Почему-то в Эстерштайне всегда так — опасные и навязчивые проблемы возникают у людей, совершенно не желающих иметь какие-то проблемы. Прямо необъяснимо.
… здесь прогреваем подольше, без спешки. Кончики пальцев вкрадчивы и упорны, подбираются к причине боли без спешки, размеренно готовя фермерскую плоть…
Анн не может объяснить, почему ее пальцы действуют именно так. Жизнь полна загадок. Боги и костоправы где-то есть, но не влияют на здешний мир. Зато влияет столичная Дойч-Клиника — больница по праву знаменитая и много умеющая, там отлично отпиливают размозженные руки, точно складывают и гипсуют кости сломанных ног, лечат застуженные легкие, вскрывают и зашивают брюшные полости. Могут и помочь с позвоночником. Но временно и не очень действенно. Доктора замка Хейнат способны на много большее. Разумеется, в случае, если больной — истинный дойч. Впрочем, кто точно знает о замковой больнице и ее чудесах? С точки зрения обычного эстерштайнца — в стенах замка обитают те же боги, прямо с золотыми ланцетами в руках, «шнапсом жизни» в мензурках, всесильные и недоступные, башку им сдери. На практике же… на практике замковых научных колдунов можно не считать, так что между призрачными и категорически запрещенными костоправами-шаманами и знаменитой, но специализирующейся на понятных «отрезательных» недугах, Дойч-Клинике, копошится лишь Анн и ее несколько коллег — личности ничтожные, но, несомненно, существующие, поскольку платят налоги, числятся в квартальных отделах Канцелярий, и получают некоторую благодарность от пациентов.
…Ну, готовы ли вы смягчиться — детали большого мужского позвоночника? В общем-целом крепок герр Патерес как матерый ламантин, в нагрузке на скелет все дело….
Двигать чужие хрящи и кости — это опыт, женатый на интуиции. Странная пара, не имеющая особого отношения к богу, известному под именем Научное Знание. Донервет, и звучит-то как пакостно.
В Медхеншуле девочку учили совершенно иному. Ладно, не так уж «совсем-совсем иному», близкому, но все же… Умение ухаживать за больными, основы санитарии и гигиены, профилактики хронических болезней, азы фармацевтики, домоводство и многое, многое иное. В случае с Анной Драй-Фир, видимо, даже слишком многое.
Первый день в Медхеншуле помнился отлично даже через столько лет.
…— Куда⁈ Вот ЭТО — оно куда? — гремела огромная женщина, прямо гора, даже усики похожи на пегий лишайник, выросший на камне. — Она и физически, и ростом заведомо не годна. Мы растим крепких, сильных, нужных стране девушек. А не недокормленных клопих! Она вон и трясется как насекомое!
Кто бы не трясся? Бабища, объемами покрупнее любого стражника, да еще орет, как целое стадо самцов-ламов. Тут же сдует одним порывом из пасти.
— Фрау Фюр, формально она на грани норм допустимого роста, — пытается пояснить относительно изящная тетка в чудно накрахмаленном чепце (ее тоже почти сдувает). — У нас недобор. К тому же у крошки неплохие предварительные рекомендации.
— У нее⁈ У этой блохи-трясухи? — закатывает глаза бабища-Фюр. — Да только взгляните на нее!
Все смотрят на нее — четыре тетки и чиновник из Канцелярии, благоразумно помалкивающий.
Анн уже не трясет. Она удавила трясучку, она старается выглядеть умной и приятной.
Возможно, именно тогда она впервые «сыграла лицом». Еще неосознанно, не понимая, насколько это опасно на глазах дьявольски опытных, умных и проницательных теток. Сыграла и забыла. Поскольку проскочило благополучно.
Нет, Анн вовсе не жаждала остаться в Медхеншуле. Жуткое место, тут с одной фрау Фюр просто чудом было не описаться. Но какой выход? Обратно в Холмы не отправят, это девчонка уже четко понимала. Не примут в Медхеншуле, тогда… если повезет, отдадут в какую-то заводскую школу. Но там работы тяжелые, им мелкие девчонки уж совсем не подходят. Тогда прямиком в арлаг, в ужасные болота…
Искушала мысль убежать. Стащить кусок веревки, сделать пращу, пусть неудобную, но глупую птичку или зазевавшегося грызуна из такого оружия подбить удастся. В городе полно веревок, и вообще уйма всего ценного, смотрят за этим небрежно — это девочка уже успела разглядеть. И она была уверена — путь на юг сможет отыскать. Она найдет Холмы. Но намного раньше найдут её саму. Вряд ли за ней пошлют важных стражников, много чести, кому нужен столь ничтожный беглый цизель? Кто-то иной отыщет. Если это будут люди, то отведут в ближайшую Канцелярию или позабавятся. Она же ничейная, а ничейные девочки долго не живут. От людей можно попробовать спрятаться. А от хищников ночью не спрячешься. Не обязательно это будет лев, бродяжке хватит пары гиен, а то и нюхливого шакала….
…— Гм, сейчас выглядит не такой глупой, — с некоторым удивлением признала фрау Фюр. — Мне-то показалось…. Странно. Притворялась? Язык-то есть, блоха?
Анн вежливо показала язык и заверила:
— Я еще глупая, потому что неученая. Но я буду стараться, и выучусь всему что надо. И не буду блохой.
