— Тогда мы возвращаемся к началу, — сказал Дру. — А я даже не знаю, где оно.
В морге на рю Фонтенэ служащий, в обязанности которого входило проверять трупы в замороженных временных склепах, прошел вдоль ряда холодильных камер, открывая дверцы, чтобы убедиться, что бескровные трупы правильно зарегистрированы и не сдвинуты из-за нехватки места. Он взялся за номер 101, особую камеру, помеченную красной биркой, означавшей «не убирать», и открыл ее.
Он ахнул, не понимая, что все это значит. В черепе фактически безликого трупа, зияла огромная дыра, как будто после смерти произошел взрыв, кожа и ткани раскрылись, как перезревшая клубника, а жидкость была серой, весьма неприятного вида. Служащий быстро захлопнул дверцу, не желая даже дышать остатками газа. Пусть его найдут другие.
Глава 27
Клод издал беспрекословный приказ в 8.30 утра. Лэтем и де Фрис опять были под защитой Второго бюро. Американская служба безопасности может предлагать способы их защиты, но принимать окончательное решение будет Второе бюро. Если, конечно, оба не решат не покидать посольства, которое по международному закону является американской территорией и таким образом не подпадает под юрисдикцию Второго бюро. Когда Дру стал громко возмущаться, Моро ответил коротко:
— Я не могу позволить, чтобы парижане рисковали жизнью, попав под огонь тех, кто пытается вас убить, — сказал француз, сидя напротив Дру и Карин в номере гостиницы «Нормандия».
— Чушь собачья! — крикнул Лэтем, с такой силой грохнув об стол чашкой с кофе, что половина содержимого пролилась на ковер. — Никто не собирается воевать на улице. Они на это никогда не пойдут!
— Может, да, а может, нет. Почему вы тогда не переберетесь в посольство, вопрос немедленно был бы снят. Я бы ничуть не возражал, и парижанам бы ничего не угрожало.
— Вы же знаете, мне надо свободно передвигаться. — Дру рассердился и встал с дивана, гостиничный халат был ему мал и сковывал движения.
— Вот и передвигайтесь с моими людьми или вообще на улицу не выходите. Это окончательное решение, mon ami. Да, еще одно. Куда в вы ни пошли, что бы ни собрались делать — все лишь с моей санкции.
— Вы не только говорите слишком много, вы совершенно невыносимы!
— Кстати, — продолжил глава Второго бюро, — посол Кортленд прилетает сегодня на «конкорде» в пять часов. В аэропорту его будет встречать жена. Только не уверен, что все наши инструкции подготовили его к той роли, которую ему придется исполнить.
— Если Кортленд не может справиться, пусть выходит из игры, — сказал Дру, наливая себе кофе и возвращаясь с чашкой на диван. Моро, услышав резкий тон Лэтема, в изумлении поднял брови:
— Возможно, вы правы, mon ami. Так или иначе, ответ мы получим к ночи, n'est ce pas?.. Теперь что касается всего дня. Я хочу, чтоб вы познакомились с охранными мерами Второго бюро. Они разительно отличаются от способов моего друга Витковски, но ведь у полковника нет наших ресурсов.
— Кстати, — прервал его Дру. — А с Витковски вы это обговорили? Он согласен с вашими нешаблонными «приказами»?
— Не только согласен. — Моро вздохнул с облегчением. — Хочу, чтоб вы знали: он вас обоих очень любит — с перевесом, наверно, в сторону очаровательной Карин — и понимает, что у меня возможностей больше, чем у него. К тому же у них с Уэсли Соренсоном сейчас забот по горло: они организуют возвращение посла к жене, а ситуация очень деликатная, ее нужно все время контролировать. Что вам еще сказать?
— Вы уже все сказали, — ответил Лэтем без всякого энтузиазма. — Что вы хотите, чтоб мы сделали?
— Для начала познакомьтесь с вашим эскортом. Все они хорошо владеют английским, а за главного у них ваш спаситель на рю Габриель...
— Франсуа, водитель?
— Кто ж еще? Другие будут рядом с вами днем и ночью. Пока вы здесь, в коридоре будут находиться двое. Потом, может быть, вас заинтересует наша слежка за луна-парком де-Жуа и за мадам Кортленд. Все для этого готово.
— Пойду оденусь, — сказал Дру. Поднявшись и прихватив с собой кофе, он направился в спальню.
— Не забудь побриться, дорогой. Твоя темная щетина слишком отличается от волос.
— Кстати, еще одно, — пробормотал Лэтем. — Хочу поскорее смыть эту краску, — добавил он четко, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
— Хорошо, — продолжил по-французски Моро. — Теперь мы можем поговорить, мадам.
— Так я и знала. Пару минут назад вы просто сверлили меня глазами.
— Перейдем на немецкий?
— Ни к чему. Он оттуда ничего не услышит, к тому же, когда быстро говорят по-французски, он не улавливает смысла. Итак, с чего начнем?
— С очевидного, — твердо сказал глава Второго бюро. — Когда вы ему скажете? Или вы не собираетесь?
— Понятно, — протянула по слогам Карин. — И если мне позволено говорить за нас обоих, я ведь могу и вас спросить о том же.
