аживали уши. Пахло чистой шерстью, навозом и утренним солнечным жаром. Почти как в Холмах. Правда, тут еще и попахивало камнем ближайших отрогов Хеллиш-Плац. Что не так приятно.
Неприятностей и проблем хватало. Но что-то можно найти и слегка утешающее. Анн переложила две марки в тайный карман на платье. Вообще две марки — это много. Хозяин не зря грустнел. Конечно, о накладных расходах медицинен-сестры он смутно догадывается, но слово «грабеж» витает в воздухе. Но Анн никого не грабит, клиент имеет право выбора. Это жестокий выбор, но медицинен-сестра не может разорваться, помочь всем-всем нуждающимся, она одна, и у нее-то и своего экипажа нет. Так что не в милосердии дело.
Это слово Анн прекрасно знала — в Медхеншуле, да и позже его тысячи раз слыхала. Благая истина это милосердие, настоящая медицинен-сестра в эту сторону никогда не плюнет. Но лично у Анн имеется уйма проблем, и милосердно помочь их решить желающих немного. Что уж там, донервет, практически нет таких желающих. Так что… «все мы грешны», как говорит Дед, и он прав.
Анн шагала к станции, не очень быстро, но и не медля. Чувство времени у нее было отличное, его хоть песочными часами проверяй, хоть знаменитыми Ратушными курантами. Просто на станции заранее торчать нечего, там скучно, пассажиры неизбежно разговорами докучать начнут. Ненужные разговоры и время — весьма навязчивые проблемы, прямо-таки из самых основных гадостей.
Время Анны Драй-Фир заканчивалось. В смысле, давно уже закончилось, еще шесть лет назад. Государственная служба выпускниц Медхеншуле коротка, по завершению обязаны немедленно выйти замуж и убыть на сельское поселение. Ферм много — стандартные жилые постройки рядом со стандартными загонами и стандартными птичниками возведены вдоль всех дорог. На строго стандартном расстоянии, сдери ему башку. Правда, по южному Сюдри-бану ферм меньше — там с пресной водой сложно.
В остальном никаких сложностей: если ты достойно поработала в городе, достойно поработай на фермах. Возможны варианты: поселиться в фортах и мелких гарнизонах, коих сотни, обосноваться в поселках при пристанях, арлагах и рудниках — везде нужны знающие миловидные, женщины, пусть уже и не молодые. Теоретически можно остаться в столице — инженеры, старшие чиновники и офицеры порой просят продлить срок городской службы своих служанок, но это в виде исключения, в этом случае нужно составлять прошение в Главную Канцелярию, там не всегда одобряют. Есть ничтожная вероятность остаться в штате персонала Школ, в театральных труппах для «характерных ролей», на всяких иных штучных должностях. Можно внезапно выйти замуж за должностное лицо (что маловероятно, к чему здравомыслящему мужчине морока сожительства с образованной, опытной фрау?). В остальных случаях для выпускниц Медхеншуле порядок един: для личной прислуги столичная служба заканчивается в 21 год, для делопроизводительниц — в 23, для медицинен — в 24 года. С честью выполнившая свой долг особа получает медаль «За службу», премию, и законное право выбрать новое место жительства. В общем-то, срок сытой городской службы короток, особенно если из него вычесть время отпуска на завершающем этапе долг-ленда, когда работать в полную силу трудновато — живот мешает. Но что такое «городская служба»? Официально это лишь дополнительный срок учебной стажировки, полученное работницей образование и опыт призваны поднять культурный и образовательный уровень жизни на фермах, фортах, и далее везде. Гениальный замысел, просто безупречный.
То-то везде в Эстерштайне такая полноценная жопа.
Анн подумала, что мятежные и ненужные мысли ее одолевают от прихода дневной жары. Переход от холодного эстерштайнского утра к полуденному пеклу всегда непрост. Особенно когда у человека возраст. Ну и наплевать.
Она сняла чепчик, расстегнул верхние крючки ворота. Ветер принялся трепать недлинные «служебные» пряди волос, щедро нес вольный жар склонов. Захотелось совсем уж замедлить шаг, возможно, даже пропустить рейсовый фургон. Экая глупость в голове.
Нет, глупой медицинен-сестра не была, просто не любила столицу. Но злостно нарушала закон, упорно проживая в городе, продолжая пользоваться государственным пайком, ватерклозетом и иными, немыслимыми для остальных частей страны, благами. Бессовестно загребала деньги и платила налоги весьма частично. Причем надеялась это делать и дальше.
Анн ухмыльнулась вершинам Хеллиш-Плац. Ну, древним страшным скалам на девушку тоже наплевать, а вот Рабочая Инспекция была бы счастлива ухватить злостную нарушительницу за подол. К счастью, Инспекция — это не единый толстокожий монстр, вроде болотного василиска, а обычные люди, сидящие в красивом здании на Фюрер-штрассе. И к каждому отдельному человеку можно найти подход. Это, между прочим, на лечебный массаж похоже — пальцы неофициальных связей вкрадчиво нащупывают верный путь, обходят воспаленные места закона, держатся подальше от язв и болезненных рубцов официальных проверок. С опытом становится понятна взаимосвязь людей-нервов, нежное касание одного человека непременно воздействует на другого, цепочка легких движений, умащенная живительным кремом денег, мягко приводит в движение сокращение мускула закона, и человечек получает нужную пометку в «свайс». Или вообще новый «свайс». Поскольку людям нужно жить, а закон слишком громоздок и неповоротлив, и в этом случае маленькая «ручная» поправка ничего, в сущности, не портит. Вот за что тут вешать-то?
