Она еще дышала, но ничего, кроме вкуса крови во рту, не чувствовала. Но вот звуки Пиа пока слышала.
А последним звуком, который еще воспринял уже умиравший мозг бедняжки, оказался хруст шин сдававшего назад «порше».
«Наш ребенок», – была ее последняя мысль.
Глава 62
– Проклятье! Что вы сделали? – воскликнул Фридер и принялся трясти запертую заднюю дверь.
Еще на подземной парковке клиники Трамниц принудил хирурга сесть на заднее сиденье «порше» и включил родительский контроль. Во время короткой поездки их никто не остановил. На всем пути имелось только два пункта электронного пропуска, которые Трамниц с помощью карточки-ключа Фридера легко преодолел.
– Выпустите меня! – запричитал хирург.
– С удовольствием! – рассмеялся Трамниц, нажал на кнопку на подлокотнике водительского сиденья, и не ожидавший такого Фридер буквально вывалился во внезапно открывшуюся дверь.
На этом маньяк не остановился.
– Ты тоже! – приказал он Тиллю, который сидел в кресле переднего пассажира и в зеркало заднего вида, как загипнотизированный, смотрел на распластавшееся на стоянке тело, напоминавшее мешок со старой одеждой.
– Вытряхивайся! – вновь приказал Трамниц.
На этот раз он взмахнул бритвой перед глазами Тилля. До этого Трамниц держал лезвие зажатым между пальцами так, чтобы, с одной стороны, оно не мешало ему управлять машиной, а с другой – было в готовности для применения на случай, если кто-нибудь попытается схватиться за руль или совершить другую глупость. Тогда он не задумываясь полоснул бы этого человека по лицу, о чем и предупредил заранее своих пассажиров.
Однако Тилль никак не отреагировал на угрозу. Тогда Трамниц вышел из машины, обежал вокруг спортивного автомобиля и рывком открыл пассажирскую дверь, намереваясь схватить Беркхоффа за халат и выволочь на асфальт. Порыв ветра, дувшего со стороны озера, растрепал нехитрую одежду Тилля, проникнув ледяным холодом за воротник и под брюки, а в нос ему пахнуло запахом земли, прелых листьев и озерной свежестью.
– Давай, давай! Мы сюда не на пикник приехали! – вытащив Беркхоффа из машины, заявил Трамниц.
При этом он стал подталкивать Тилля в сторону «мерседеса» незнакомой Беркхоффу женщины, с которой маньяк любезно беседовал, а потом убил ее, даже не закончив разговор.
– Зачем вы это сделали? – спросил Фридер, присевший на корточки рядом с убитой и напрасно пытавшийся нащупать у нее пульс.
В ответ Трамниц поднял пистолет, который еще несколько секунд назад держала в своих руках убитая им женщина.
Первой реакцией Тилля было возникшее раздражение по поводу того, что он не воспользовался только что представившимся благоприятным моментом и не завладел пистолетом. Но он понимал, что в его руках это оружие оказалось бы бесполезным, ведь даже выстрел в бедро не заставил бы маньяка говорить – Трамниц оказался нечувствительным к боли, а убивать его Беркхофф не хотел.
Сейчас не хотел. До той поры, пока убийца не приведет его к сыну.
«Лучше бы Фридер не возился с убитой, а бросился бежать», – подумал Тилль.
В этот момент Трамниц открыл водительскую дверь «мерседеса», на котором приехала убитая им женщина, и скомандовал:
– Ну же, чего вы ждете?
При этом он попеременно направлял пистолет то на Тилля, то на хирурга, размахивая свободной рукой.
– Залезайте! Да поживее!
Фридер поднялся, но, потрясенный до глубины души, не смог отвести взгляд от убитой. Он так и пятился шаг за шагом, как в трансе, глядя на тело. Только перед «мерседесом» хирург повернулся и со слезами на глазах спросил:
– Зачем?
От удара о переднее сиденье спортивного автомобиля на лбу у него расплывалось красное пятно, а у Тилля, который во время столкновения был пристегнут ремнем безопасности, разболелась шея.
– Садись в машину, и я тебе отвечу, – заявил Трамниц.
Тем временем Тилль уже занял место на переднем пассажирском сиденье, но Фридер еще колебался. Однако направленный на него пистолет не оставлял выбора, и он наконец тоже плюхнулся на заднее сиденье «мерседеса», опять не пристегнувшись.
– Вот дерьмо, – пробормотал хирург и закрыл лицо руками.
В этот миг трудно было понять, какой звук оказался громче – то ли шум запускаемого двигателя, то ли всхлипывания хирурга, то ли зловещий смех Трамница, когда он, заведя мотор, включил переднюю передачу и нажал на педаль газа.
«Мерседес» рванул с места, но затем маньяк нажал на тормоз, словно что-то забыл.
«Что я упустил из виду?» – в который раз спросил себя Беркхофф, уставившись на лежавший впереди него труп молодой женщины, смотревшийся в свете фар как нечто нереальное.
– Ты хочешь знать, почему я убил своего адвоката? – обернувшись к Фридеру, со зловещей улыбкой спросил Трамниц.
– Да.
– Потому что мне она больше не нужна и только меня раздражала.
В этот момент маньяк сделал задумчивое лицо, а потом заявил:
– И то и другое относится также и к тебе!
