— Не совсем, но я должен задать вам один вопрос. На улице я был с вами не совсем откровенен, за что приношу извинения. Видите ли, я из Кэ-д'Орсей, мне поручено сопровождать важную американку, оберегать ее от неприятностей в Париже, скажем так. Я подумал, она опаздывает, но не настолькоже. Единственный ответ — она вошла сюда раньше, чем я приехал, потом вышла, и мы разминулись.
— Как она выглядит?
— Среднего роста, весьма привлекательная, ей чуть за сорок, наверное. У нее светло-коричневые волосы, не блондинка и не брюнетка,, и, как мне сказали, на ней летнее платье, белое с розовым, кажется, и явно очень дорогое.
— Мсье, оглянитесь — это описание подходит половине наших клиенток.
— Скажите, — сказал убийца в костюме в полоску, — а не могла она выйти в другую дверь, скажем, через черный ход?
— Это было в очень странно. И потом зачем?
— Не знаю, -ответил убийца-неудачник, в голосе его звучала тревога. — Я просто спросил, возможно ли это.
— Дайте сообразить. — Клерк, наморщив лоб, оглядел магазин. — Была тут женщина в розовом платье, но позже я ее не видел, поскольку обслуживал графиню Левуазье, очаровательную, но очень требовательную клиентку.
Убийцу опять разрывали сомнения. Его начальник назвал этот магазин «связью через Андрэ». С одной стороны, стоит ему в своих расспросах зайти слишком далеко, о его неосторожности могут сообщить в Бонн. С другой стороны, если жена посла где-то в магазине или ее куда-то увезли, непременно нужно это выяснить. Фрау Кортленд уехала из посольства без охраны, не как обычно в лимузине с вооруженным водителем. Такое удачное стечение обстоятельств может не повториться еще много дней. Дней!А убийство откладывать нельзя.
— Позвольте узнать, — вновь обратился он к услужливому клерку, — поскольку я лицо официальное и правительство оценило бы вашу услугу, а Андрэ здесь?
— Бог ты мой, опять это имя! Сегодня Андрэ очень популярен, но здесь нет никакого Андрэ. Но когда ему, кто б он ни был, приходят сообщения, их принимает управляющий, мсье Рамбо. Он уже уехал, извините.
— Очень популярен... сегодня? — повторил ошеломленный киллер.
— Честно говоря, — сказал клерк, понизив голос, — как нам кажется, этот таинственный Андрэ — любовник Рамбо.
— Вы сказали, очень популярен... сегодня...
—Ах да. Всего несколько минут назад очаровательная молодая леди с таким телом — умереть можно — передала мне сообщение для Андрэ.
— Какое? Не забывайте, я правительственный чиновник.
— Сомневаюсь, чтоб правительство это хоть как-то заинтересовало. Все вполне безобидно, даже забавно, если я правильно вычислил.
— Что вычислили?
— Города, а может, и страны — пункты назначения — заменяют другое.
— Что именно?
— Скорее всего отели. «Позвоните в Лондон» может означать гостиницу «Кенсингтон» или «Англетерр», «позвоните в Мадрид» — «Эсмеральду», «позвоните в Сан-Тропез» — «Сент-Перес». Понятно, что я имею в виду?
— Совершенно ничего не понятно.
— Свидания любовников. Номера в отеле, где чужие люди обеих ориентации могут встречаться, не тревожа тех, с кем живут.
— Какое сообщениевы получили?
— Да совсем простое: отель «Аббэ Сен-Жермен».
— Что?..
— Германия по-английски для французов звучит похоже на «Жермен».
— Что?
— Так передали Андрэ, мсье. «Позвоните в Берлин».
Ликвидатор в шоке уставился на любезного клерка. Потом, не сказав ни слова, выбежал из магазина.
Глава 25
Карин де Фрис настояла на переезде с Дру в отель «Нормандия». — Мы просто хотим сэкономить деньги Госдепартамента. Как налогоплательщик я настаиваю на этом!
— Да вы как с цепи сорвались, на людей бросаетесь. Ладно, побудьте еще денек в форме и парике. Мы вас охраняем, как скаковых лошадей. Я объясню начальству в отеле, что вы парочка компьютерных чудаков, которых мы терпеть не можем, но вынуждены использовать.
Разговор вызвал раздражение у Стэнли Витковски — он не любил, когда его обходили с фланга.
День клонился к вечеру. Лэтем сидел за столом и читал запись устного отчета своего старшего брата в Лондоне после побега из долины Братства. Карин предложила ему запросить эту бумагу: по поводу Гарри Лэтема возникало все больше вопросов.
— Тут так и сказано, — сказал Лэтем, подчеркивая слова на листке бумаги. — Гарри никогда не утверждал, что имена высечены на камне... Послушай-ка: «Я привез материал, а оценить его — ваше дело».
— Значит, он и сам сомневался? — спросила Карин, сидящая на тахте в гостиной, опустив газету.
— Да нет, он просто допускал это как вероятность, а не как возможность. При малейшем намеке, что ему могли «всучить липу», он просто-таки взорвался. Вот тут: "Зачем им это? Я внес большой вклад в их дело. Они мне верили!"
— Он точно так же взорвался, когда я сказала, что у Братства на него заведено досье.