Две тетки улыбнулись, фрау Фюр шевельнула лохматой бровью и сказала:
— По-крайней мере, намерения у блохи благие. Но куда ее пристроить? В сущности, она симпатичная. Но до отвращения мелкая. И куда?
Анн поняла, что спрашивают не у нее, и промолчала. Смотрела, как решается судьба.
В Медхеншуле воспитывали девочек по трем основным профессиональным направлениям: делопроизводство — в очень начальном виде, по сути, готовили кандидаток в помощницы секретарей, младших регистраторов, учетчиц и тому подобное, так же имелся класс, готовящий к профессии медсестер, помощниц санитарных инспекторов квартальных Канцелярий, сиделок и помощниц фельдшера. Третье направление — личной и домашней прислуги — считалось самым престижным, туда принимали самых красивых и рослых девочек, о таком счастье Анн нечего было и мечтать. Правда, в тот день она вообще еще не знала, о чем в Медхеншуле положено мечтать.
А в тот день ничего и не решилось. Девочку, получившую имя Анна Драй-Фир, зачислили в Подготовительную группу. По сути, это было нечто вроде резервного взвода, чьи ученицы переводились на освободившиеся вакансии основных классов. Убыль учащихся имелась, причем заметная — Медхеншуле вовсе не был счастливым и беззаботным райским местом, неженок и капризуль тут не воспитывали.
Но это Анн осознала много позже, а тогда ей надели на шею шнурок с новенькой блестящей пластиной «свайса», привели в дортуар[2], показали место и личный шкафчик. Выглядела койка не так уж плохо. На ней были застланы белые простыни и наволочка — вот совсем белые, настолько белого цвета девочке раньше видеть не приходилось. Просто чудо какое-то.
…— О, просто чудо какое-то! — застонал герр Патерес. — Прямо мгновенно легче. Ах, фея!
— Лежите спокойно, расслабьтесь — приказала Анн, продолжая «уговаривание» упрямых хрящей.
Пациент счастливо постанывал и думал уже об ином. Мужчины, они же неизменны: стоит боли чуть уняться, сразу чувствуют, что у них за спиной или в ногах практически незнакомая, приятно пахнущая и достаточно привлекательная женщина. Ну, это же мужчины, их боги такими сделали, чему тут удивляться. Просто нужно учитывать.
Анн завершила лечение (значащееся по всем документам налогообложения и учета «поддерживающей тонизирующей процедурой»), вымыла руки, продиктовала очередные рекомендации. Записывала на планшет фермерская супруга, вполне грамотная, на заводе чертежницей работала. Гм, с такими бицепами[3] и чертить? Герр Патерес прохаживался по гостиной, потирал поясницу и томно поглядывал на медицинен-сестру 1-го класса. И плевать ему, что супруга на него и гостью тоже поглядывает, причем нехорошо. Ревность — есть грех, глупейшее и отвратительное суеверие, свойственное лишь дикарям нецивилизованных племен, это всем известно.
По традиции гостье подали чай и легкий завтрак. Анн любила струдели[4], но на фермах их почти не готовили. Обойдемся пирогом с яйцом и оливками, они тут неплохие. В чашку с чаем достойная хозяйка фермы наверняка плюнула, но это привычно, переживем. Как говорили в школе: «для истинной медицинен-сестры нет слова „противно“». Противность входит в издержки профессии.
Распрощались. Анн получила жетон об оказании медицинских услуг, а две монеты чуть погрустневший хозяин сунул в карман форменного фартука гостьи. Анн лишь вежливо кивнула — дача взятки столь же равное преступление, как и получение взятки, общеизвестная истина. И безусловно, герр Патерес получил бы медицинскую процедуру в любом случае, даже абсолютно бесплатно. Вот когда и в каком объеме — то отдельный разговор. Поскольку заявки на подобные услуги исполняются в порядке квартальной очереди. Или «по ходу дневного маршрута медицинен-сестры». И маршрут, и глубину воздействия процедуры определяет сама Анн. Не потому что обладает высокими служебными полномочиями, а потому что таких специалистов мало, практически вообще нет. И подобные тонкости опытные эстерштайнцы всецело сознают.
Провожать хозяева не пошли, но и к лучшему. Обычная ферма — хозяин благополучно дожил до отставки, ушел из Ланцмахта, получил право на освободившееся хозяйство — повезло, ферма близка к городу, практически на окраине. Достались отличные оливковые рощи, птичник, пруд с карпами. Может, и не столь случайно повезло, но знал герр Патерес, кого заранее отблагодарить. Так-то мужчина хваткий, две медали за «Рукопашный бой», серебряное «Копье»… изрядно бывал в переделках. Жену взял выгодную, видимо, тоже заранее присматривал и прикидывал.
Женщин-работниц с заводов можно было забирать на фермы в 32 года, но те были мало востребованы — уже уработаны, на фермах такие усталые хозяйки не к месту. Заводская служащая отправлялась на свежий воздух лишь в 35, но служба в конторе это не у станка — здоровья навалом, такой мощной красавице в чашки еще плевать и плевать. Славные Патересы успели еще дважды долг-ленд исполнить, естественно, младенцы сразу в Киндер-палас остались, тут на роды ехать-то рядом. В общем, живи и радуйся. Воздух-то какой, сдери им башку.
Анн остановилась у загона для лам. Молодые ламики тянули длинные шеи из-за каменной ограды, любопытно настор