— Выдадут? — спокойно спросил Ягер. — Кто? Дряхлый старик, который даже не знает, какой сейчас год, не говоря уже о месяце или дне недели? Не смеши меня.
— Фредерик,вчерашнее собрание заснято на пленку. Всех, кто там был, арестовали и держат отдельно. Все кончено, Фредди! Отмени, ради Бога, «Водяную молнию»!
— "Водяную молнию"? Боже мой, ты говоришь правду, я чувствую по голосу, по глазам.
Гюнтер Ягер поднялся с молельного стула, тело и лицо его были как у Зигфрида в свете рампы.
— Все равно, шлюшка, это ничего не меняет, ибо ударную волну никому не остановить. Меньше чем через час я буду на пути в страну, которая аплодирует моей работе, нашейработе, и стану наблюдать за тем, как мои ученики по всему Западу занимают влиятельные посты.
— Тебе не выбраться!
— Как ты наивна, женушка, — усмехнулся Ягер, подходя к центру алтаря и нажимая на кнопку под золотым распятием. И тут же, от одного лишь прикосновения в полу открылся квадратный люк, внизу плескалась речная вода.
— Там, внизу, двухместная подводная лодка, предоставленная заводом, директор которого с нами заодно. Она доставит меня в Кенигзвинор, где ждет самолет. Остальное — обновленная история.
— А я?
— Ты хоть представляешь, как давно у меня не было женщины? — тихо сказал Ягер под светом над алтарем. — Сколько лет я носил мантию и следовал строгой монашеской дисциплине, сделав вывод, что те, кто поддается плотским искушениям, легче идут на сделку, их легче подкупить.
— Уволь, Фредерик, мне твои настроения не интересны.
— А ты бы поинтересовалась, жена!Я жил так более пяти лет, доказывая, что яи только янеподкупный верховный лидер. Неодобрительно смотрел на женщин в слишком откровенных нарядах и не позволял в своем присутствии даже непристойных анекдотов или двусмысленных шуток.
— Это, наверно, было для тебя невыносимо, — сказала Карин, ее взор блуждал по затемненной комнате. — Когда бы ты ни возвращался из своих набегов в Восточный блок, ты всегда привозил оставшиеся презервативы и список телефонных номеров с женскими именами напротив.
— Ты шарила по карманам?
— Надо же было отдавать твою одежду в химчистку.
— У тебя, как и прежде, на все готов ответ.
— Я отвечаю честно, первое, что приходит на ум, как подсказывает память... Вернемся ко мне, Фредерик. Что будет со мной? Ты собираешься убить меня?
— Мне бы этого не хотелось, женушка, ибо ею ты и являешься юридически и в глазах Господа Бога. В конце концов, моя подводная лодка рассчитана на двоих. Ты можешь быть мне супругой, товарищем и, наконец, возможно, императрицей при императоре, как фрейлейн Ева Браун для Адольфа Гитлера.
— Ева Браун покончила жизнь самоубийством со своим «императором» с помощью цианистого калия и выстрела. Это меня не привлекает.
— Так ты мне не окажешь такую услугу, жена моя?
— Не окажу.
— Окажешь, но по-другому, — еле слышно проговорил Гюнтер Ягер, расстегивая белую шелковую рубашку и снимая ее, затем взялся за ремень.
Карин вдруг резко подалась влево, зависнув в воздухе в надежде дотянуться до пистолета Лэтема, валявшегося на полу. Ягер метнулся вперед, выбросив правую ногу и с такой силой ударил ее мыском ботинка в живот, что она скорчилась и застонала от боли.
— Теперь ты мне окажешь услугу, женушка, — уверенно сказал новый фюрер, по очереди вынимая ноги из штанин, складывая брюки, чтобы не смялись складки, и аккуратно укладывая их на молельный стул.
Глава 39
— Когда она вошла? — спросил Лэтем, повышая голос, чтобы перекричать шум ливня.
— Минут двадцать назад, — ответил германский офицер, когда машина разведслужбы с выключенными фарами выезжала с территории.
— Господи, она там уже такдолго? И вы пустили ее туда без радио, без единого средства, чтобы связаться с вами?
— Она поняла, сэр. Я ясно сказал, что радио дать не могу, и она сама сказала: «Я понимаю».
— Вам не кажется, что сначала надо было получить «добро» от нас, а потом пропускать ее? — почти прокричал Витковски по-немецки.
— Mein Gott, nein! — рассердился офицер. — Сам директор Моро связался со мной, и мы продумали наиболее безопасный способ, как ей миновать патруль.
— Моро? Я задушу этого сукина сына! — взорвался Лэтем.
— Если точнее ответить на ваш вопрос, майн герр, — сказал офицер германской разведки, — Fraulein не так уж и долго в коттедже; мой агент у дома доложил по радио, что она вошла всего двенадцать минут назад. Вот, видите, я записал точное время у себя в тетради несмываемыми чернилами. Я очень аккуратен, мы, немцы, такой... все такие.
— Тогда почему у моих богатых друзей так много проблем, когда им требуется починить «мерседесы»?
— Дело явно в американских механиках, сэр.
— Да заткнитесь вы!