Произнеся такое, психопат кивнул, словно в такт своим мыслям, а потом добавил:
– Если хорошенько разобраться.
С этими словами убийца захохотал и выстрелил Фридеру, сидевшему на заднем сиденье, прямо в живот.
Глава 63
– Что он?
– Сбежал! Вырвался! Удрал!
– Это… Как такое могло случиться?
Фрау Зенгер повернулась кругом в опустевшей палате Трамница, словно желая найти еще какой-нибудь уголок в небольшом помещении, который Симон забыл осмотреть.
– Я должен был забрать его и сопроводить к спецмашине, а когда вошел сюда… – начал было санитар, но внезапно замолчал.
– Вы уже объявили тревогу? – поинтересовалась руководитель клиники.
Ее лицо побледнело как полотно. И в этом не было ничего удивительного. Еще бы! Сбежал не кто-нибудь, а Трамниц! Самый опасный психопат в ее учреждении, который словно растворился в воздухе.
– Разумеется, – ответил Симон.
При этом его голос звучал так, как будто он был виноват в происшедшем, хотя санитар все делал правильно.
В каждом отделении «Каменной клиники» были смонтированы скрытые тревожные кнопки, одна из которых располагалась в коридоре прямо рядом с огнетушителями. В случае возникновения чрезвычайной ситуации, чтобы дать знать об этом полиции, требовалось просто нажать на нее.
– Ровно за минуту до того, как я вам позвонил, – добавил санитар.
– Хорошо, – сказала фрау Зенгер.
Ей прекрасно было известно, что уже спустя три минуты во дворе клиники объявятся как минимум полдюжины патрульных спецмашин с вращающимися синими мигалками. Вот только оставался вопрос: где проводить поиски?
Руководитель клиники подошла к окну и взглянула на пустынный парк, деревья которого гнулись под порывами ветра. В свете фонарей виднелись только залитые водой луга да разворошенная непогодой опавшая листва. На дорожках валялись сломанные ураганом ветки, смотревшиеся как внезапно выросшие коряги.
«Может быть, этот сукин сын все еще здесь? – подумала фрау Зенгер. – Ведь без посторонней помощи ему ни за что не пройти через заслоны системы безопасности».
В этот момент в отражении темного оконного стекла она снова заметила сокрушенный взгляд санитара, которому доверяла больше всех в клинике.
– Что такое?
– Мне очень жаль, но есть еще плохие новости.
– Какие?
– Касов!
Услышав ненавистную фамилию, она быстро обернулась и спросила:
– Неужели это он помог ему сбежать?
– Скорее всего, нет, – тяжело вздохнув, ответил Симон. – Касов тяжело ранен и лежит в палате Винтера. На него явно было совершено нападение, и теперь Трамниц находится в бегах вместе с Винтером. Но и это еще не все.
«Бог мой! Два пациента за один день!» – пронеслось в голове у фрау Зенгер.
При этом ее не столько волновала перспектива оказаться на следующий день мишенью для прессы, сколько забота о безопасности населения.
В этот момент Симон смущенно закашлялся.
– Только не говорите мне, что сбежал кто-то еще! – воскликнула фрау Зенгер.
– Я не могу дозвониться до доктора Фридера. Зато мне удалось кое-что найти здесь в тумбочке.
– Дневник?
«Значит, Винтер все же говорил правду?» – подумала она и выхватила тетрадь из рук Симона.
Быстрым движением руководитель клиники развязала тесемки, и из тетради выпало письмо, которое оказалось адресованным не кому-нибудь, а ей лично. Конверт был подписан так:
«Профессору фрау Зенгер (если она еще не уволена!)».
Она распечатала конверт и начала читать адресованное ей письмо:
«Дорогая фрау Зенгер!
Здравствуйте, дорогая любопытная персона, любящая совать свой нос в принадлежащие другому человеку записи частного характера. Перед вами интимный, можно даже сказать, написанный с юмором дневник Гвидо Трамница, в котором он излагает свой взгляд на жизнь».
В этот момент ей показалось, что она слышит наглый и самовлюбленный голос этого негодяя. Отбросив охватившее ее чувство омерзения, фрау Зенгер продолжила чтение:
«Как видите, мой рассказ занимает всего несколько десятков страниц. И в нем с особым вниманием говорится о судьбе способного постоять за себя маленького Макса, с которым я провел свой последний эксперимент в «инкубаторе».
Если вы сейчас спешите, что вполне логично представить после моего бегства, а также учитывая, что с каждой секундой полученное мною преимущество только увеличивается, то могу дать вам совет: пропустите пока деликатные места. Ими вы сможете насладиться потом, уютно устроившись возле камина с бокалом вина.
На вашем месте я просто перевернул бы обратной стороной это письмо. Если вы хотите, конечно, узнать, где я сейчас нахожусь».
Дочитав до этого места, руководитель клиники с дрожью в руках перевернула лист бумаги. Причем так резко, что сначала ей с трудом удалось разобрать написанное. Но когда она прочитала то, что содержалось в нескольких абзацах, оставленных Трамницем, до нее дошла вся чудовищность задуманного и осуществленного маньяком плана. Письмо выпало из ее рук, и она, не в силах сдержаться, закричала, выплеснув весь свой гнев и отчаяние на несчастного Симона.