— Ступайте тише, девочки должны выспаться, иначе ночью они будут плохо выглядеть.
Она повела нас по пустым коридорам палаццо, и мы действительно постарались не шуметь. С ночи в них держался тяжелый запах вина, духов и непристойностей, происходивших в этих стенах. Остатки похоти и стыда, похожие на хрупкие прозрачные паутинки, все еще витали в воздухе. Краем глаза я заметил движение. По боковой галерее удалялись люди, мужчина в пальто с высоким воротником и цилиндром и женщина в черном платье и чепце. Они скрылись за поворотом, а я так и не увидел их лиц.
— Ты начала принимать клиентов днем?
— Посетителей, — мягко поправила меня Ким. — Среди них есть те, кто не может показаться здесь даже ночью, в маске, но кому тоже хочется вкусить нежность и тепло от моих девушек и юношей. Поэтому изредка я делаю исключения и впускаю в «Розовый бутон» особых клиентов. За особую плату, разумеется.
— Мое появление кого-то спугнуло?
— Бри, милый, ты знаешь золотое правило моего заведения.
— Прости.
Золотое правило «Розового бутона» гласит: «Все, что происходит в заведении, остается в заведении». И точка. Как верховный дознаватель я могу затребовать какую-то информацию и вынудить Ким говорить, но тогда я потеряю ее навсегда, а у меня нет решительности для такого поступка. К тому же я совсем не нуждаюсь в списке особо щепетильных чиновников, которые так тщательно скрывают свои визиты в публичный дом. Мой предшественник обязательно бы схватился за этот маленький рычажок, но я неважный Паук.
— Здесь. — Ким остановилась возле самой дальней двери в самом тихом краю палаццо. — Прежде чем я пущу тебя внутрь, знай, что он плохо выглядит, но его жизни ничто не угрожает.
— Я видел его с обломком бедренной кости, торчащей наружу под немыслимым углом. Думаю, я готов.
Как только дверь открылась, мне в нос ударил сильный запах лекарств и горелой плоти. В небольшой чистой комнате на кровати лежит мой друг. Большую часть его тела покрывают зеленоватые от мазей и эликсиров бинты, из-под которых виднеются ожоги. Левая половина головы полностью закрыта повязками, а правый глаз прикрыт. Я посмотрел на него при помощи Голоса и не увидел почти никаких следов эмоций. Его разум дремлет.
— Если бы это был человек, я бы сказал, что ему осталось жить не более суток. С такими ранами не живут, с ними долго и мучительно умирают.
Я так пристально рассматривал повреждения Инча, что не заметил второго обитателя комнаты. Старый худой мужчина, человек белой расы, морщинистый, с всклокоченными седыми волосами и такими же бакенбардами. Потертый зеленоватый костюм-тройка, железная цепочка карманных часов, растянутый замусоленный галстук. Выцветшие серые глаза, налитые кровью, смотрят на нас поверх очков-половинок, перевитые вздутыми венами тонкие ладони покоятся на подлокотниках кресла-качалки.
— Если бы это был человек, я бы сказал, что он навсегда останется уродом. Но вы, тэнкрисы, имеете необычайный жизненный потенциал. Мой пациент не только будет жить, но и приобретет свой прежний вид. Здоровая кожа, восстановленный волосяной покров, зрячий глаз, обновленные мускулы и внутренности. Поистине велик потенциал организма тэнкриса!
— Бри, это мэтр Оркрист, — представила человека Ким. — Я пригласила его, чтобы он помог Инчивалю.
— Маг-целитель?
— Профессиональный, — кивнул человек.
— С лицензией?
— Будь у меня лицензия, я имел бы собственную практику на дому и сообщал бы о пациентах с такими ранами властям. Но я здесь, а Скоальт-Ярд ничего не знает. Желаете отказаться от моих услуг, тан верховный дознаватель?
Старик не боится меня. Ни капли. Он спокоен настолько, что…
— Сколько вам осталось жить, мэтр?
— Аневризма головного мозга. — Он коснулся своей головы немного выше левого уха. — Вот здесь. Могу умереть в любой момент. Во всей империи есть только один маг-целитель, способный провести операцию. Знаете кто?
— Не имею представления.
— Я, — ответил старик, ухмыляясь. — Иронично, не правда ли?
— Действительно. Себастина, покарауль снаружи. Мэтр, каковы повреждения?
— Ну. — Оркрист несколько раз качнулся в кресле, собираясь с мыслями. — Сильные ожоги, несколько ребер сломано, внутреннее кровотечение, один глаз слеп, тепловые повреждения кровеносной системы, внутренних органов, обширные повреждения мышечных тканей. На фоне всего этого я бы сказал, что три пули, которые я из него извлек, это так, мелочь. Основные повреждения все-таки получены от огня. Ну, и для полноты списка можно упомянуть легкие повреждения на пальцах правой руки, но это даже ранами назвать нельзя. Так, укус.
— Правда? Кто же его укусил?
— Кто ж его знает. Может, собака, может, ратлинг, может, он сам. Мне было неинтересно, откуда взялись укусы, я их просто обработал и зашил.
— Он без сознания.
— Да, митан. Я поместил его разум в псевдостазис, чтобы не мучился, иначе пришлось бы колоть много обезболивающих, что дало бы осложнения на печень и почки, которые и так повреждены.
