м повышать дозу адреналина в крови.
– Погодите! – подняла я руку, видя, что Павел собирается меня прервать. – Но я-то знаю, что рискую не просто так, а потому, что хочу помочь. Я уже говорила вам, что чувствую близость к разгадке всего, что происходит. А я также понимаю, что если уйду сейчас, то у ОМР уже не будет возможности послать в Светлогорку другого человека вместо меня. Той информации, которую я успела добыть, явно недостаточно, чтобы начать полномасштабное расследование. Собственно, нам известно, что со склада пропадают лекарства и к этому причастен Антон Головатый. И что дальше? Он наверняка не единственная фигура, замешанная в этом деле. Кроме того, получается мое слово – против его. У него, несомненно, имеется неплохое прикрытие как в самом отделении, так и среди руководства больницы – иначе парень не вел бы себя так нагло, но я пока понятия не имею, кто за ним стоит. Сам Лицкявичус говорил мне, что не смог ничего узнать об Антоне, хотя и задействовал все свои связи. Это говорит о многом, вы так не думаете? Урманчеева вообще ни в чем нельзя обвинить, ведь мы не сможем доказать, что он меня гипнотизировал. Вспомните: его же не смогли привлечь к ответственности за мошенничество с использованием гипноза, хотя факты, казалось, были налицо. И я уже не говорю о тех, ради кого, собственно, и отправилась в Светлогорку. Я не узнала, что с ними случилось, зато теперь уверена: определенно случилось нечто плохое.
– Но мы не знаем, Агния, что вы могли рассказать Урманчееву! – воскликнул Павел, разводя руками. – Что, если именно ваша с ним «беседа» под гипнозом явилась причиной того, что вас пытались убить?
– Прямо уж убить… Может, я все себе напридумывала и на самом деле произошел несчастный случай? – неуверенно проговорила я, сама себе не веря. – Может, правда мальчишки бегали по заброшенному зданию и нечаянно столкнули вниз забытые рабочими инструменты, как предположил завхоз.
– Не будьте ребенком, Агния! В данных обстоятельствах о случайностях говорить не приходится.
– Как вы думаете, Павел, что я могла наговорить Урманчееву?
Павел потеребил темную бороду большим и указательным пальцами.
– Все зависит от того, – начал он, – какие вопросы он задавал. А это, в свою очередь, зависит от того, что именно он подозревал.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, в кино показывают так: стоит гипнотизеру воспользоваться своим умением, как подопытный тут же выкладывает ему именно то, что нужно. На самом деле все далеко не так просто. Гипнотизер должен задавать правильные вопросы. Задавать вопросы вслепую – дело неблагодарное. Вы сказали, что кофе уже остыл, когда вы пришли в себя?
Я кивнула.
– Значит, Урманчеев возился с вами как минимум полчаса. Вот и выходит – он не знал, что вы способны ему рассказать.
– Можно с этого места поподробнее? – попросила я.
– Предположим, Антон, который, как вы утверждаете, узнал, что вы – не Анна Евстафьева, рассказал о своем открытии Урманчееву. Значит, тот знал только об этом, но понятия не имел, кто вы на самом деле и чем занимаетесь в больнице.
– Наверное, так.
– Урманчеев мог, например, спросить: «Вас зовут – Анна Евстафьева?» Вы ответили бы отрицательно. Тогда следующий вопрос: «А кто же вы?» – «Агния Смольская». Но ваше имя ни о чем ему не скажет, надо развивать тему, и все зависит от того, как именно. Если, например, он задавал вопросы типа: «Вы из милиции, прокуратуры или Комитета здравоохранения?» – то получил отрицательные ответы. Однако не будем забывать, что Урманчеев – хороший специалист и, несомненно, нашел правильную линию в конце концов. Агния, мне неприятно вам говорить, но я абсолютно уверен, что Урманчеев теперь в курсе, чем вы занимаетесь в больнице. С другой стороны, не факт, что он причастен к покушению на вас. Как вы сами сказали, доказать факт гипноза мы не можем, а если бы даже и смогли, то это, опять же, ничего не значит, так как у Урманчеева нет очевидного мотива. За что его брать – за хулиганство?
– Вот потому-то вам и нужно убедить Андрея Эдуардовича в необходимости моего дальнейшего пребывания в Светлогорке! – воскликнула я с энтузиазмом. – Мне надо выяснить, чем именно занимается Урманчеев и почему он так испугался, заподозрив, что я не являюсь той, за кого себя выдаю. Если психоаналитик чист, то к чему такие предосторожности? Он, между прочим, не знает, что мы с вами раскрыли его маленький секрет с гипнозом, а я не собираюсь ему об этом говорить: пусть считает, что всех обманул.
– А вам не кажется, что в вашем присутствии он станет более осторожен? Просто не будет предпринимать ничего, что может вызвать хоть малейшее подозрение, и все, – возразил Павел.
– Если Урманчеев настолько жаден, насколько мы предполагаем, ему придется себя выдать! – выдвинула я свои аргументы. – Возможно, он и не начнет новую аферу, но если какие-то старые еще не закончены, вряд ли от них откажется.
Павел с сомнением покачал головой. Затем снял очки и принялся неторопливо протирать их салфеткой. От нетерпения я даже начала подпрыгивать на месте, но Павел, казалось, не замечал моего состояния.
