Почему? Чтопроизошло? Парижский Ноль-Пять говорил так уверенно: фотографии убитого будут вручены вам утром.
Гдеони? И гдепарижский Пятый?
Не оставалось ничего, как связаться с Хансом Траупманом в Нюрнберге. Должен же кто-то знать, в чем дело!
— Какой идиотизм звонить мне сюда! — воскликнул Траупман. — У меня же нет здесь соответствующего телефона.
— Выбирать не приходится. Вы не можете так поступать со мной. Боннне может себе этого позволить! Мне приказано найти то, что я создал, любой ценой, вплоть до использования так называемого «беспрецедентного опыта» наших коллег здесь, в Париже...
— Чего же вы еще хотите? — высокомерно спросил Траупман.
— Чего угодно, но в пределах разумного! Со мной возмутительно обращаются, дают одно обещание за другим, но их ничто не подкрепляет. Сейчас, например, я не могу даже добраться до наших коллег!
— У них своя, особая система связи, какую и положено иметь конфиденциальным консультантам.
— Я ею воспользовался. Телефонистка утверждает, что, судя по показаниям компьютеров, телефоны отключены и шнуры выдернуть! из розеток. Что еще вам нужно, Ханс? Наши коллеги прекратили с нами связь, со всеми нами! Гдеони?
Прошло несколько секунд, прежде чем Траупман ответил:
— Если то, что вы говорите, соответствует истине, это весьма тревожно. Полагаю, вы звоните из отеля?
— Да.
— Оставайтесь на месте. Я поеду домой, свяжусь кое с кем и позвоню вам. Это займет немногим больше часа.
— Не важно. Я подожду.
Прошло почти два часа, прежде чем зазвонил телефон в «Лютеции».
Крёгер подскочил к аппарату.
— Произошло нечто крайне необычное. То, что вы сообщили, — верно... и это катастрофично. Единственный человек в Париже, который знает базу наших коллег, ездил к ним и обнаружил, что там полно полиции.
— Значит, наши коллеги действительноисчезли!
— Хуже того. Сегодня в четыре тридцать семь утра их «бухгалтер» позвонил в наш финансовый отдел и, изложив вполне правдоподобную, хоть и возмутительную, историю про женщин, молоденьких мальчишек, наркотики и высоких французских чинов, попросил перевести очень большую сумму денег, которая, конечно, будет потом занесена в соответствующую графу расходов.
— Но никакого «потом» не будет.
— Несомненно. Они трусы и предатели. Но мы их выследим, где бы они ни были.
— Это мне не поможет. Мой пациент вошел в критическую стадию. Что мне делать? Я долженего найти.
— Это мы обсудим. Предложу вам не самый желательный ход, но, вероятно, единственный. Свяжитесь с Моро из Второго бюро. Он знает все, что происходит во французской разведке.
— А как мне добраться до него?
— Вы знаете, как он выглядит?
— Я видел фотографии.
— Это надо сделать на улице — никаких телефонных звонков, никаких записок, встретьтесь с ним на улице или в кафе, так, чтобы никто не заподозрил, что это запланированная встреча. Скажите ему одну-две фразы, но чтобы слышал только он. Главное произнести слово «Братство».
— А потом?
— Он может от вас отмахнуться, но при этом скажет, где с ним встретиться. Это будет какое-нибудь общественное место, скорее всего людное и в поздний час.
— Раньше просили не слишком доверять ему.
— Это учтено, но мы располагаем кое-чем против него на случай, если он заартачится. На сегодняшний день мы перевели на его счет в швейцарском банке свыше двадцати миллионов франков, и это подтверждено документально. Если мы пошлем эти документы анонимно французскому правительству, Моро на много лет упрячут за решетку. А уж о прессе я и не говорю. Он не сможет отвертеться. Воспользуйтесь этим, если понадобится.
— Немедленно отправляюсь на поиски Моро, — сказал Крёгер. — А завтра, возможно, и Гарри Лэтема.
Глава 17
У себя в офисе Клод Моро изучал дешифрованную телеграмму от своего человека в Бонне. Она была не слишком содержательной, не очень проясняла ситуацию, но все же кое-что в ней могло помочь.
«На вчерашней сессии в бундестаге широко обсуждалась проблема возрождения и распространения нацизма в Германии. Все партии, объединившись, единодушно выступили с осуждением. Однако мои внутренние источники — и некоторые из них часто ужинают с лидерами правых и левых группировок — сообщают, что и те, и другие относятся к этому весьма цинично. Либералы не верят разоблачениям консерваторов, а небольшая Группа консерваторов намеренно игнорирует собственных ораторов. Промышленные магнаты, конечно, потрясены: они боятся, как бы нацистское движение не закрыло для них заграничные рынки, но не желает поддерживать социалистически ориентированные левые партии и не знают, кому из правых доверять. Их деньги растекаются как чернильные пятна по Бонну без определенного направления».
Моро откинулся в кресле, раздумывая над одной фразой. Она не только привлекла внимание Моро, но и заставила его мозг лихорадочно работать. «Небольшая группа консерваторов намеренно игнорирует собственных ораторов». Кто же это? Их фамилии? Почему его человек в Бонне не назвал их?