— Поле можно снять?
— Сами знаете, что можно, митан, но тогда ему будет очень, очень больно. Хотите его разбудить?
— Не стоит. Вы наблюдаете его круглосуточно?
— Нет, обычно я сплю по два-три часа в сутки. Если хотите знать, он будет способен говорить, не умирая от боли, примерно через пяток дней. Еще через два дня он сможет ходить. Чудесно, не правда ли?
Несколько минут назад это действительно было бы чудесно, потому что я не знал, выживет ли мой друг или нет. Теперь я знаю, что он выживет, и у меня другие заботы, я должен узнать, что произошло. А когда я узнаю это, достигнутая цель вновь померкнет, и я устремлюсь к новой цели. Мне необходимо узнать, что произошло в доме Инчиваля!
— Так мне его будить?
— Я уже сказал, что не стоит. Ким, все расходы я беру на себя. Надеюсь, ты не против?
— Нисколько. Оплата услуг мэтра слишком сильно ударила бы по моим финансам.
— Тогда решено. Я пришлю людей для охраны…
— Даже не заикайся об этом! — Бровки синевласой тани сошлись на переносице, а меня обожгло опасным холодком. — Никаких черных плащей в моем доме, Бри. Клиенты разбегутся в ужасе и больше никогда не вернутся!
— Посетители, ты хотела сказать.
— В Темноту твои поправки, Бри! Ты хочешь остаться рядом с другом?
— Я не могу себе этого позволить. В столице все становится с ног на голову. Пойдем, я не хотел бы обременять мэтра своими проблемами.
Оставив мага, мы поднялись на третий этаж, в покои хозяйки заведения. Себастина заняла вахту у двери.
— Присядь и расскажи, что тебя тревожит.
— Обычная рабочая рутина. Я просто выбиваюсь из сил, потому что этой рутины становится слишком много.
— Неправда, Бри. — Она вложила в мою руку пузатый бокал белого вина, хотя я и не просил, а потом села в ногах и прижалась щекой к моей ладони. — Никакая рутина не сможет окрасить твое лицо тенями усталости. Ты нашел по-настоящему опасного противника?
— Это не партия в королевскую свечку, Ким, в которой чемпион ищет себе достойных противников. Мне кажется, что происходит нечто грандиозное, а я, как муравей, который не видит человека.
— Что? — Она непонимающе посмотрела на меня.
— Муравей настолько мал, что не может увидеть огромное существо, человека, например. Муравей не понимает таких чудовищных масштабов, ведь его мирок ограничен, и он может увидеть лишь крошечную часть человеческого тела за один раз. Тогда муравей атакует эту часть, намереваясь защитить муравейник. Он не видит… не понимает, что человек столь огромен, что его не остановить. Я, как этот муравей, вижу разрозненные куски чего-то огромного то тут, то там, но не вижу целого, не могу связать их между собой, потому что целое вне моего понимания. А это значит, что мой лимит полезности выработан. Пора на свалку.
— Лишь опустив руки, ты окажешься на свалке, Бри. А я знаю, ты этого не сделаешь, потому что ты настоящий л’Мориа! Ты воин, который будет бороться, пока бьется сердце и горячая кровь течет в венах.
— Я такой же настоящий л’Мориа, как ратлинги в ближайшей мусорной куче.
— Глупость, сказанная умным таном, глупа вдвойне. Хоть они и не принимают тебя, ты воплощаешь все, чем они гордятся. Это неодолимое упорство в достижении поставленной цели. «Костьми поляжем, долг исполнив лишь».
— Я не…
— Очнись, Бри. Ты действительно уверовал в собственное бессилие или просто хочешь, чтобы тебя успокаивали и переубеждали как маленького ребенка? Если первое, то ты жалок, если второе, то идем в постель, и я буду менять твое отношение к миру, пока ты не ринешься в бой с пламенным сердцем и холодным разумом. Хочешь?
Я закрыл глаза, будто стыдясь смотреть на нее, а она обжигала своей щекой мою ладонь, тани, которая знает, кто я и чего хочу, лучше меня. В жизни и в постели.
— Мне кажется, как бы безумно это ни звучало, Ким, что кто-то пытается уничтожить империю. Как тебе такое?
— Звучит как бред безумного проповедника из Края.
— Да.
— Но знаешь что, Бри, чем безумнее проповедник, тем страшнее его бред, а если проповедник не так уж и безумен, то наступает время бояться. Ты не безумен, Бри. Значит, у твоих выводов есть основания. Значит, грядет время страха.
Она умолкла надолго.
— Это хорошее вино.
— Ты знал, что каждый смотрит на мир по-своему?
— Правда?
— Да. Каждый тэнкрис, человек, люпс, все смотрят на мир по-своему. Ты знаешь, что каждый видит цвета по-своему? Но их нельзя описать, и все смотрят на один и тот же цвет, видят его, узнают, одинаково называют, но каждый видит его по-своему.
— И лишь ты одна во вселенной знаешь разницу. Ты удивительна, Ким.
— Мне нравится смотреть на себя твоими глазами. Ты видишь меня красивой, такой, какой я сама себя не вижу.
Ее щека греет мою ладонь. Мне кажется, что я прикасаюсь к раскаленной печи, но почему-то это приятно.
— Ты и сейчас это делаешь?
— Да. В твоих глазах я так красива…