о издали видел, с травмированной рукой, не гнулась, а это видимо зам, на дежурстве. Вот когда унтер меня завёл в палатку, даже заранее докладывать не стал, то лейтенант поднял голову, с интересом нас изучая голубыми и несколько водянистыми глазами, сам тот рыжим был, и унтер сообщил:
- Этот русский что-то хочет важное сообщить, герр лейтенант.
- Знает немецкий?
- И очень хорошо, - подтвердил тот и повернула ко мне. - Говори, что там хотел. Если обманул, мои ребята с тобой повеселятся.
- Бункер у Минска, для высшего политического состава республики, - сказал я, что первым в голову пришло, анализируя ситуацию на возможности побега. - Если Минск захватят, партизанское движение будут организовывать. Я в бункере был, в охрану должен был войти.
Шансы были не велики, солдат снаружи ждёт, тут сержант и лейтенант, до которого метра три, ещё и стол между нами. Поэтому решил заговорить зубы, может куда в другое место отправят и там будет шанс для побега. Тут его, честно скажу, не очень много.
- НКВД? - спросил лейтенант, что с интересом меня слушал.
- Нет. Минский гарнизон, тут сопровождал важного командира, бомба рядом упала, вон весь в синяках, и вот в плен попал.
- Да врёт он, - с ленцой в голосе сказал унтер. - Я его ещё у ворот узнал. Думал скинул френч и его не опознают. Это тот лётчик, что нашего сбил над лагерем. Мы его потом отделали, отсюда и синяки.
- Вон оно как? - лейтенант с интересом меня стал рассматривать. - Меня тогда не было, не видел.
- А мне интересно было что ему надо.
- Вы ошиблись, господа офицеры, я обычный боец из минского гарнизона, - сообщил я, но видно, что убедить не удалось.
Пришлось переходить к импровизации. Да у меня тут всё на импровизации держится, и как видно, не помогло. Мощный толчок в плечо унтера, тот ожидал от меня какой пакости, но обычного толчка явно нет, полетел кувырком, а я уже прыгнул к лейтенанту, схватив перо, коим он ранее писал, отбив попытку захвата, и укрывшись за его телом, прижав острый кончик пера к шее, сказал ему:
- Прикажите своим людям выйти.
Уже и солдат забежал, держа на прицеле карабина, и унтер пистолет достал из кобуры, вот и укрывался за телом офицера.
- Что вы хотите? - сдавленно спросил тот.
- Как и вы, я очень хочу жить, и на свободе. Предлагаю сделку. Мы вместе покидаем лагерь, пусть приготовят машину. Я удаляюсь на ней, и отпущу вас.
- Я могу вам верить?
- Поверьте, мне проще отпустить, чтобы потом ваши солдаты, злые как осы, искали меня. А так вслед кулаком погрозите, поругаете, и вернётесь в лагерь, передав постам мои данные. А от них уйти легче.
После недолго молчания, когда уже и начальник лагеря в просвете выхода мелькнул, тот всё же сказал:
- Договорились.
- Отлично, теперь я убираю одну руку, вы повернётесь ко мне, отстегнёте свой ремень с кобурой и застегнёте на мне. Это будет ваш прощальный подарок. Мы столько времени проведём вместе, хотело бы что-то оставить на память.
- Юморист, - нервно хмыкнул лейтенант, но повернулся, я убрал перо, хотя держал наготове, так что тот отстегнул свой ремень, и действительно застегнул на моей талии. Крепко застегнул.
Дальше тот покричал своим, капитан без страха зашёл в палатку, изучая с интересом нас, выслушав к каким договорённостям мы пришли, молча кивнул и вышел. Вскоре послышалось тарахтение и рядом остановилось авто. Да легковое. Ха, наша же «эмка». За палатками стоянка техники была, но они тут в два ряда, не видел, чтобы наше авто было. Впрочем, мы под недобрыми взглядами солдат, капитан приказал им опустить оружие, синхронно двигаясь с лейтенантом, дошли до открытой двери. Я поглядывал чтобы ловушки какой не было, рядом никто не прятался. Так что первым залез на место шофёра и держа офицера за плечо, помог сесть на место водителя, сам перебираясь на сиденье пассажира. Так что лейтенант сам повёл машину. Я велел в сторону Кобрина рулить. Вот так мы выехали на дорогу и покатили по ней. Пыль сзади поднималась, но смог рассмотреть, что отстав километра на три, за нами катил грузовик, и вроде мотоцикл с коляской. Сопровождали. Уехали мы километров на семь. А тут опушка, и довольно солидного леса. До Кобрина по этой дороге ещё километров десять оставалось, а там перекрёсток на Пинск.
- Ну что, вы выполнили свою сторону договорённости, я выполняю свою. Можете ехать обратно.
Так что я открыл дверь, и бегом скрылся в лесу, а лейтенант, развернувшись, да видимо на нервах перегазовав, с пробуксовкой погнал обратно, навстречу своим. Я же шатаясь уходил в лес. Да у меня на всё что было ушли все силы. Я там от боли чуть не зубами скрипел, но не издал ни звука. Травмы сказывались, и это важно. Да я от опушки метров на пятьдесят отошёл, когда услышал вопрос:
- Ну и кто ты такой?
Остановившись, шатнувшись сначала вправо, потом влево, держась за бок, я рассмотрел командира, со старыми окровавленными повязками на плече и правой руке. Та в косынке была. Старлей стоял, прислонившись к дереву метрах в пяти от меня. Рядом два бойца, и что важно, все трое пограничники.
