— Там главным козырем считалась еда, полковник. Многие из тех иракцев по многу дней ничего не ели.
— Хочу знать, как он садится в лимузин и выходит из него, — сказал Дру. — Должен же он выйти из дома и влезть в машину, а потом у больницы ему надо вновь выбраться из нее и попасть в здание. Хоть на наземных, хоть на подземных стоянках, но он бывает неприкрыт, пусть и ненадолго. Это может оказаться лучшей возможностью для нас.
— Ограниченное время и пространство могут сработать и против нас, сэр, — предположил лейтенант Энтони. — Если мы это учитываем, то и телохранители тоже.
— В нашем арсенале дротики, глушители и элемент неожиданности, — сказал Лэтем. — Они чаще всего срабатывали.
— Осторожнее, — предостерег Витковски, — один промах, и все пропало. Если они хотя бы заподозрят, что мы тут делаем, то запрячут герра доктора Траупмана в бункер в Черном лесу. Я бы сказал, у нас всего один выстрел, и он должен быть удачным. Итак, мы ждем, изучаем обстановку, пока не убедимся, что это наш самый удачныйвыстрел.
— Ожидание-то и беспокоит, Стош.
— А меня гораздо больше — возможность просчета, — сказал полковник.
Вдруг из пиджака Витковски раздался низкий вибрирующий звук. Он залез в карман и вытащил небольшой портативный телефон, выданный немецким отделением Второго бюро.
— Слушаю.
— Простите, что опоздал к завтраку, — сказали по-английски с сильным французским акцентом. — Я здесь рядом с кафе, буду через несколько минут.
— Я повторю заказ на яйца, они уже остыли.
— Большое спасибо. Холодные яйца-пашот — уже не яйца. Полковник повернулся к своим коллегам за столом:
— Человек Моро будет через пару минут. Карин, вы не могли бы подойти к стойке и привести его сюда?
— Конечно. Как его зовут и какая у него «крыша»?
— Арендт, доцент Нюрнбергского университета.
— Уже иду.
Де Фрис встала и направилась к двери.
— Замечательная женщина, — сказал молодой коммандос лейтенант Энтони. — Я хочу сказать, здорово разбирается в истории, искусстве...
— Знаем, — сухо прервал его Лэтем.
Человек, с которым вернулась Карин, походил на рядового немца-кассира: среднего роста, в отутюженном готовом костюме за умеренную цену. Все в его облике казалось обыденным, а значит, это был первоклассный оперативник раскинувшего свою сеть Второго бюро.
— Не надо никаких имен, джентльмены, — сказал он с приятной улыбкой. — Даже вымышленных — в них запутаешься, верно? Но удобства ради зовите меня Карл, это такое распространенное имя.
— Садитесь, Карл, — сказал Дру, показывая на свободный стул. — Нужно ли говорить, как мы ценим вашу помощь.
— Я лишь надеюсь и молю Бога, что она окажется действенной.
— Мольбы меня нервируют, — прервал его Дру. — Вы, похоже, не очень-то уверены.
— Вы взялись за чрезвычайно трудную задачу.
— Но ведь нам оказывают и чрезвычайно компетентное содействие, — вмешался Витковски. — Можете добавить что-нибудь к донесению?
— Кое-что есть. Начну с того, что нам удалось узнать после отправки донесения в Париж. Траупман большинство своих личных деловых контактов осуществляет через офис директора больницы — очень богатого человека со связями в политических и общественных кругах. Для Траупмана это нечто вроде реализации своего "я" — ощущение, будто директор у него на побегушках.
— Как-то странно, если учесть, кто такой Траупман, — заметил Джеральд Энтони, ученый.
— Вовсе нет, Джерри, — возразил Кристиан Диец. — То же самое происходит, когда министр обороны заказывает самолет через Овальный кабинет. Он может быть шишкой в своей собственной области, но выше президента никого нет. Вообще-то это типично для немцев.
— Вот именно. — Человек по имени Карл кивнул. — А поскольку эти распоряжения регистрируются во избежание ошибок и претензий — что тоже типично для немцев, — мы уговорили больничного служащего передавать эти распоряжения нам.
— Это не опасно?
— Нет, если военная форма убедила его, что имеет место полицейская акция.
— Вы тут молодцы, — похвалил Диец.
— Приходится, иначе нам конец, — сказал Карл. — Так вот, Траупман заказал столик на шестерых на садовой террасе ресторана «Гартенхоф» на восемь тридцать сегодня вечером.
— Давайте попытаемся, — решительно сказал лейтенант Энтони.
— Это, однако, не все. Наш человек на аэродроме сообщил, что Траупман приказал подготовить свой самолет завтра к пяти часам дня. Пункт назначения — Бонн.
— Нацистское сборище на Рейне, — констатировал Диец. — У воды лучше, я знаю.
— Спокойно, Крис, — возразил лейтенант. — Мы облажались на северном пляже в Кувейте, помнишь?
— Не мы, дружище, а группа SEAL... Они настолько были уверены в себе, что выключили двигатели... Но все равно мы спасли их, подползли с двух сторон И...
— Все уже в прошлом, — прервал его лейтенант Энтони. — Они вполне заслуженно получили медали. И потеряли двоих, надеюсь, ты это тоже помнишь.
