Если зов толком не работает, пора искать варианты обнаружить своих жертв как-то по-другому.
Ядовитые дожди и разгул бандитизма сделали город Хорн довольно неуютным местом: дома из серого камня, серая же мостовая, отсутствие хоть каких-то цветов на подоконниках и вонючие канавы с мусором. Облачаясь в яркие одежды, местные жители жили в постоянной серости и смотрели на мир сквозь решетки на окнах, призванные защитить их от местных королей улиц.
Зато хотя бы выглядели, как люди, а не то Мышка была бы вынуждена признать, что мир Нардин еще более неуютен, чем мир Шзар. Но – нет. Пока нет.
До площади они добрались через полчаса и, к радости Мышки, обнаружили на ней торговые ряды, заполненные людьми. Между степенно прогуливающимися взрослыми юркали мальчишки и девчонки, облаченные в откровенные лохмотья. Лишенные волос, они просили милостыню, устраивали драки между собой и явно пытались умыкнуть кошельки.
Приглядевшись, Мышка увидела и детей побогаче. Они с презрением смотрели на своих менее везучих сверстников и время от времени кидали в них мелкие камешки. Родители богатых выродков одобрительно поглаживали своих чад по голове, и было видно, что они сами не прочь заняться подобным. Мышка с отвращением смотрела на это разноцветное действо, ощущая себя грязной. Вмешиваться в обычное течение жизни патрульным было нельзя, и это бесило.
Красочные пышные платья, разноцветные парики, все это было лишь мишурой, скрывающей обозленные души.
Этим людям достался не самый уютный мир, чего уж там.
– Мы же выглядим, как все, да? – отстраненно спросила Мышка у напарника. Тот выглядел хмурым: ему тоже не нравилось то, что он видел.
– Выглядим, – прохрипел Сокол. – И сейчас нам надо смешаться с этой безобразной толпой. Остается только порадоваться, что у нас нет кошельков.
– Сейчас порадуемся, – проворчала Мышка. Она взяла напарника под руку и они, ступая мерным шагом, влились в бурлящую разноцветную толпу.
Разглядывая прилавки с товарами, Мышка думала о том, что не будь в мире Нардин фактора ядовитых дождей, возможно, люди не были бы такими. Возможно, сильно бы их быт и не изменился, но разница между бедняками и богачами была бы не столь заметной. Хотя бы в отношении искусственных волос. Теперь было совершенно очевидно, что чем богаче человек, тем красочней и объемнее у него парик. Нищие, просящие милостыню, не могли позволить себе такого. Их головы были лысыми, покрытыми струпьями и язвами от ядовитых дождей.
Возможно, под париками богачей тоже скрывались болячки, но Мышка была уверена, что они не настолько ужасны.
И прилавок с невзрачными пузырьками разного размера, у которого неизменно толпились богачи, говорил об этом достаточно красноречиво.
Здесь, в мире Нардин, самым главным сокровищем являются лекарства, нейтрализующие действие яда, спускающегося с небес. И позволить себе такие лекарства, судя по всему, может не каждый.
И Мышка была абсолютно уверена, что существует целая преступная ячейка, производящая подделки.
Обрывки чужих разговоров, доносящиеся до слуха, пока не могли ничем им помочь: говорили о резко взлетевших ценах на «нимулу» – спустя некоторое время Мышка поняла, что это как раз и есть средство от язв, – о том, что урожай в этом году довольно скуден, о предстоящем приеме у местного градоправителя, о его дочери, которой в детстве не повезло попасть под особо ядовитый дождь, изуродовавший ей лицо, отчего ее никто не хочет брать в жены, о скандале в гильдии ткачей, об открытии храма Ворона… а вот это интересно.
Храм Ворона… может ли быть так, что именно благодаря этому храму «эти» начали фонить?
В толпе слабый голосок зова совсем затерялся, и Мышке стало совсем не по себе. Хотел ли этого Первый, или нет, но сейчас Мышка чувствовала себя чужачкой. Инородным телом. Гнойным нарывом на плоти мира. Опухолью, которую нужно удалить.
– Ты хоть примерно направление чувствуешь? – жалобно спросила она у напарника, останавливаясь у края торговых рядов. Вынырнув из людного моря, она почувствовала облегчение, но лишь мимолетное.
Сокол хмуро покачал головой.
– Очень примерно, – проскрипел он. Потом гневно топнул ногой. Его ноздри раздувались от бешенства. – Это не работа, а издевательство! Лишенные зова, мы ничем не лучше «этих»!
– Мы еще слышим зов. Пусть и слабо. Так что, пока мы все-таки патрульные и не наносим этому миру вреда своим присутствием, – Мышка ободряюще провела по плечу напарника. Ее взгляд наткнулся на нищего, чья лысая голова была покрыта ярко-красными струпьями. – Хотя… миру Нардин уже почти нечего терять.
Сокол скривил тонкие губы. Сюртук удивительно ему шел, а Мышка неожиданно для себя подумала, что понимает Голубку.
Ее напарник – мужчина… какого черта она раньше этого не замечала?
– Они уже почти приспособились, – прищурившись, Сокол наблюдал за тем, как пользуясь невнимательностью двух полных мужчин в одинаковых малиновых костюмах, лысая девчонка лет восьми выуживает из их карманов кошельки. – Через век-полтора дожди перестанут наносить им гнойные раны. А еще лет через пятьсот они уже не будут считать отсутствие волос чем-то неправильным или постыдным.
