели. Их с напарником сморило ближе к утру, однако судя по тусклому свету за окном, проспали они недолго.
Интересно, а Сокол вообще спал?
Оглядевшись, Мышка напарника в поле зрения не обнаружила. Зато обнаружила поднос с едой на прикроватной тумбочке. Аромат нирата заполнил ноздри и заставил буквально захлебнуться слюной, а вот содержимое небольшой пиалы отбивало аппетит напрочь. Однородная кашица коричневого цвета напоминала чью-то блевоту. Это напарник ей так мстит за рыбные палочки?
Осторожно взяв пиалу, Мышка поднесла ее к носу и принюхалась. Пахло… непонятно. Пообещав себе, что если ее стошнит, в следующий раз Сокол проснется с обмазанными рыбьим жиром губами, Мышка взяла ложечку, которую обнаружила там же на подносе, и зачерпнула странное месиво.
Во рту разлилось восхитительное ощущение. Что это? Немного кисло, немного солено, кажется, это какое-то мясо в соусе, измельченное до состояния неприглядной жижи и приправленное какими-то пряностями. Вкусовые рецепторы буквально умоляли: «еще! еще!», и Мышка не заметила, как проглотила содержимое пиалы целиком, вычерпав его до дна. Восхитительно-ароматный нират стал последней каплей, и Мышка застонала от наслаждения.
– Вкусно? – послышался от двери голос напарника. – Мне тоже понравилось.
Мышка повернула голову. Сокол стоял на пороге и улыбался. В руках у него была какая-то объемная торба.
– Парики принес? – вместо ответа спросила Мышка.
– Верно. И не спрашивай, как я их достал. В нашем возрасте мы давно уже должны быть абсолютно лишены волос, – напарник, облаченный в темно-коричневый костюм-тройку, белоснежную рубашку и начищенные до блеска черные туфли, прошел к кровати и вывалил на нее два парика. Один из них был белым, другой – разноцветным.
Мышка сделала еще один глоток нирата.
– Разноцветный, очевидно, для тебя? – подмигнула она.
– Не мечтай даже, – отрезал Сокол. Он взял в руки копну белых волокон и подошел к зеркалу, висящему на стене рядом с дверью. С отвращением собрал свои белые волосы и спрятал их под париком.
– Ты почти не изменился, – заметила Мышка. Допив нират, она поднялась с постели и, преобразив пижаму в пышное лилово-белое платье с черным корсетом, взяла свой парик и встала рядом с напарником. – И ты надо мной издеваешься, – заключила она, когда желто-синие локоны искусственных волос обрамили ее лицо.
– Нет, – Сокол ухмыльнулся. – Сейчас в моде контрасты.
– Я заметила, – мрачно ответила Мышка, делая свое платье синим, чтобы дикая цветовая гамма перестала раздражать хотя бы ее саму. – Почему ты мне красный не взял?
Сокол посмотрел на нее через зеркало. В его слепом взгляде ничего нельзя было прочитать, однако Мышка знала его слишком давно.
И кажется, она знала ответ.
– Теперь рыба отомщена, – подтвердив ее предположение, сказал Сокол. – Умывайся. Нам пора.
Умытые ядовитым дождем улицы города выглядели неприветливо. А точнее – пахли. Тошнотворный запах отравленной небесами воды заставлял Мышку морщиться. Но позывов избавиться от завтрака преждевременно не ощущала. Надо думать, аборигены что-то добавляли в еду чтобы не умереть от голода.
Порадовавшись этому факту, Мышка поправила парик и повела головой. Зов был очень слабым, направление едва угадывалось, а о расстоянии и говорить было нечего. На самом деле, еще в мире Шзар зов казался каким-то неправильным. Но в итоге ведь Сокол нашел «этих»? Или это они его нашли?
Очевидно, зов напрямую был связан с наличием камуфляжа. Проклятье, они – патрульные, а не обычные попаданцы! Но если раньше разница была очевидной, то сейчас Мышка ее почти не видела. Этак вскоре на них самих охоту начнут. Та же Голубка с напарником, например.
Может, поэтому Сокол и дал ей то, что она хотела?
– Я почти не чувствую направления, – проскрипел Сокол, будто тревожному чувству Мышки был нужен дополнительный повод.
Первый их не любит. Может, поэтому вместе и поставил? Ведь Мышка была одной из тех, кто попал в междумирье сдохнув в родном мире! И Сокол – тоже. А это значило, что им нечего терять. А это значило, что они будут вести себя довольно своевольно. Они и вели. Плевали на правило развоплощать тех, кто не поддается извлечению, что сильно подорвало их авторитет. Первый ругался, грозился отправить их в посмертие, развоплотить… но патрульных не так уж и много.
А патрульным можно стать только попав в Паутину. В то место, что существует вне времени и пространства, соединяющее в себе нити десятков тысяч миров. В то место, куда невозможно попасть.
Почти.
По сути, Мышка с Соколом когда-то выиграли шанс из миллиона. Шанс прожить жизнь до конца, а не умереть молодыми.
Может быть, именно поэтому они не хотели развоплощать тех несчастных, кто попал в чужой мир случайно, без злого умысла. Не их вина, что присутствие чужака может этот мир уничтожить.
Первый их не любит. Не хочет ли он подставить их? Превратить в обычных чужаков, а потом без зазрения совести открыть на них охоту?
Под ноги попался какой-то маленький лысый зверек, решивший пересечь дорогу прямо перед идущими неспешным шагом патрульными, и Мышка, чертыхнувшись, споткнулась и вынырнула из невеселых мыслей.
Вспомнила, что Сокол говорил про слишком тихий зов. Огляделась. Они шли по довольно людному проспекту, и что-то подсказывало, что вскоре они выйдут на какую-нибудь площадь. Может, им встретится что-нибудь типа базара? Им нужен рассадник слухов, то место, где можно ненароком ввязаться в разговор и спросить: «А вы не знаете девушку, живущую в одиночестве и приручившую ворона»? Хотя, нет. Вороны в этом мире – священные животные, олицетворение местного божества. Единственные птицы в мире, они не были подвержены яду. Единственные существа этого мира, чьи перья не отваливались.
Возможно стоит поискать кого-то похожего на местную пророчицу? Если женщина из «этих» живет с вороном, местные точно ей поклоняются!