– А вдруг снова попытается избавиться от вас каким-то образом? Я не утверждаю, конечно, что именно Урманчеев стоял за покушением на вас, Агния…
– Если покушение и в самом деле имело место, – быстренько вставила я.
– Разумеется, разумеется… Так вот: а если он опять предпримет шаги, чтобы убрать вас с дороги, сочтя угрозой для своих планов?
– Ну и прекрасно! Пусть предпримет, а тут мы его и сцапаем!
– Как у вас все просто!
– А чего усложнять-то зря? – пожала я плечами.
– Андрей ни за что не согласится, – убежденно произнес Кобзев.
– А разве ему обязательно все рассказывать?
– Даже и не думайте что-то скрывать! – возмутился психиатр. – Я попробую повлиять на Андрея, но не уверен, что у меня получится.
– Да уж, гипноз-то на него не действует, – удрученно пробормотала я. – Но я-то какая курица! И почему не догадалась, что Урманчеев может подобное выкинуть?
– Как вы могли догадаться? На вашем месте никто бы не смог, уверяю вас, Агния, так что зря не казнитесь. Как говорится, после драки кулаками не машут.
– Это точно, – согласилась я грустно.
Я с удивлением поймала себя на том, что мне не хочется покидать жилище Павла. Странно: оно ведь не показалось мне уютным и способствующим релаксации. Возможно, все дело в хозяине?
Вика сидела на скамеечке в парке, ожидая прихода Кати, девушки, на паях с которой медсестра Наташа Гаврилина снимала квартиру. Соседка сказала, что Катя еще не вернулась после суточного дежурства, и Вика, купив в ближайшем к дому киоске пакетик картофельных чипсов и бутылочку лимонада, решила подождать на улице. Она не сомневалась, что узнает ее: соседка хорошо описала напарницу погибшей.
Одним из бесценных качеств Вики, присущих большинству людей, имеющих дело с техникой, являлось терпение. Оно оказалось вознаграждено минут через сорок: невысокая полная девушка с короткими рыжевато-каштановыми кудряшками вынырнула из подворотни и направилась к подъезду. Ее чересчур яркий макияж не смог обмануть Вику: девушка была очень молода.
– Катя! – окликнула Вика, торопливо запихивая остатки чипсов в сумку и одновременно выбрасывая недопитую бутылку лимонада в урну.
Полная девушка обернулась, и ее густые брови удивленно сошлись на переносице. Она сделала несколько неуверенных шагов в сторону Вики, в то время как та заспешила навстречу.
– Я вас знаю? – спросила Катя, наморщив лоб.
– Нет, – ответила Вика, пытаясь не глядя застегнуть сумку. – Вернее, мы знакомы заочно. Меня зовут Вика. Наташа про вас много рассказывала.
– Неужели? – Брови девушки взлетели вверх, к самой челке. – А вы…
– Мы вместе с Наташей работаем, – быстро затараторила Вика, пытаясь рассеять подозрения, которые могли возникнуть у Кати. И придала своему лицу скорбное выражение: – Вернее, работали. Такая трагедия!
– Да уж, – сразу погрустнев, промолвила Катя. – Вы и правда с ней работали?
Вика заметила, что девушка с сомнением окидывает ее с головы до пят взглядом. Видит бог, она очень старалась: заплела свои разноцветные дреды в одну толстую косу и уложила ее вокруг головы, вытащила кольцо из носа и надела джинсы и футболку вместо так любимых ею богемных многослойных прикидов и цветных колготок. И все равно ее внешность, очевидно, никак не соответствовала общепринятым нормам!
– Наверное, вы не слишком-то ладили, да? – словно отвечая на ее невысказанный вопрос, предположила Катя.
Вика решила, что самая лучшая ложь – полуправда, поэтому смущенно наморщила носик и опустила глаза, согласно закивав.
– Честно говоря, вы правы. Наташа… у нее ведь был сложный характер…
– Ой, и не говорите! – отмахнулась Катя.
Вика вздохнула с облегчением, поняв, что выбрала для общения правильную тактику.
– С ней порой бывало очень тяжело, – продолжала между тем Катя. – Мы иногда так ругались, что я собиралась съезжать. Да и съехала бы, если б не деньги: как мне одной оплачивать всю стоимость квартиры? Теперь даже не представляю, что делать: мы заплатили за месяц вперед, но потом… А вы чего хотели-то? – запоздало поинтересовалась девушка.
– Да мы тут деньги собрали… для Наташи, – сказала Вика, для пущей убедительности вытаскивая из сумки пухлый конверт с купюрами, который ей вручил Лицкявичус. – Вернее, для ее родителей, ведь будут похороны. Ее мать приедет?
– Понятия не имею! – развела руками Катя. – Я, разумеется, позвонила по телефону, который нашла у Наташки в сумке, но так и не поняла, что собирается делать ее мамаша. Дело в том, что у нее новая семья и Наташа лет с пятнадцати была предоставлена самой себе.
– Женщина живет в Питере?
– Нет, – покачала головой девушка, – во Всеволожске. Ехать-то недалеко, собственно, но что-то я в ее голосе не услышала энтузиазма по поводу приезда. Она, конечно, поплакала в трубку, но даже не спросила, в каком морге находится тело и когда можно подъехать. Я оставила ей свой номер. А в самом деле: кто будет хоронить Наташку? Знаете, я ведь в таких вещах не разбираюсь – как-то не приходилось. Да и денег я вряд ли наскребу. А вот у Наташи бабки, между прочим, водились. И, судя по всему, немалые.