Он взял трубку селектора и соединился с секретаршей.
— Дайте мне абсолютно непрослушиваемую линию, исключающую какие-либо подключения.
— Сейчас включу, мсье, и вы услышите, как всегда, гул на третьей линии в течение трех секунд.
— Спасибо, Моника. Мы с женой через несколько минут должны встретиться, чтобы пообедать в «Эскарго». Она наверняка позвонит, когда я буду занят. Пожалуйста, скажите ей, что я задерживаюсь, но скоро буду.
— Конечно, мсье. Мы же с Региной добрые друзья.
— Еще бы. Вы вечно устраиваете заговоры против меня. Так непрослушиваемую линию, пожалуйста.
После того, как на третьей линии отгудело, Моро набрал номер своего человека в Бонне.
— Алло, — ответили ему.
— Ist der Mann aus Frankreich[73].
— Говорите, — услышал Моро.
— Я прочел ваше сообщение. Там опущено несколько моментов.
— Например?
— Из кого состоит эта «небольшая группа консерваторов, которые намеренно игнорируют собственных ораторов»? Вы не дали имен, даже не намекнули, кто они.
— Конечно. Разве не таково ваше приватное соглашение? Неужели вы хотите, чтобы все Второе бюро получило эту информацию? Если да, то ваш банк в Швейцарии слишком щедро награждает за жульничество.
— Хватит! — отрезал Моро. — Вы отвечаете за свою работу, а я за свою, и ни один из нас не обязан знать, что делает другой. Ясно?
— Должно быть, ясно. Так что вы хотите знать?
— Кто руководит этой «небольшой группой» или кто стоит за ней?
— В основном не слишком способные авантюристы, которые хотят, ничего не делая, попасть в старые времена. Другие шагают под грохот старых барабанов, потому что у них нет собственной музыки.
— Лидеры? — коротко спросил Моро. — Кто они?
— Это будет стоить вас, Клод.
— Это будет стоить вам,если вы не назовете мне их. И не только в денежном выражении.
— Верю. Увы, мое исчезновение с этой земли едва ли заметят. А вы крутой человек, Моро.
—И безусловно справедливый, — сказал глава Второго бюро. — Вам хорошо платят — и с записью в книгах и без оной, причем первое для вас куда опаснее. Мне достаточно, не выходя из кабинеты, отдать приказ: «Потихоньку выдайте совсекретную информацию нашим друзьям в Бонне». Весть о вашей отставке, скорее всего, даже не попадет в газеты.
— А если я сообщу информацию, которой располагаю?
— Тогда наша приятная и продуктивная дружба продолжится.
— Это не так уж много, Клод.
— Надеюсь, вы не собираетесь ничего от меня утаивать?
— Конечно нет. Я же не дурак.
— В этом есть логика. Так дайте мне эту ничтожную информацию о «небольшой группе».
— Мои информаторы сообщают, что каждый вторник вечером они собираются в одном или другом доме на Рейне, обычно — в большом доме, в имении. У каждого из этих домов есть причалы, и гости приезжают по реке, не на машинах.
— След судна установить труднее, чем след от машины, — прервал его Моро. — Или, скажем, заметить его номер.
— Конечно. Поэтому встречи эти проходят тайно и личности гостей засекречены.
— Но дом-то известен, верно? Или об этом ваши информаторы не подумали?
— Я подбирался к этому. Ей-богу, поверьте.
— Жду с нетерпением узнать. Итак, фамилии владельцев.
— Это смешанная компания, Клод. Трое — известные аристократы; их семьи выступали против Гитлера и поплатились за это; трое, возможно четверо — нувориши, которые оберегают свое достояние от посягательств правительства, и двое — священники: один — католический, другой — лютеранин, который, судя по всему, очень серьезно соблюдает данную им клятву жить не высовываясь. Он арендует самый маленький дом на реке.
— Фамилии,черт побери!
— У меня есть только шесть...
— А почему нет остальных?
— Трое неизвестных — всего лишь арендаторы, агенты их в Швейцарии, и у них ничего не узнаешь. Так обычно поступают очень богатые люди, которые не хотят платить налоги на добавочную прибыль.
— Ну так назовите хоть шесть фамилий.
— Максимилиан фон Лёвенштейн — у него самое большое...
— Его отец-генерал был казнен эсэсовцами за покушение на Гитлера. Следующий?
— Альберт Рихтер, когда-то — плейбой, а сейчас серьезный политик.
— Он по-прежнему дилетант, у него собственность в Монако. Семья собиралась лишить его всего, если он не изменит образа жизни. Позер. Следующий?
— Гюнтер Ягер — лютеранский священник.
— Этого я не знаю; не вызывает никаких ассоциаций. Следующий?
— Монсиньор Генрих Пальтц — священник.
— Известный правый католик, прикрывающий свои антипатии ханжеской болтовней. Следующий?
— Фридрих фон Шелль, видимо, третий богач. У него имение больше...
— Ловкач, — прервал его Моро, — и весьма жестокий, когда дело касается профсоюзов. Пруссак девятнадцатого века в костюмах от Армани. Следующий?