- Лётчик, - с трудом ворочая языком, сказал я. - Сержант Антонов.
- А чего тебя немцы катают? А, сержант?
- С лагеря бежал. Из плена. Сказал, что важные сведенья имею, а когда к офицеру привели, схватив перо со стола и к шее, и договорился, что меня вывезут, а я его отпущу. Оба слово сдержали. Вон, ремень с пистолетом прихватил. Сейчас сюда злые немцы подъедут, мстить за лейтенанта хотят.
- Лихой ты парень… - договорить старлей не успел, прибежал ещё один пограничник и сообщил:
- Немцы подъезжают, грузовик, наша «эмка», что раньше тут была, и мотоцикл с пулемётом. В грузовике солдат много.
- Байбаков, остановишь их и за нами. Уходим.
Мне помогли, оба бойца подхватили под руки, поняли, что не бегун, правда ремень с кобурой забрали, и понесли, быстро перебирая ногами. Сзади вдруг перестрелка началась, несколько раз отработал пулемёт, «ДП» был, звук не спутаешь, но потом всё стихло. Думаю, показали, что тут окруженцы, и немцы скорее всего рисковать не будут, уйдут. А через километр где-то, меня вынесли к ручью, где я жадно напился. Ну и голову в воду сунул, в себя прийти, а то сознание плавало. Я же говорю выложился, всё поставил на этот побег.
- Скажи, сержант, - рядом тяжело дышал старлей, только он и я, бойцы куда-то убежали. - Ты какие самолёты водишь?
- Воевал на «чайках», а так все могу. Они особо и не отличаются.
- Понял. Как в плен попал?
- На разведке был, возвращался, зажали. Таранил истребитель противника, остальные меня подожгли. Вот и прыгнул с парашютом.
- Погоди. Это не три дня назад было?
- Четыре.
- Точно, четыре. Так мы видели этот бой, издали. Молодец, герой. Что дальше было?
- А там как раз внизу лагерь для военнопленных. Охрана очень долго меня била. Лётчик-то их погиб. Так била, что я память потерял, очнулся на следующий день, никого не узнаю. Сейчас многое восстановилось, что-то помню, но не всё. Раз часть восстановилась, надеюсь и остальное вернётся.
- А бежал зачем?
- Так добьют же! Я гимнастёрку скинул, но всё равно узнавали, когда раздача еды была. Недолго бы мне осталось. Видел, как выводили бойцов НКВД, политработников, выявляли евреев, и расстреливали. Там у лагеря целый ров, больше двух сотен расстрелянных. Поиздеваться ещё любят.
- Даже так? Потом рапорт напишешь, что видел. А евреев как выявляют?
- Так обрезанные или нет. Парни с Кавказа, которых с евреями постоянно путали, возмущались, что с ними так ошибаются.
- Ну да, такое может быть… Вот что, тут недалеко самолёт стоит, вроде цел. Надо глянуть. Может сможем к нашим перелететь?
- Да там не только от самолёта зависит. А от площадки где стоит. Не везде где смогли сесть, потом можно взлететь.
- Разбираешься, это хорошо. Самолёт двухмоторный, бомбардировщик. «СБ». Сколько может людей на борт взять?
- До предела?
Уже темнело, почти ничего не видно было, но мы продолжали сидеть у берега ручья и общались.
- Да.
- На месте штурмана двое. На месте стрелка-радиста человек шесть, но стрелять, отбиваться, уже не выйдет. Если отсек для бомб пуст, там ещё шесть-семь. Ну и одного на место пилота, сяду на колени, мелкий же, и всё.
- Нормально, - явно мысленно подсчитывая, сказал старлей. - Умещаемся. А самолёт должен взлететь, сержант, всё сделай, но подними его в воздух.
- А что такое?
Чуть помедлив, старлей всё же признался:
- Раненый генерал у нас, плох он, к врачам нужно, вся надежда была на самолёт. Мало ли лётчик сбитый встретится, искали, а тут ты вышел. Судьба.
- Ха, а я ещё на километр думал дальше проехать и там машину покинуть.
В этом время к нам подошли. А факелы горели, два, ими освещали, рассмотрел носилки с генералом. Всего было тут полтора десятка бойцов, да похоже разных родов войск. Двое танкистов точно. Так что задерживаться не стали, и двинули похоже обратно в сторону Бреста. Видимо там был самолёт. Перед тем как покинуть лес, факелы потушили и шли при свете луны. Меня один боец поддерживал. Я устал конечно, но собравшись с силами упорно шёл. Шанс на спасение, его я упускать не желал. Лишь к полуночи мы вышли к самолёту. Сверкал остеклением кабины. С этой стороны вышли к нему.
- Это не «СБ», это «Ар-два», - озвучил я, подходя к самолёту.
- И в чём разница? - спросил не старлей, а старшина с пулемётом, видимо тот самый Байбаков. Больше такого оружия в группе не было.
- Это не бомбардировщик, а пикировщик. Бомбовый отсек меньше. И дальность полёта тоже. Фиг его знает сколько у него топлива осталось. Нам километров на двести и у своих будем.
- Так, Антонов, займись самолётом. Вы двое ему помогать, остальным отдыхать.
- Костёр разведите, свет нужен, и пару факелов, - сказал я.
- Немцы увидят.
- И подумают, что свои, кто ещё так нагло костры будет жечь?
- И возразить нечего. Так вы трое, за дровами. Вы...