Коммерсанта мы поломали на следующий день. Я схватил жертву в охапку, подбежавшие Лаптей и Феликс стали наносить удары. Лаптей промазал и своей битой сильно отшиб мне руку.
Лаптей имел своеобразный образ мыслей и логику. Я и Феликс припомнили случай, как он попросил знакомых собровцев приехать в спецназовской форме и масках к нему домой, напугать жену, что, якобы, они его, Лаптея ищут, хотят «порвать» и «закрыть». Это давало возможность Лаптею уехать на отдых с любовницей и еще несколько месяцев «гаситься» с разными бабами по отелям и съемным квартирам. В нашу задачу входило эту выдумку всеми силами поддерживать, периодически рассказывать жене разные ужасы, как мусора ищут Лаптея, закрыли то-го-то, поломали этого. Когда Лаптей, устав развлекаться, прибыл домой, то был встречен как мученик и скиталец. Свою выдумку Лаптей отработал по полной, еще несколько раз он вынужден был скрываться по якобы возобновленному старому делу. Лаптей был большой любитель женщин и обманывал жену немилосердно, в этом вопросе его фантазия не знала границ. Систематическое отсутствие дома объяснял участием в соревнованиях по пауэрлифтингу, доказательством чему служили многочисленные грамоты, медали и кубки, которые он скупал в специализированных спортивных магазинах, а также как бы презентованные предметы быта: кофеварка, миксер, маленький телевизор, в которых потенциально могла быть нужда.
Лаптей умудрялся жить на несколько семей, жене он врал одно, любовницам другое, он постоянно варился в каше придуманных историй-«отмазов» и, когда его ловили на неправде, тут же, не моргнув глазом, выдумывал хитросплетенную версию-оправдание. Думы этого двухметрового, бритого под ноль Дон Жуана всегда крутились в определенном направлении. Однажды мы вывезли одного коммерсанта в лес поучить уму-разуму и, когда углубились в чащу, наткнулись на живописный лесной пруд. «Классное место! – сказал Лаптей. – Здесь ни одна жена, ни одна шкура не найдет, обязательно приеду сюда с новой жабой».
В бригаде ходили байки о любовных похождениях Лаптея, о его ухищрениях в методах обмана истерички-жены. Как-то зимой он полетел с любовницей в Тунис. Все обсуждали, как он объяснит жене загар, какую басню придумает на этот раз. Но, на удивление, Лаптей вернулся абсолютно незагорелым; то ли он постоянно мазался кремом, то ли сидел в тени – это осталось за кадром. Через месяц он уехал в то же место и в тот же отель со своей семьей – и для домашних сделал вид, что находится там впервые. «Тебе надо резидентом быть, – сказал ему как-то Феликс, – настолько ты свыкся с положением нелегала». Тогда мы исполняли требования этого «старшего», но Феликс стремительно набирал авторитет, и вскоре, обратись к нему Лаптей с предложением проконтролировать «Насекомого» или наврать что-нибудь его жене, Феликс ответил бы: «Ты что, Лапоть? Ущипни себя, может, спишь? У тебя есть молодые, их и морочь всякой шнягой!»
Я почувствовал живой отклик у Феликса, когда мы обсудили образ Лаптея, но, вспоминая другие подобные истории и других людей, я увидел, что Феликс их давно забыл. Оно и правда, ведь это у меня богатая на события жизнь замолкла после отъезда во Владивосток, а у Феликса было еще столько всего.
Мне не давал покоя его новый облик, и я вновь попытался нащупать истоки этого «креатива».
– Ты же вроде никогда не любил наколки? – спросил я, указывая на его руки.
– Да, тупые зэковские наколки мне и сейчас… не по вкусу. У меня нет натюрмортов в виде вилки, ножа и огурца. Как-то был в музее на Мальте. И увидел там интересную рыцарскую кирасу. Рисунок необычный, затейливый, чеканка. Я сфотографировал ее с разных ракурсов и, как домой вернулся, перенес ее себе на грудь. Потом на спине мне напортачили крылья, ну и пошло-поехало, со временем прибавилось еще много всего.