— Вы имеете в виду мою тайну? Причину, подвигнувшую меня пойти на такой риск, чтобы уничтожить немцев-фанатиков?
— Да.
— Ладно. Вам не с руки будет делиться этой информацией и тем самым повредить моей семье, так что почему бы и не сказать?.. У меня была сестра Мари, намного моложе меня, а поскольку отец умер, я в ее глазах занял его место. Я, конечно, ее просто обожал. Представьте себе: такая живая, с невинностью распускающегося цветка, и вдобавок к этому букету весенних цветов она была талантливой танцовщицей — может, и не прима-балериной, но превосходной артисткой кордебалета. Однако в самый жестокий период «холодной войны», исключительно, чтобы отомстить мне, восточногерманская Штази погубила этого славного ребенка. Ее похитили и вскоре превратили в наркоманку, вынудив заняться проституцией, чтобы добыть средства на пагубное пристрастие. Она сломалась и умерла в двадцать шесть лет на Унтер-ден-Линден, где попрошайничала, выпрашивая еду или деньги, поскольку телом торговать уже не могла... Вот моя тайна, Карин. В ней мало приятного, правда?
— Это ужасно, -сказала де Фрис. — А вы не могли что-то для нее сделать?
— Я не знал. Мать умерла, а я был глубоко засекреченным агентом в Средиземноморье тринадцать месяцев. Когда вернулся в Париж, в почтовом ящике меня давно дожидались четыре фотографии, посланные Штази через полицию Восточного Берлина. А на них — моя сестренка, только мертвая.
— До слез больно, я это искренне, Клод. Не ради праздного словца.
— Верю, дорогая, у вас не менее печальная история.
— Как вы узнали?
— Потом объясню. Сначала еще раз спрошу. Когда вы все скажете нашему американскому другу? Или не собираетесь это делать.
— Сейчас не могу...
— Тогда вы просто его используете, — прервал ее Моро.
— Да! -воскликнула де Фрис. — Так все и началось, но обернулось по-другому. Думайте обо мне что хотите, но я люблю его — я его полюбила.Для меня это гораздо большее потрясение, чем для других.
У него столько от Фредди, каким он был, когда я выходила за него замуж, — слишком много на самом деле, и это меня пугает. Он нежный, внимательный и сердитый; хороший человек, который пытается сориентироваться, найти свой компас, что ли. Он растерян, как все мы, но намерен отыскать ответ. Таким и Фредди был сначала. Прежде чем изменился и превратился в одержимого зверя.
— Мы оба слышали, как несколько минут назад Дру говорил о Кортленде. Меня поразила его холодность. Это синдром Фредди?
— Вовсе нет. Дру становится братом, которого изображает. Ему нужно стать Гарри.
— Далеко, ли потом до Фредди? До зверя?
— Он не может таким стать, не может.Он очень порядочный человек.
— Тогда скажите ему правду.
— А что есть правда?
— Будьте честной, Карин!
— А что еще осталось честного?
— Ваш муж жив. Фредерик де Фрис жив, но никто не знает, где он и кто он.
Эскорт Второго бюро состоял из отчаянного водителя Франсуа и двух охранников, так быстро назвавших свои имена, что Лэтем окрестил их «мсье Фрик» и «мсье Фрак».
— Дочери разговаривают с вами, Франсуа? — спросил Дру с заднего сиденья, когда они с мсье Фраком сели по обеим сторонам от Карин.
— Ни слова не говорят, — ответил водитель. — Жена довольно строго поговорила с ними, внушая, что они должны уважать своего отца.
— Помогло?
— Бесполезно. Они удалились в свою комнату, закрыли дверь и повесили табличку «Посторонним вход воспрещен».
— А мне вы не хотите что-нибудь рассказать об этом? — просила де Фрис.
— Только вполне естественно напрашивающийся вывод, что дети женского пола могут быть безумно жестоки со своими безгрешными отцами, — ответил Лэтем.
— Я, пожалуй, пропущу это мимо ушей.
Через двадцать минут они приехали во Второе бюро, невзрачное каменное здание с подземными гаражами, куда вооруженная охрана пускала только после тщательной проверки. Фрик и Фрак доставили Дру и Карин наверх в стальном электронном лифте, управлять которым можно было, лишь используя необычно длинный ряд кодов. Их довезли до пятого этажа и проводили в кабинет Моро, похожий не столько на кабинет, сколько на большую гостиную с приспущенными жалюзи. Уют грубо нарушало скопление компьютеров и прочего высокотехнологического оборудования.
— Вы знаете, как всем этим управлять? — спросил Дру, обводя рукой комнату.
— Чего не знаю я, знает мой новый секретарь, а чего она не знает, знает мой коллега Жак. Ну а уж если мы совсем запутаемся, я просто позвоню своему новому другу мадам де Фрис.
— Mon Dieu, — воскликнула Карин, — это ж мечта технолога! Посмотрите вон туда, вы же в постоянном контакте с десятком ретранслирующих спутников, а там -телесвязь с любой удаленной точкой планеты, где есть приемники, а они у вас явно есть, иначе всего этого не было бы.
— У меня с этим некоторые трудности, — признался Моро. — Не поможете?
— Частота меняется постоянно, даже через долю секунды, — сказала де Фрис. — Над этим работают американцы.