— Он тогда на нас обоих набросился. А сразу после этого, когда я спросил, кто такой Крёгер, он произнес слова, которые я на всю жизнь запомню... «Я-то не должен говорить об этом, а вот Александр Лесситер может». Он раздваивался: то был самим собой, то Лесситером. До чего же это тяжело.
— Знаю, дорогой, но все уже кончилось. Он покоится с миром.
— Надеюсь, очень надеюсь. Я не религиозен и, по правде говоря, не люблю большинство религий. Насилие, которое во имя них творили, так же богоподобно, как Чингисхан. Но если смерть — это вечный сон, я приемлю такое положение дел, и Гарри тоже.
— Ты что, в детстве никогда не ходил в церковь?
— Ходил. Моя мать — пресвитерианка из Индианы, подпорченная академизмом Новой Англии. Поэтому она и решила, что мы с Гарри должны регулярно посещать церковь до шестнадцати лет. Я продержался до двенадцати, а Гарри бросил еще в десять.
— И она не возражала?
— Конфликтовать она никогда не умела, лишь на соревнованиях — вот тут была настоящей тигрицей.
— А отец?
— Тоже персонаж. — Дру откинулся на стуле, улыбаясь. — Как-то в воскресенье мама приболела и сказала отцу отвезти нас в церковь, забыв, что он там никогда не был. Он, конечно, дорогу не нашел, а мы с Гарри помогать ему не собирались. Наконец он остановил машину и сказал: «Идите вон в эту». Только это была не наша церковь.
— Главное, что церковь.
— Не совсем. Это была синагога.
Они оба рассмеялись, и тут зазвонил телефон. Лэтем поднял трубку.
— Слушаю.
— Это я, Моро.
— Что-нибудь прояснилось с вашим секретарем? Я имею в виду, известно, кто мог ее убить?
— Абсолютно ничего. Жена обезумела от горя, занимается похоронами. Никогда не прощу себе, что усомнился в ней.
— Вылезайте из власяницы, — посоветовал Дру. — Она не поможет.
— Знаю. К счастью, есть чем себя занять. Жена посла сделала первый шаг. Около часа назад она подъехала к дорогому магазину кожаных изделий на Елисейских полях, отпустила такси, а потом исчезла.
— Магазин кожаных изделий?
— Для верховой езды: седла, сапоги. Он славится сапогами.
— Сапожник?
—Можно и так сказать.
— Так это ж то, что мы нашли у нациста, пытавшегося снести мне голову! — нетерпеливо перебил его Лэтем. — У него была квитанция о починке обуви на имя Андрэ.
— Где она?
— У Витковски.
— Я пошлю кого-нибудь за ней.
— Мне казалось, вам не нравится посылать своих людей в посольство.
— Противно лишь, когда вопросы задают.
— Тогда не надо. Стэнли посылает машину за Карин — она едет к врачу. Я скажу, чтоб передал квитанцию с водителем. Подождите! -Дру хлопнул себя по лбу — его осенило, он прищурился, как человек, пытающийся что-то припомнить. — Вы сказали, жена Кортленда скрылась?
— Вошла и не вышла. Мои люди считают, ее куда-то увезли. За домом обнаружили служебный вход и маленькую стоянку. А что?
— Может, это неудачный бросок через все поле, Клод, но у того нациста в Булонском лесу было кое-что еще. Пропуск в луна-парк на окраине города.
— Странная вещь для такого человека...
— Я и говорю, это дальний бросок, но согласитесь: довольно странно, что нацистский киллер хранит в бумажнике пропуск в комнату смеха.
— Стоит попытаться, — сказал Моро.
— Я свяжусь с Витковски. Как только придет машина за Карин, — я тут же получу и квитанцию и пропуск. А пока вызывайте свой тайный экипаж и ждите меня у бокового входа в отель.
— Договорились. Оружие у вас есть?
— Я вчера вечером не вернул пистолет Алана Рейнольдса сержанту. Он так рассвирепел из-за моей отлучки из отеля, что я боялся, он наденет перчатки, застрелит меня и скажет, будто это сделал Рейнольдс. Так что у меня их теперь два.
— Интересная мысль. Кто-нибудь из моих, наверно, так бы и поступил. До встречи.
— Приезжайте. И поскорей.
Дру повесил трубку и посмотрел на Карин, которая стояла у тахты. Лицо ее явно выражало недовольство.
— Я сейчас звоню полковнику, хочешь поздороваться?
— Нет, хочу поехать с тобой.
— Оставьте, леди, вы едете к врачу. Ты думаешь, обманула меня вчера вечером? Ничего подобного. Ты ушла в ванную, и тебя долго-долго не было. Я включил свет и увидел кровь возле подушки. А потом нашел бинты в корзине. У тебя кровоточила рука.
— Да ничего особенного...
— Пусть мне врач это скажет. И кстати, если это так, почему тогда у тебя рука согнута в локте, вопреки земному притяжению? Ты что, благословляешь кого-то или опять не хочешь запачкать бинт?
— А ты наблюдательный, мерзавец!
— Так болит, значит?
— Приступами, изредка. Это ты, наверно, виноват.
— Давненько ты мне ничего приятного не говорила.
Лэтем встал из-за стола. Они подошли друг к другу и обнялись.
— Господи, как хорошо, что я тебя нашел!
— А я тебя, милый мой.
— Мне так хотелось бы подыскать какие-то удивительные слова, способные точно передать, что я чувствую. Да вот только у меня опыта маловато. Прости, я, наверное, сморозил чушь.