– Скажи, а борода такая зачем? – рубанул я наиболее мучивший меня вопрос.
– А что борода?.. Прикольная, на мой взгляд, борода! За волосами я особо ухаживаю, у меня дома куча специальных бальзамов…
Ответы Феликса мало прояснили мне смену брутального образа на креативный. Для себя я объяснял это последствиями системного употребления кокаина. Далее наш разговор коснулся бокса. Я, считавший себя продвинутым в этом вопросе, был глубоко удивлен, насколько Феликс влился в тему и знает предмет. Взахлеб он вещал о своих тренировках, об их характере, интенсивности и содержании. Также он показал глубокую осведомленность о боях самых разных знаменитостей: кто, в каком раунде и как ударил, какую провел обманку, серию и как готовился к поединку. Мы договорились встретиться с Феликсом на тренировке, я пообещал на следующий день приехать к нему в зал.
Феликс посещал простонародный, абсолютно не элитный, но заточенный на серьезный подход к делу клуб единоборств. Здесь имелся ринг, множество недорогих, но качественных кожаных мешков и груш, в углу валялись потрепанные покрышка и кувалда. Феликс здесь был чем-то вроде знаменитости. Разодетый в подобранные по цветовой гамме специализированные марки, в лосинах, в расписанных, как у профессионалов, боксерских трусах, в безрукавке с капюшоном и опять же в тонкой шапочке, из-под которой, как солома, торчали пряди его светлых волос, он приковывал к себе взгляды окружающих. На сей раз я сумел разглядеть наколки на его узловатых, засушенных мышцах рук – это были доспехи, сплошь покрытые узорами и готическими надписями. Феликса все знали, почтительно здоровались и обходили стороной, стараясь не мешать. Глядя на разминку Феликса и на то, как он прыгал на скакалке, я сразу оценил его высокий уровень. Позже, уже в процессе тренировки, я заметил, что Феликс ничего не делает до изнеможения. Он подолгу однообразно может отрабатывать определенные мудреные финты и серии по воздуху, затем неспешно бинтуется, переходит на мешки и делает то же самое. Время от времени Феликс пьет свои хитрые растворы и какие-то смеси. Когда я у него попросил их попробовать, он отказал, аргументируя тем, что у него все рассчитано, если он даст, то ему не хватит на тренировку.
Потом он спросил меня, не хочу ли я подержать ему «лапы». Я согласился. На «лапах» Феликс однообразно отрабатывал те же серии, что до этого по воздуху и на мешках. Удары его были резкие, сухие и очень сильные, и, хотя я человек привычный, вскоре все же почувствовал, что после таких отработок руки у меня будут ныть с полмесяца. Когда Феликс закончил и я попросил его подержать «лапы» мне, то он, не моргнув глазом, просто ответил: «Не, не держу “лапы”, не люблю».
Я подметил у Феликса очень интересную и красивую технику движения ног и поинтересовался ей. «Это поздний Мигель Котто, он так врубал ноги. И хотя мы разного с ним веса и габаритов, я эту технику скопировал и заучил». Я знал, конечно, этого лысого пуэрториканца в наколках, но абсолютно не помнил его раннего или позднего. Феликс предложил мне пару раундов постоять в парах. Чтобы не ударить в грязь лицом, я боксировал, словно последний раз в жизни, но старался быть предельно внимательным. Феликс тоже был очень аккуратен и сконцентрировался, чтобы ничего глупого не пропустить. Ближе к концу раунда он стал опускать левую руку, защищая ей корпус, поднял плечо. «Ну вот сейчас я тебе и отобью кукушку, убавлю понты!» – решил я и пошел на сближение, накидывая ему серии ударов. Но Феликс виртуозно уклонялся, отклонялся, подставлял плечо, подныривал, один раз удачно провалил меня, мои серии не прошли.