Мышка согласно кивнула, хотя Сокол вряд ли на нее сейчас смотрел.
Он прав. Пройдет время, и те, чье присутствие сто лет назад разрушило здешний уютный климат, уничтожило сотни видов животных и отравило моря, смогут покоиться с миром.
Конечно, если фон «этих» в этом здесь и сейчас не подорвет все окончательно.
Раны затягиваются, если не сдирать струпья.
Где же этот храм Ворона? Мышка осознала, что совершенно не хочет спрашивать дорогу у местных. Как-то не хотелось привлекать к себе внимание, ведь тогда будет понятно что они – иноземцы.
Абсолютно точно, что, по крайней мере, половина здешних нищих – не нищие вовсе. Не важно, чье внимание они привлекут. В этом городе бандиты и полиция были почти что единым целым. И Мышка не была уверена, что этот факт – результат того самого влияния, что разрушило климат.
Эволюция общества порой протекает весьма оригинально. Вспомнить хотя бы эльфирцев, ужасающих созданий из мира Ширано. Паукообразные существа были разумны. И в их обществе царил жесткий матриархат.
Сокол глубоко вздохнул, глядя на текущую мимо них толпу, и тихо сказал:
– Раз уж зов едва слышен, то предлагаю поработать головой. Например, утвердить, что вон то громадное черное здание – наша цель. Во всяком случае, направление примерно совпадает.
Сокол поднял руку и показал Мышке, куда смотреть.
За серыми зданиями, окружающими площадь, действительно угадывалось нечто черное, хотя громадным Мышка бы это не назвала. Всего-то на пару-тройку этажей повыше!
– Думаешь, это тот самый храм?
– Вороны – черные. Логично, что храм у них тоже будет черным, разве нет? – резонно ответил Сокол.
Мышке ничего не оставалось, как согласно кивнуть.
Прижавшись к напарнику покрепче, она опять ощутила странное чувство нереальности происходящего.
Ее напарник – мужчина. И ей потребовалось полтора века совместной работы, чтобы это осознать! Вот отсюда и эта идиотская неловкость. Как можно было быть до такой степени тупой?
Следующая мысль заставила сердце тревожно забиться.
А Сокол еще глупее, или просто притворяется?
Хотя… с чего она взяла, что интересует напарника, как женщина? Он же не интересует ее, как мужчина! Ведь не интересует, правда?
Они столько лет вместе… Они многое прошли. Мышка всегда знала, что может положиться на своего вечно хмурого напарника, чей облик вызывает ужас. Она всегда чувствует его взгляд, даже спиной. Она понимает его. А он неизменно заботится о ней. Он всегда ее выручает.
Всегда.
Мышка бросила на Сокола взгляд исподтишка. Его белые брови были нахмурены, бельма глаз сверкали, а сеть шрамов контрастом распустилась по бледному лицу.
Ей всегда было плевать, как он выглядит… но ведь это нормально, когда ты не испытываешь к мужчине ничего, кроме дружеской симпатии!
А сейчас… сейчас есть что-то кроме? И почему тогда это самое «кроме» проснулось только после того, как напарник переспал с Голубкой?
Совершенно запутавшись, Мышка попыталась выкинуть дурацкие мысли из головы.
Она подумает об этом потом.
Когда проклятье «этих» не будет следовать за ней черной тенью, и они окажутся дома.
Может быть, к этому времени все станет немного понятней?
Храм оказался намного дальше, чем ей представлялось: они прошли три квартала прежде чем достигнуть высокого угольно-черного здания с плоской крышей. Казалось, он буквально поглощает свет.
В мрачном искореженном мире Нардин поклонялись черному цвету перьев ворона.
Вокруг храма обнаружился высокий металлический забор, а ворота были наглухо закрыты. Очевидно, открытие храму еще только предстояло. Возможно, внутри там кто-то и был, но штурмовать забор было бы полнейшей глупостью: так они точно привлекут к себе ненужное внимание.
– Они не здесь… – тихо пробормотал Сокол.
– Кто?
– «Эти» не здесь. Чувствуешь? Зов влечет дальше. Хотя он настолько слаб, что я могу ошибаться, – напарник поморщился. Он явно страдал, чувствуя себя беспомощным.
Мышка сосредоточилась. Зов был настолько слабым, что она едва понимала его. Оставалось только положиться на то, что у Сокола он сильней. Иначе они могут месяцами искать «этих» в огромном городе.
– Давай попробуем пройтись дальше. Может, когда мы приблизимся к ним, зов станет сильней? В противном случае придется расспрашивать местных.
Напарник молча кивнул. Они обогнули забор, окружающий храм, и, следуя слабому чувству, пошли дальше по откровенно сужающейся улице. Дома здесь были не просто серыми – они казались заброшенными, пустыми, наполненными призраками когда-то счастливых людей. Несмотря на льющийся с небес свет, Мышке показалось, что наступили сумерки. Мостовая с каждым шагом становилась все более разбитой – будто призраки, пытаясь сохранить свои жилища, выковыривали из нее камни, чтобы залатать дыры в домах.