Он хмурился всё больше, а у меня мурашки по коже бегали от нетерпения.
— Она беременная, да? — не выдержала я.
— Сколько было абортов до этого, Лиля?
— Много, — шепнула я сконфужено, как-то неприятно было обсуждать такое. Мама все-таки. — У нее непереносимость препаратов.
— Да, у неё почти на всё эта непереносимость, а её продолжают травить. Она где-нибудь работает?
— Нет, — я покачала головой.
Нум оторвался от своего монитора и уставился на меня.
— Почему? Четко и по делу, Лиля. Только факты.
— Не может, — я напряглась и схватила подлокотники кресла. — До того, как я стала инвалидом, она трудилась в цехе сортировки изделий из ткани. Потом несколько лет возилась со мной. Я тогда даже сидеть не могла. На себе меня носила. А я уже не маленькой была.
— Нервное и физическое перенапряжение, — негромко произнес Нум, перебив меня.
— Да, — от переживания я почесала шею. Всё тело вдруг стало страшно зудеть. — А когда мне стало лучше и я смогла себя сама обслуживать, она попыталась вернуться на работу, но не выдерживала смены. Плохо становилось. И после того, как её второй раз увезли в нашу больницу с работы, отец запретил ей возвращаться в цех. А сам взял подработки.
Откинувшись на спинку кресла, Нум принялся отбивать по столу дробь пальцами.
— Что там скажи? — протянула я, сама удивляясь тому, как жалобно звучал мой голос.
— Не того в вашей семье лечат, Лиля. Совсем не того, и этот ребенок очень вовремя. Я звоню твоим родителям, а ты сиди молча и не выдавай своего присутствия. Разговор будет тяжелым.
Глава 29
Выдохнув, я снова закрыла лицо ладонями. Почему говорят, что жизнь — это чередующиеся черные и белые полосы? Ложь! Сплошная черная, в которой изредка встречаются серые вкрапления.
— Лиля, — тихо шепнул Нум, — успокойся, милая. Всё будет хорошо.
— Когда? — так же еле слышно уточнила я. — Когда, по-твоему, настанет это «хорошо»?
— Когда прилетишь ко мне, и я обниму тебя, — он негромко засмеялся. — Поверь, малышка, в моих руках тебе всегда будет просто замечательно. А пока сиди прелестным мышонком.
Я снова кивнула, и он отвернул планшет от второго монитора. Нум нашел в своей базе и набрал номер отца. Его длинные, изящные пальцы бабочкой порхали над сенсорной клавиатурой. Я никогда раньше не обращала внимания на мужские руки. Казалось, они все одинаковые. Но нет.
Стоило представить, как ладони Нума скользят по моим плечам, в душе возникал странный трепет. Он перерастал в желание. Возбуждение. Во мне словно проснулась женщина и робко осмотрелась по сторонам. Хотя к чему эта ложь? Она видела только одного конкретного орша.
Поставив локоть на подлокотник своего кресла, этот гигант, не мигая, смотрел перед собой.
Из его колонок раздался стрекот, писк, треск и, наконец, протяжный гудок. Я одновременно услышала его и у Нума, и дома. Такой звонкий.
— Да, — следом пространство наполнил немного злой голос отца. — А-а-а, простите, — он замялся. — Я плохо запомнил имена братьев Лэксара. Для меня это всё ново...
— Нум, — на лице орша не дрогнул ни один мускул. — Нум дар Орш Соод. Но для вас, Эван, просто Нум. Ваша супруга рядом? У меня срочный разговор. И он не из приятных.
— То есть хороших новостей у вас нет? Дело с землей не выгорело? — отец тихо раздражался.
Я могла его понять. После услышанного разговора его, наверняка, внутри трясло не меньше, чем меня.
— Примите успокоительное, Эван, — Нум усмехнулся. — Я семейный врач. Так что привыкайте, что мой длинный нос будет лезть в дела вашего здоровья.
Откинувшись на спинку кресла, Нум расслабленно опустил руки. Его совсем не напрягал тон отца, казалось, ему вообще были безразличны чужие эмоции. Он их игнорировал.
— Я не пью эти пилюли, — странно, но папа будто успокоился. В его словах появились извиняющиеся интонации. — У нас с женой был не самый приятный разговор. Столько навалилось... Простите за грубость.
Нум кивнул. Затем, потерев указательным пальцем подбородок, бросил короткий взгляд на меня, прищурился и глубоко вздохнул.
— Сейчас буду слегка невежливым, — медленно протянул он, — но о чем была беседа?
Я сжала губы, представляя выражение лица папы — раздосадованное. Он не привык, что к нам названивают врачи, да ещё и такие дотошные.
— Да... Семейное, — пробурчал он.
— Семейное — это хорошо, Эван. Как ваше самочувствие, Роза? — Нум отвёл взгляд чуть в сторону, видимо, на маму.
Разговор не вязался, и это чувствовалось. В воздухе висело напряжение. Мама что-то ответила, но так тихо, что я не расслышала её слов. Зато Нум понял и кивнул несколько раз — то ли ей, то ли своим мыслям.
— Ну хорошо, не буду тянуть, — он сел ровнее. — Вчера мы взломали базы поликлиники вашего поселения. Признаюсь, меня интересовала ваша младшая дочь. Некоторое время назад на корабле произошел несчастный случай с участием Астры. И, занимаясь восстановлением её здоровья, я услышал о Лилии и её болезни. Этим и оправдан мой поступок. Карты дочерей я ещё не смотрел, а вот в вашу, Роза, заглянул. Внимательно изучил, и мне в ней многое не понравилось.