– Я эту стойку называю негритянской, амери-косовской, иногда перехожу на нее, когда немного устаю, – пояснил мне Феликс в перерыве.
Потом он стал делать упражнения на пресс, бесконечные повторения и подходы. Феликс сказал мне, что он может подтянуться пятьдесят раз, но не сегодня, так как у него не силовая тренировка. Глядя на его фигуру, я не сомневался в сказанном. Феликс и раньше был спортивным, природа одарила его великолепным организмом.
Мы с Феликсом прозанимались больше двух часов, мои тренировки были значительно короче, но более интенсивные. В душевой я еще раз оценил его засушенную, с четко вырисованными узлами мышц, покрытую наколками фигуру. Под душем Феликс долго мыл, полоскал свои волосы, затем, одевшись, еще дольше расчесывал их и сушил феном.
– У тебя фигура мухача, легкоатлета, как ты так засушился? – спросил я его потом.
– Тренировки, режим, питание соответствующее.
Я стал поддерживать с Феликсом отношения. Ведь он остался единственным моим знакомым в Москве. Каждый раз Феликс приходил на встречу в неформальных нарядах, у него прослеживался свой стиль. Когда он появился в коротком черном пальто с кожаным черепом на спине, заплатанных джинсах, с пояса которых свисала длинная цепь, и рубашке в красно-черную клетку с пуговицами-черепами, я сказал ему:
– Ты похож на какого-то голландского работника крематория. Ты случайно не гот?
– Мне нравятся вещи «Филипп Плейн» и «Маккуин». Мне их покупают в Европе в сезон скидок, но они стоят дорого. Я их миксую с одной французской маркой, более дешевой. Вообще, мне нравятся черепа, нравится такой чуть потрепанный кладбищенский стиль.
Когда я дома через интернет ради интереса отыскал, сколько стоит кожаный рюкзак Феликса от «Филипп Плейн», который у него часто видел, я был в шоке… «У него должны быть какие-то немаленькие доходы, если он покупает такие вещи, даже пусть и со скидкой». Пока я от него узнал, что живет он на деньги от сдачи в аренду квартиры матери, а также на небольшую сумму, которую ему до сих пор выплачивает знакомый коммерсант.
Когда-то Феликс спас этого человека. Однажды в далеком 1994-м пьяная братва с шумом вывалила из ресторана, спугнув молодого воришку, который разбил стекло у машины авторитета Паши Опасного и собирался вытащить из нее магнитолу. Увидев страшных хозяев автомобиля, «крадун» бросился наутек. В погоне за ним ринулись Феликс и сам Опасный. Будучи спортсменом, Феликс быстро догнал «крадуна» и сбил его с ног. Подоспевший Паша Опасный стал колотить расхитителя бандитской собственности ногами, затем отковырял тяжеленную плиту бордюра от асфальтовой дорожки и с трудом поднял ее, собираясь обрушить на голову малолетки. Видя, к чему идет дело, Феликс оттолкнул Опасного в сторону, получив от того поток матерной брани и угроз. Но, спасая воришку, Феликс руководствовался отнюдь не человеколюбием, – в отличие от Опасного, он был почти трезв, понимал, что погоню за крадуном наблюдала толпа народа, и в его планы не входило «гаситься» за соучастие в каком-то глупом убийстве. Произошедший случай сильно напугал «крадуна» и навсегда изменил его мировоззрение. Он оставил прежнее ремесло, занялся предпринимательством и вот уже больше двадцати лет из чувства благодарности выплачивает пособие Феликсу. «У меня раньше было столько бабла! – сетовал Феликс. – И все оно как-то утекает сквозь пальцы». Единственным крупным приобретением, оставшимся с бандитских времен у Феликса, была квартира в сталинском доме на Фрунзенской набережной, в которой он жил. Машины в данный момент у Феликса не имелось.