— Я думаю, настала наша очередь, — вмешался капитан Кристиан Диец. Они с лейтенантом Энтони стояли под дождем неподалеку. — Мы проиграем у реки прежний вариант с усадьбой и снимем охранников. — Капитан вышел вперед и перешел на немецкий, обращаясь к офицеру: — Mein Oberfuhrer, — начал он, — сколько там патрульных и есть ли у них маршрут? Я говорю по-немецки, так как хочу быть правильно понятым.
— Я говорю по-английски не хуже, чем вы по-немецки, сэр.
— Но вы говорите с запинкой. А грамматика у вас...
— Не буду платить своему учителю на следующей неделе, — улыбаясь, прервал его офицер. — Чтобы перейти в следующий класс, мне надо посидеть за чашкой чая с англичанами из Оксфорда.
— Abfall![131]Вы их не поймете. Я сам не понимаю. Они так разговаривают, будто у них во рту сырые устрицы!
— Ja, я слышал об этом.
— О чем они говорят? -прокричал Дру.
— Знакомятся, — ответил Витковски, — это называется завоевание доверия.
— Это называется пустой тратой времени!
— Важные мелочи, хлопчик. Послушай человека, говорящего на родном языке, хотя бы минуту и поймешь, когда он неуверен. Диец просто хочет убедиться, что нет ничего двусмысленного, никакой неуверенности.
— Поторопи их!
— Не надо, они почти закончили.
— Патрульных всего трое, — продолжил офицер по-немецки, обращаясь к капитану коммандос, — но есть проблема. Как только один возвращается к двери слева от подъездной аллеи, вскоре выходит другой, но только после того,как возвращается первый. Должен сказать, двоих мы определили, это патологические убийцы, всегда с целым арсеналом оружия и гранат.
— Понятно. Значит, передают пост. Эстафета переходит ко второму при появлении первого.
— Именно так.
— Тогда нам надо придумать, как выманить остальных наружу.
— Ja, но как?
— Оставьте это нам, мы справимся. — Он обернулся к Лэтему и Витковски: — Они тут психи, — сказал Диец, — что неудивительно. «Патологические убийцы», как объяснил наш приятель. Их хлебом не корми, дай только убить; у психиатров есть термин для таких, но сейчас нам не до этого. Мы выходим.
— На сей раз я иду с вами! -категорично заявил Дру. — И даже не думайтевозражать.
— Усек, босс, — согласился лейтенант, — только сделайте нам всем одолжение, сэр.
— О чем вы?
— Не изображайте Эррола Флинна, как в тех старых фильмах. Тут все по-другому.
— Не рассказывайте мне.
— Дайте нам точные ориентиры, — сказал Витковски, поворачиваясь к германскому офицеру.
— По мощеной дорожке доходите до разрушенного бельведера... Через десять минут квартет двинулся в путь из-за полуразрушенной стены бывшей усадьбы — впереди коммандос, Дру с радио. Они дошли до крикетного поля и стали ждать сигнала фонарика с дерева. Он поступил: три вспышки, едва заметные сквозь стену ливня.
— Пошли, — сказал Лэтем, — можно!
— Нет! — прошептал Диец, удерживая Лэтема правой рукой. — Нам нужен патрульный.
— Там Карин! -крикнул Дру.
— Несколько секунд ничего не решают, — сказал лейтенант Энтони, и они с капитаном выбежали вперед. — Оставайтесь здесь! — бросил он на ходу.
Они вдвоем помчались через крикетное поле и вскоре скрылись в темноте. Сигнала долго не было, но вот он появился — две вспышки: охранник вышел. Вдруг издалека раздался крик, затем короткий стон. А потом другой и еще один. На дереве сверкнули неяркие вспышки, три слабых всплеска света: территория свободна. Лэтем и Витковски устремились через крикетное поле и вниз по вымощенной тропинке, полковник фонариком освещал им путь. Они дошли до крутого поворота налево и бросились к концу дорожки за старым сараем для лодок. Слева в отдалении коммандос никак не могли справиться с двумя охранниками, выбежавшими из дома.
— Иди помоги им! — приказал Дру, глядя на боковое крыльцо, о котором говорил офицер германской разведки. — Тут мое дело.
— Хлопчик!..
— Убирайся, Стош, им нужна помощь. Тут моедело!
Лэтем с пистолетом в руке спустился по травяному склону. Взошел на невысокое крыльцо, на которое падал тусклый красный свет, и сквозь грохот дождя о крышу услышал в доме крик. Крик Карин! Для него галактика взорвалась тысячью мельчайших частиц. Он всем телом бросился на дверь, сорвал ее с петель, — дверное полотно отлетело на непристойно освещенный алтарь с блестящим золотым распятием. На полу раздетый до трусов белокурый фюрер навалился на кричащую, брыкающуюся, сопротивляющуюся Карин, яростно молотившую ногами и пытающуюся высвободить руки из его хватки. Дру выстрелил вверх, пробив крышу. Ягер в шоке вскочил со своей оскорбленной жены — он дрожал, лишившись от испуга дара речи.
— Ах ты, нацистский ублюдок! — выкрикнул Лэтем ледяным полным смертельной ненависти голосом.
— Ты не Гарри! -сказал вдруг Ягер, медленно, будто под гипнозом. — Ты похож на него... но ты не он.
— Удивительно, как это ты разглядел при таком свете. — Дру отодвинулся от освещенного места. — С тобой все в порядке? — спросил он Карин.
— Не считая синяков.