— Этого не должно было случиться, — тихо произнес Диец.
— Но случилось, — добавил Энтони еще тише.
— Итак, у нас две возможности, — твердо сказал Лэтем. — Сегодня в ресторане и завтра на Рейне. Ваше мнение, Карл?
— И то и другое одинаково опасно. Желаю удачи, друзья мои.
На заброшенном старом летном поле севернее Лакенхита, на скошенных лугах графства Кент, были собраны два огромных усовершенствованных планера «Мессершмитт МЕ-323». Мощным машинам оставалось лишь спланировать с выключенными двигателями на десяти тысячах футов над землей, чтобы при спуске шум был минимальный. Операция «Водяная молния» начнется через сто часов.
Два других гигантских восстановленных планера «МЕ-323» — после переброски в разобранном виде через Атлантику — оказались на земле, на самом ровном участке берега между резервуаром Далекарлиа и рекой Потомак. Громадный резервуар, подпитываемый многочисленными подводными водоносными слоями, находился в конце бульвара Макартур и снабжал водой весь Арлингтон, Фолз-Черч, Джорджтаун и округ Колумбия, включая гетто и сам Белый дом. В назначенное время, минута в минуту, два реактивных самолета «Буревестник» устремятся вниз. После посадки хвостовыми крюками быстро зацепят два троса и поднимут планеры в воздух. Из-за ударного фактора старту помогут одноразовые прямоточные реактивные двигатели под крыльями планеров. Они придут в действие в момент толчка. Эту тактику опробовали в полях Меттмах, в Германии — новом штабе Братства. При правильном подходе эксперимент удавался. И здесь удастся — столица Соединенных Штатов будет отравлена, парализована. До начала атаки сто часов.
В сорока с лишним километрах от Парижа, в Бовэ, находится водопроводная станция, снабжающая большие районы города, включая кварталы, где живет большинство членов правительства, — всю Кэ-д'Орсей, президентский дворец, казармы военной охраны и целый ряд менее значительных министерств и служб. Примерно в двадцати километрах к востоку от огромной водопроводной станции простираются ровные плоские угодья, и среди этого обширного пространства разбросаны три частных аэродрома, обслуживающих богатых людей, которым претят неудобства аэропортов Орли и де Голля. На самом дальнем к востоку аэродроме стоят два огромных свежевыкрашенных планера. Любопытным уготовано экзотическое объяснение. Машины предназначены королевской семье Саудовской Аравии для занятий спортом в пустыне, а поскольку их заказали и оплатили во Франции, кому какое дело до остального? Скоро прибудет несколько реактивных самолетов, сколько — никто не знает, и планеры перебросят в Эль-Риад. На контрольный пункт сообщили, что их переправят по воздуху примерно через сто часов.
Садовая терраса ресторана «Гартенхоф» относилась к той приятной эпохе, когда за изящным обедом звучали струнные квартеты, обслуживание было первоклассным, а блюда разносили в чистых белых перчатках. Проблема заключалась в том, что это действительно была садовая терраса, снаружи уставленная цветочными горшками, с которой открывался вид на древние улицы Нюрнберга и на почитаемый всеми дом Альбрехта Дюрера.
Джеральд Энтони, лейтенант спецназа, недавний участник «Бури в пустыне», кипел от ярости. Он все подготовил к этой миссии, к своей операции — неожиданно вспыхивающему пожару, отвлекающему всех, особенно охранников около стола Траупмана, движения которых во время хаоса будут достаточно скованы, а потому бесполезны для Траупмана. Однако между зданиями с реки Регнитц все время тянуло теплым ветерком — слишком опасно для выбранной тактики; лишь стеклянные колпаки вокруг свеч не давали им погаснуть. Для того чтобы выкрасть Траупмана, нужен был лишь короткий ошеломляющий пожар, но вариант оказался неприемлемым — пламя могло распространиться и, возможно, убить или покалечить невинных людей в переполненном замкнутом пространстве. Не менее важно и то, что паника, вызванная разносимым ветром огнем, вполне могла сработать и против них: Перепуганные клиенты могли забить единственный выход. А если хоть один охранник очнется и вытащит оружие, задание будет провалено без единого выстрела.
Члены группы Н-2 по очереди исподтишка разглядывали Ханса Траупмана и его гостей. Прославленный хирург казался вожаком павлиньей стаи — не хватало лишь ярких перьев, ниспадавших с полдюжины плеч, у Траупмана — самых красочных перьев. Это был худой мужчина среднего роста с оживленной жестикуляцией, сопровождавшейся неожиданной мимикой, утрированной, чтобы подчеркнуть свою шутку, хотя стареющее лицо при этом выглядело несколько гротескно. Он не выглядел привлекательным, но несмотря на постоянный поиск одобрения, если не аплодисментов, полностью владел ситуацией — богатый хозяин, чьи неожиданные паузы в разговоре заставляли остальных ждать его следующих слов.
Лэтем в очках в роговой оправе с наклеенными густыми бровями и усами посмотрел на Карин, тоже неузнаваемую в тусклом мерцании свечей с лицом без косметики и с волосами, собранными в строгий пучок. Она на него не взглянула, похоже, захваченная происходящим за столом Траупмана.