ршавскому. Чуда не произошло.
– А ты полагал, что будет по-иному? – ядовито заметил Штекер, давая Марку деньги, чтобы тот расплатился с таксистом, привезшим его из Сантьяго. – Уникальная логика: деньги заканчиваются – надо быть расточительнее, подарить их кому-нибудь!
Штекер был крайне раздражен. Он уже давно пожалел, что согласился на встречу с Варшавским и оплатил его перелет. В его планы не входило кормить бывшего приятеля остаток дней своих.
Марк знал, что Вениаминыч встретит его подобным образом, знал, что будут унижения. Штекер был беспощаден.
– Каких сюрпризов еще от тебя ждать? Скажи, чтобы я понимал и был готов. Сопрешь у кого-нибудь лопатник в ресторане, угонишь багги или каяк?
Марк ощущал себя побитой собакой. Взглянув на него искоса, Штекер решил, что пока с этого дурня достаточно.
Проходя мимо стеклянной коробки ресепшена, Вениаминыч зашел внутрь и минут десять общался там с администратором. Все это время Варшавский терпеливо снаружи ждал.
– Нашел себе друга-пенсионера? – спросил Марк, желая разрядить обстановку, когда Штекер вышел.
Вениаминыч хотел было осадить Варшавского, дать ему понять, что в нынешнем его положении этот развязный панибратский тон не к месту, но решил повременить. Он прекрасно понимал положение Марка, который от него сейчас полностью зависел, и читал Варшавского, как открытую книгу, играл с ним, как кошка с мышкой. Только что на ресепшене Штекер дал указания подыскать Варшавскому самый дешевый рейс в Европу на ближайшие дни, а пока он наметил вдоволь над Марком поиздеваться.
Они не стали брать багги и пешком по дорожке отправились к домикам. В этот поздний час дорожка была безлюдной. Воткнутые на большом расстоянии друг от друга фонари освещали лишь небольшие участки. Со стороны океана раздавался гул волн и дул ветер, он пах солью, йодом и заглушал другие ароматы ночи, раскачивал вершины пальм, шумел их большими широкими ветвями, угрожая обрушить пучки мохнатых, коричневых плодов. Несколько пеликанов на бреющем полете низко проплыли по черному, с рваными серыми облаками небу.
Штекер и Марк шли молча. Молчание для Варшавского было неловким и неприятным, Штекер намеренно мучил его. Украдкой посматривая на строгое каменное лицо своего спутника, утконосый сильно переживал.
Когда они подошли к коттеджу Штекера, Вениаминыч неожиданно кивком предложил Марку войти. Варшавский принял это как готовность к общеНИЮ – и с жадностью голодной рыбы проглотил наживку, решив, что тучи в их отношениях могут рассеяться. Зайдя внутрь, Марк уселся в кресло в зале и, будучи во взвинченном состоянии, начал трясти коленом; Штекер прошлепал в одну из комнат. Тем временем утконосый, забыв о фамильярной риторике, подыскивал тему, которая могла бы заинтересовать собеседника.
Через некоторое время Вениаминыч появился в белом махровом халате и таких же белоснежных тапках, достал из бара бутылку красного вина, открыл ее, разлил в бокалы, один из которых протянул Марку. Наблюдая за этими действиями, Варшавский еще более ободрился, выпил вино. Приятная, чуть терпкая влага освежила его сухой рот, почти с обеда он ничего не пил и не ел. Штекер тоже поднес бокал к своим плотоядным, малинового цвета губам. Марк с отвращением заметил, как розовый, похожий на коровий язык вылез из старческого рта, погрузился в вино и, побыв там пару секунд, убрался обратно. Вкус, видимо, удовлетворил Вениаминыча, он сделал большой глоток, при этом у него шевельнулся кадык. Отведя взгляд от лица Штекера, Варшавский произнес фразу, которую приготовил:
– Ты мне рассказывал про аяваску, про шаманов, про то, что им ведомо что-то, чего не знаем мы… Тогда почему пятьсот лет назад горстка испанцев смогла покорить их мир?
От этого неожиданного вопроса Штекер поперхнулся и закашлялся. Ему вспомнился старый анекдот про поручика Ржевского, когда молодой корнет, желая занять у Ржевского деньги, тоже начал издалека. Варшавский продолжал:
– У покорителя Мексики Кортеса было несколько сотен конкистадоров, у покорителя Перу Писсаро примерно столько же, им противостояли многотысячные армии туземцев – но испанцы их громили. Получается, испанцы были на порядок морально крепче! А следовательно, их вера посильнее шаманских заморочек!
– Интересное и необычное начало! – хмыкнул Штекер, когда откашлялся. – Кортес, Писсаро? Я думал, ты только блатные погоняла знаешь.
– У нас в лагере была хорошая библиотека. Меня начало тошнить от блатной блевотины еще на воле. В лагере я больше тратил время на спорт и на чтение, чем на движуху «каторжанина»
С поднятыми бровями и оттопыренной мокрой от вина нижней губой Штекер с нескрываемым ехидством слушал Марка, в его хищных серых глазах мелькнули искорки. Он видел, что Варшавский хочет к нему как-то подмаслиться, и решил немного подыграть.
– Я понял, к чему ты клонишь! Ты задал вопрос, который требует обширного ответа, – сказал Штекер притворно серьезным тоном. – Но долго рассуждать на эту тему я сейчас не собираюсь, скажу основное: по большому счету, индейцы сами предоставили испанцам в пользование свой мир.
