— Думаю, вы будете ходить. У вашего организма небывалая даже для тэнкрисов сопротивляемость, тан л’Мориа.
— Это у меня от отца. Я так думаю. Но когда?
— Кто же знает? Ваши ткани заживают с поразительной быстротой, но, согласитесь, немногие живые существа возвращались к нормальной жизни после такой травмы позвоночника. Даже я не могу вычислять такие сроки.
— То есть, может, через минуту, а может, через год?
Старый человек рассмеялся.
— Ну и хватили же вы! Увы, я могу лишь обещать, что в самом скором времени очнется ваш друг. Сейчас процессы, протекающие в его голове, начали по-настоящему разгоняться. Посмотрите, как хорошо заживает его кожа. Пройдет немало времени, прежде чем сойдет последняя короста и омертвевшая ткань, но, в конце концов, следов не останется.
— Это радует. Я хотел бы побыть здесь некоторое время с вашего позволения.
— Тогда я схожу и выпью черничного чаю. Тут такие красивые девушки, и у них такой вкусный чай!
Не знаю, сколько я пробыл возле Инчиваля. Сначала я следил за тенями эмоций, которые клубились над его головой, но сам не заметил, как задремал. Когда очнулся, за окном были уже сумерки.
— Который час?
— Почти четыре пополудни, хозяин, — тут же ответила Себастина.
— Ох, ну и ну. Он не просыпался?
— Нет, хозяин.
— Что ж, тогда, думаю, мне нужно встретиться с Ким и убираться отсюда, пока у девочек не начался рабочий… Рабочая ночь.
Себастина подкатила меня к нужной двери, и я постучал.
— Ким, это я.
— Заходи… Ой…
— Ничего, я стараюсь относиться к этому спокойно. Даже твой Оркрист не знает… Ты не одна.
Вместе с Ким в ее кабинете я увидел еще одну женщину. Я на секунду опешил от такой красоты, от такой восхитительной, тонкой, изысканной красоты! И это… человеческая женщина? Необычайно четко осознал в этот момент, почему не разделяю взгляды видистов-радикалов. Даже такие неказистые и посредственные существа, как люди, порой приносят в мир нечто прекрасное, а мы, тэнкрисы, ценим красоту не меньше жизни.
— Ступай, ступай, милая, — успокаивающе сказала Ким и нежно стерла с лица девушки слезинку. — Все будет хорошо, я обещаю.
— Госпожа…
— Иди, моя радость. Раз я сказала, что все у тебя будет хорошо, поверь, так и будет. Иди и готовься. Я сообщила ему, так что сегодня он должен будет принять решение. В любом случае я тебя не оставлю, Нэн.
— Спасибо, госпожа! — Девушка присела в реверансе и выпорхнула за дверь.
— Поразительно, — сказал я, глядя ей вслед.
— И не говори. Прелестное дитя, сама не понимаю, как она оказалась здесь!
— Я не об этом, Ким. Поразительно, как быстро твои слова превратили ее отчаяние в надежду. Поверь мне, это превращение многого стоит!
— Не преувеличивай.
— И не думал. Мне с моим Голосом нужны месяцы, чтобы сделать то, что ты сотворила всего парой слов.
— Не говори глупостей, милый. Малышка Нэн битый час проплакала у меня на плече, прежде чем я смогла все исправить.
— Час и месяц. Разница чувствуется. Что с ней вообще?
— Помимо того что она работает в публичном доме? Ничего. Просто в последнее время ее жизнь закладывает более крутой вираж, а девочка так юна и неопытна!
— Договаривай.
— Что?
— Договаривай, Ким.
— Я не понимаю.
— Девочка так юна и неопытна, как…
— Прекрати играть в эти игры, Бри. Ты используешь свой Голос, чтобы пугать людей, а потом удивляешься, что они тебя не любят!
— Все таны в той или иной степени злоупотребляют своим Голосом. К тому же они будут ненавидеть и презирать меня в любом случае. А ты, например, постоянно смотришь на себя чужими глазами.
— И кому от этого вред?
— Девочка так юна и неопытна, как…
— Я! Ты доволен?
— Я был бы доволен, если бы не чувствовал вину за то, что чувствуешь ты.
Ее словно подкосило. Ким упала в глубокое кресло и спрятала лицо в руках.
— Тяжело быть с тем, от кого не может быть секретов, — тихо сказала она.
— Моя профессия втерлась в мясо, оставила отпечаток на костях. Я начал замечать, что не могу устоять, когда чувствую чужую тайну, даже если это неважно. Ты совершенно права, со мной трудно.
— Мэтр сказал, что ты еще можешь поправиться. Я постоянно молюсь об этом Силане.
— Спасибо. Потому что я не молюсь ей совсем, а ты работаешь за двоих.
Она громко засопела.
— Ты не обиделась на меня?
— Очаровательная сволочь, как мне на тебя обижаться?
Себастина протянула ей платок.
— Скажи, Бри, откуда в округе появился стимер с гербом?
— Ой.
— Откуда?
— Его Императорское величество настоятельно рекомендовал мне использовать эту жуткую штуку. Ненавижу ее, грохочет, шипит, подвеска ужасная, но, как ни странно, к тебе я добрался намного быстрее прежнего.
Услышав об Императоре, Ким окаменела, но быстро пришла в себя, что радовало. В первые месяцы после того… инцидента любое упоминание о правящей династии ввергало ее в истерику. Мы даже думали, что она повредилась рассудком… Еще бы, увидеть Императора в гневе, тут и взрослый дрогнет, что уж говорить о маленькой девочке.