— Дочерей? — голос мамы показался мне хриплым. — Но у Астры и Лилии нет карт.
— Я про Петунию и вторую девушку, имя которой не запомнил, — перебил её Нум. — Ну и у Астры с Лилей уже тоже всё есть. Лилина, правда, ещё не полная, — он будто оправдывался перед мамой, но, спохватившись, вскинул голову и слегка нахмурился. — Но не о том сейчас. Хочу спросить, прежде чем продолжить разговор, как быстро вы сможете добраться до нас? Торги за землю состоятся на днях. А дальше мне нужно, чтобы вы как можно быстрее оказались в моём кабинете. Вопрос с переездом я даже не ставлю. Вы едете! Всей семьёй!
Повисло молчание.
— Молодой человек, мне кажется, что... — папа старательно подбирал слова.
— Что я наглый? — Нум покачал головой. — Нет, Эван. Вовсе нет. Я просто объясняю вам ситуацию, пока не вдаваясь в подробности. Теперь о беременности...
— Вам и это известно? — испуганно шепнула мама. — Мы решили, что не можем оставить малыша. Лиле скоро предстоит очередная операция. Время подходит. И денег...
Она не договорила. Я слышала, как тяжело маме даются эти слова. Сердце сжималось от боли. Опустив голову, я уставилась на свои сомкнутые руки.
— Лиля теперь моя забота, — спокойно произнес Нум. — Если операция и потребуется, то её буду делать я. У меня достаточно опыта и соответствующая квалификация. Естественно, все беседы о деньгах здесь крайне неуместны. Я знаю о разговоре с Лэксором, присутствовал в кабинете. И готов повторить его слова: я беру на себя ответственность за вашу младшую дочь. Всё, что от вас требуется, — это привести её ко мне. Но если вчера мы говорили о том, что готовы оплатить её переезд отдельно от вас, то сейчас ситуация меняется. Ни о каком аборте речи быть не может. Вам и предыдущее делать было нельзя. Знаете, Эван, есть целый перечень противопоказаний к прерыванию беременности, и у вашей супруги каждое второе в этом списке. Я удивлён, что вы ещё не вдовец!
Он подался вперёд. От резкого движения его кресло качнулось. Уставившись в монитор, Нум, кажется, прожигал отца взглядом.
— Мне повторить, Эван? Вашей жене нельзя прерывать беременность. Может быть, и в этот раз смерть пройдет мимо, но её и без того слабое здоровье пошатнётся ещё сильнее. Вам ведь известно, что у неё непереносимость к препаратам, которыми её пичкают каждый раз, чтобы скинуть плод? Её травят, и это чудо, что она всё ещё сидит рядом с вами.
Уставившись на Нума, я медленно соображала, о чём он толкует. Да, мама плохо переносила лекарства. Да, практически все. Её тошнило от них, иногда появлялась одышка. Однажды она потеряла сознание, превысив дозу.
— Я вижу, мои слова до вас дошли, — Нум расслабился. — А теперь поговорим детально, чтобы у вас и мыслей не осталось продолжать жить на вашей Церере, Эван.
Глава 30
— Послушайте, я люблю свою жену, и никогда бы не стал рисковать её здоровьем! — Нервы папы всё же сдали.
В комнате родителей послышался шум, что-то упало. Тихий извиняющийся лепет мамы. Возня.
Нум всё это время сидел и просто смотрел в монитор. Ждал.
Скрестив пальцы ладоней в замок, я поднесла их к лицу. Переживала так, что внутри всё тряслось.
— Я... я разговаривал с нашим фельдшером и не раз,— запинаясь, продолжил отец. — Он уверял меня, что всё безопасно. Никаких побочных эффектов. А состояние Розы обусловлено постоянными выбросами. У нас же неба не видно от копоти. Он посоветовал мне уговорить жену уволиться с завода. Я установил дома хорошие фильтры, чтобы эта дрянь, летающая в воздухе, не попадала к нам. А теперь вы говорите, что виноваты пилюли?
Прикрыв глаза, я выдохнула. Всё верно. И фильтры стояли, и папа строго-настрого запрещал маме выходить во двор, когда трубы цехов утилизации выпускали под купол ярко-розовый дым.
Я представляла, что сейчас творится у него на душе. Берёг, а выходит — не от того. Лечил, а по факту — калечил! От такого он нескоро отойдет.
— Боги! Да я и про... про операцию узнавал, для себя. Чтобы не было беременностей! Но не делают у нас. Нет у фельдшера лицензии. Он только и может, что зашить небольшую ранку. У вас красивая огромная медицинская капсула за спиной, а у меня целый квест, чтобы младшей дочери нормальное обезболивающее выписать. Розничная доставка не работает. Ничего не доступно. Даже витамины и те не достать. Да, Нум, это дыра!
Я никогда не слышала, чтобы отец разговаривал в столь ярко окрашенных эмоциональных тонах. Видимо, и он достиг той точки, после которой просто срывает крышу. Семья для него тема больная. В первые годы брака они с мамой пытались хоть что-то скопить на переезд, но не получалось. Образования нет. Возможности получить квоту на гражданство на другой планете нет. Родни, чтобы хоть как-то зацепиться, пусть и на орбитальной станции у Марса или Юпитера, тоже нет. Никаких шансов вырваться.