– Их мир был завоеван и пал в результате сражений. Кортес громил орды Монтесумы, братья Писсаро разгоняли армии инков.
– Согласен! Сражения имели место! – вальяжно заявил Вениаминыч. – Но повторюсь: и Монтесума, и властители Перу сами предоставили испанцам во владение свои царства, наивно ожидая от них взаимовыгодного цивилизационного союза. Такое случается в истории. У нас, к примеру, был свой Монтесума – Михаил Сергеевич Горбачев, который за овации, сникерс и тик-так отдал завоевания советской империи.
– Но ты мне не ответил на вопрос про шаманов. Их мир оказался беспомощным и рухнул! Чего стоит их магия, если они свои царства не сохранили?
– А нужен ответ?
– Думаю – да! У нас ведь – беседа.
– Основное, что я из нашей беседы вынес, – оценил твои познания. Я понял, что на зоне ты время даром не терял. Ты, кажется, этого хотел?
– Если говорить о зоне, заметь – я кое-кого туда с собой не утащил!
– Ого… Уже теплее! Ты имеешь в виду меня?
– Ну да!
– Во-первых, тогда это не так просто было сделать, – я был депутатом; во-вторых, зачем тебе меня топить? Я был выгоднее на свободе. Кто тебе дал адвокатов, кто всех зарядил? Если бы не я – получил бы пожизненное!
– Я помню и благодарен тебе. Но буду еще более благодарен, если бы ты как-то поддержал меня сейчас… Помоги открыть мне какой-нибудь бизнес…
– Открыть бизнес тому, кто ничего в жизни не открывал, кроме бутылки?
Если бы Марк услышал подобное от Штекера еще вчера, он пожелал бы ему спокойной старости, стакана кефира и теплого сортира, собрал вещи и улетел обратно, но в нынешний момент он оказался совсем без средств и был вынужден продолжать унижаться.
– Мне некуда и не на что возвращаться! – сказал он и перевел взор с лица Штекера на расстегнутый ворот его халата, откуда торчали неопрятного вида длинные седые волосы. – Корефаны в земле. Пончик умер на зоне. Хаса забили сокамерники…
– А остальные балбесы? Помнится, с вами ползало много придурков: Мося, Злой, еще кто-то…
– Сгинули. Мося всех сдал. Мусор Лукницкий его лично пытал. Я видел только Роню, был такой крадун. В качестве батюшки приезжал в наш лагерь окормлять «каторжан». Узнал меня. Рассказал, что, когда Барсик пытал его в вагончике, он понял, что живым ему оттуда не выйти. Тогда, говорит, в первый раз в жизни прочитал молитву, которую сам же в шоковом состоянии изобрел. И тут в вагончик к ним ворвался ОМОН… Теперь он одноухий и смиренный отец Михей, а не Роня. Беседа с ним на меня подействовала, знаешь, как на тебя аяваска… Но потом это как-то стерлось.
Ничего не сказав, Штекер вдруг поднялся и прошаркал в туалет, где пробыл с полчаса. В отличие от Варшавского, который, не зная, чем себя занять, развалился в кресле и уставился в потолок, изучая лопасти лампы-вентилятора, Вениаминыч времени даром не терял. Сидя на унитазе, он через мобильный интернет черпал знания о Кортесе и Писсаро. Штекер был болезненно тщеславен и мелочно честолюбив и при любых обстоятельствах желал казаться на голову выше собеседника.
Марк вздрогнул, когда Штекер опять вырос перед ним. Вениаминыч вел себя так, будто Варшавского не было в номере. Кашляя и сморкаясь, что-то ворча себе под нос, он бродил по комнате. Марк допил вино и поднялся, чтобы уйти. Штекер краем глаза это заметил. «Останься!» – бросил он. Варшавский покорно сел.
– Короче, тебе от меня надо бабла! – глухо промямлил Штекер, стоя спиной к Марку и копаясь в шкафу.
У утконосого затеплилась надежда: вдруг сейчас вытащит переплетенные банковской лентой пачки и скажет: «Бери». Штекер вынул из шкафа большую кожаную сумку, туго набитую чем-то. У Марка замерло сердце. Штекер расстегнул молнию замка. Сжигаемый нетерпением, Варшавский украдкой заглянул внутрь, но там вместо приятных глазу пачек денег оказалось небрежно скомканное тряпье вперемешку с гигиеническим скарбом: ватными палочками, бритвами, тюбиками. Порывшись, Вениаминыч извлек маленький пластмассовый флакончик с мутной белой жидкостью и, откинув голову, закапал ее в свой мясистый, сплошь покрытый сизыми прожилками нос. Удовлетворенно посопев, он спросил:
– Почему ты решил, что у меня имеется бабло в таких количествах, чтобы я его раздавал?
Марк понял, что ничего не получит, но продолжал диалог, так как больше ему надеяться было не на что.
– Насколько я помню, ты был достаточно состоятельным человеком, – сказал он.
– Достаточно не бывает никогда, а состоятельным человеком я точно когда-то был.
– А сейчас?
– Сейчас я – скиталец! В России на меня возбуждено с десяток уголовных дел. Последние годы я там действительно вырос. Топ-менеджер в сам знаешь какой госкорпорации. Вел серьезное направление, через меня проходили объемы, со мной все хотели дружить, генералы известных ведомств в том числе. Я был в такой силе, что смог даже закрыть Лукницкого! Который попил мне когда-то немало крови.