— Постой, откуда ты приехал?
— С заседания Парламента.
Сначала она непонимающе нахмурила бровки, а потом громко расхохоталась.
— Никогда не думала, что ты настолько уподобишься многим нашим клиентам! — хохотала она. — Из Парламента сразу в бордель! Бриан! Ты невероятен!
Я услышал ее искристый светлый хохот, удивленно понимая, что вдруг достиг желаемого. Я хотел, чтобы Кименрия не испытывала боли, глядя на мое положение, и вдруг свершилось. Случайно. Может, если я очень сильно захочу раскрыть мое дело, темные кукловоды сами плюхнутся мне в руки? Ну? Нет? Ну что ж, это было ожидаемо.
— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты делаешь для Инчиваля, и за то, что ты сделала для меня.
— Он милый малый и твой друг. И изредка наш клиент. Если он важен для тебя, для меня он тоже важен, и не за что тебе меня благодарить.
— Отнюдь. Ты приютила Инчиваля, хотя его, возможно, ищут те, кто вломился в его дом. Ты послала ко мне своего чудо-целителя, который, возможно, стал залогом моего грядущего выздоровления. Ты моя хранительница, почти как Себастина.
Ким смотрела на меня, а я смотрел на ее чувства. Бесценные чувства. Когда кто-то так сильно волнуется о тебе, это всегда бесценно.
— Мне пора. Ты ведь скоро открываешься.
— Еще одна трудовая ночь. — Она выдвинула ящик стола и вынула из него красивую маску. — Прости, но либо надевай маску, либо уходи.
— Я навещу Инча позже. Если верить мэтру Оркристу, он должен вот-вот очнуться, и я хочу первым услышать, что именно произошло в доме моего друга.
— Ты поедешь к себе?
— Да.
— К этой женщине?
Я уверен, что лицо мое не дрогнуло, но ум судорожно закипел. С тех пор как Аноис живет в моем доме, я всего лишь второй раз появляюсь в обители Ким. В первый раз мы были слишком заняты, потому что соскучились после долгой разлуки. Сегодня не до постельных страстей, и вот она задает животрепещущие вопросы.
— В свой дом.
— Кто она тебе?
— Она заблудшая овечка, которая очень нравится нашей волчьей стае, не знает, кто она, где и зачем оказалась. Ее нашли в Дне, веришь?
— Я слышала. Говорят, она красива.
— Очень.
— Вот как?
— Я лгу лишь тем, до кого мне нет дела, Ким.
— Мог бы солгать, проявляя тактичность.
— Она уродлива, как старая облезлая самка люпса.
— Лжец! Мне говорили, она прекрасна и свежа, как холодная утренняя роса после осеннего полнолуния!
— Себастина, увози меня!
— Вы часто разговариваете? Она смеется над твоими остротами? Покусывает нижнюю губу? Наматывает локоны на палец? Учти, если она все это делает, она хочет тебя убить!
Комедиантка.
Себастина вынесла меня под холодное сумеречное небо и немного прокатила вдоль парковой ограды.
— Я схожу за стимером, хозяин.
Она оставила меня под густым навесом из спутанных побегов розового куста. Это довольно мерзкое растение, на мой взгляд, особый сорт роз с мелкими бело-розовыми бутонами и множеством шипов. Летом в этих растениях селится туча насекомых, особенно пауков, которым удобно плести там паутину. Ненавижу этих членистоногих с детства! У отца в кабинете, в том самом, который теперь мой, стоял большой террариум, в котором жил клан пауков-жнецов. Страшнее арахнидов я не видел, крупные, черные, с серебристыми крапинами, а на брюшках сложенное из двух полумесяцев око. Брр! А теперь Пауком называют меня. Еще одна шутка судьбы.
От размышлений меня отвлек звук цоканья копыт по брусчатке. Респектабельный черный экипаж без гербов, запряженный четверкой восхитительных ангаронских жеребцов вороной масти, подъехал к воротам «Розового бутона». Мое внимание привлек звук, с которым цокали копыта, звонкий, мелодичный. Новехонькие подковы, такие же дорогие, как экипаж и лошади. Добавление серебра, возможно. Я внимательно проследил за тем, как на тротуар без посторонней помощи сошел высокий мужчина в черном плаще с высоким воротником. Под цилиндром лицо скрыто маской. Он вошел в ворота, исчезнув из моего поля зрения, а через десяток минут вышел обратно, держа в одной руке чемодан, а другой поддерживая женщину в черном платье и чепце. На ней тоже маска. Невольно я вспомнил две удаляющиеся от меня спины, которые видел в свой прошлый визит. Высокий мужчина и женщина в черном. Если бы я не запоминал всего, что вижу, слышу или делаю, то, наверное, и не… Внезапный проблеск белизны заставил меня сжать кулаки на трости. Под маской скрывался тан, судя по проблеснувшим волосам, один из высокородных. Вся партия монодоминантов и практически вся партия тоталитаторов — белые, как полярные совы, и это только те, кто заседает в Парламенте. В каждой шутке есть доля шутки, в гости к Ким действительно захаживают даже высокородные таны. Беловласый помог женщине сесть и неуклюже устроил чемодан на багажных ремнях. Видно было, что он не привык к таким делам. Экипаж тронулся, а мой жуткий стимер наконец показался.