Вообще-то у Анны Драй-Фир был уже третий «свайс»-удостоверение. Безусловно, имя и доля крови оставались прежними — на столь жуткий подлог никто не пойдет, да он и совершенно излишен. Иное подправлялось. Но, как говорят судейские, «по совокупности» мало не будет. Попадется преступница, тогда многих может утянуть.
Но не попадется, поскольку приходит к максимально достижимому результату и завязывает с незаконными хитростями. Вот прямо сегодня и приходит.
Форт Белл был уже рядом — торчали каменные стены за земляным валом, во рве копошилась арбайтен-команда, чистила дно лопатами, прел под солнцем охранник-арбалетчик. По мощеной — еще официально городской — дороге катили фермерские возы, ревел недовольный осел. У рейсовой станции уже толклись пассажиры. Сам рейсовый фургон отдыхал в тени, под стеной местного гаштета. Анн привела в порядок платье, напялила чепчик и поправила волосы. Кончилась прогулка. Оставалось «надеть лицо».
— О, уже управилась, прекрасная медицинен? — поприветствовал кучер, сидящий под навесом в плетеной качалке с малой кружечкой пива.
— Ничего сложного, отчего и не управиться, — сказала, улыбаясь, Анн.
Кучер предложил угостить, девушка отказалась — «службы еще много». Чуть поболтали. Анн сделала в памяти пометку «ездить в Белл по нечетным дням». Кучер неплохой мужчина, из тех, что и просто милую женскую улыбку ценят, без продолжений с задранным подолом. Но наверняка запомнит пассажирку, а в работе Анн это лишнее. Вот помощник у возницы нормальный — исключительно на бедра пялится, лицо не запомнит.
Наконец-то погрузились и двинулись. В фургоне благоухало дневным человеческим потом и раскаленной дорожной пылью. Сейчас в ущелье въезжать, там еще гуще завоняет — людям в страхе свойственно обильнее потеть. Но иначе и не бывает, закон физиологии. Анн прислонилось виском к дергающейся стойке, и закрыла глаза. Дремлем, времени не теряем. Если что случится, останется лишь вспомнить о богах, и подумать о хорошем. В сумке лежат ножны со скальпелем — еще старым, стальным, жутко дорогим, производства Старого мира. Но от ужасов Хеллиш-Плац таким оружием вряд ли отмашешься, да и какой боец из медицинен-сестры 1-го класса? Остается надеяться на удачу и храбрых мужчин.
Уплывая в сон, Анн подумала, что пива хочется просто невыносимо.
Трясся по дороге между напирающих склонов фургон, смотрели на ничтожный экипаж тысячи древних окон и галерей. Спала взрослая девушка, снилось ей что-то неопределенное, но, против обыкновения, приятное. Вроде бы мужчины и выпивка. Анн любила и то, и другое. Мужчин, конечно, не всех подряд, а уникальных и избранных — такие, слава богам, все же случались в ее жизни. А выпивку медицинен-сестра любила любую, но, увы, ограничивала себе строжайше. В будущем можно будет позволить себе окончательно спиться и с облегчением сдохнуть. Если выбирать между казнью на Фатерлянд-плац, штлагом и арлагом, то упиться до летального исхода куда предпочтительнее. Прямо даже откровенное счастье. Но до него еще дожить нужно.
Сошла Анн с фургона, как только миновали Новый мост. Обаятельный кучер пожелал «хорошей службы», это пожелание было кстати. Клиент жил в домах у ограды Заводов — ревматизм у бедняги, ноги едва ходят — влажность и близость реки сказывалась. Инженеру бы переселиться, но он из средних специалистов, а смена квартиры в Хамбуре еще тех финансовых затрат требует. Впрочем, давать советы не дело медицинен-сестры 1-го класса.
Еще двое клиентов, эти «битые», один от взрыва на «Имперско-Оружейном» пострадал, другой — боевой полковник. Усталые, в общем-то, учтивые господа, без лишних сложностей. Знают, что в процессе массажистку лучше не отвлекать. Третьей была вдова высокого морского чина — сгинул в океане, но, поскольку имел «Рыцарский крест с золотыми пи-лумами», а сама вдовушка крови халь-дойч, жилье за ней оставили. Благоденствует, две служанки, сама не прочь по вечерам в гаштет-клаб заглянуть, двое постоянных любовников — чем не жизнь? Лечебный массаж ей нужен, как тому фермерскому ослу свежая «Эстерштайнская торговая» — вообще не к месту, от ожирения массаж не спасает. Но фрау пользуется положенными медицинскими благами — она по официальной очереди идет, визит к такой пропустишь — жалобу в Канцелярию завтра же и жди. Впрочем, «изображать массаж» и «лечить» — совершенно разные действа, в данном случае слушать глупейшую болтовню и поддакивать утомительнее, чем руками собственно работать.
Анн получила два пфеннига «чаевых», попила на кухне со служанками ритуальный чай, заодно перемолвились с девицами насчет дел в любимой Медхеншуле. Вышла на улицу — после благословенной прохлады толстостенной квартиры в роскошном четырехэтажном доме дневной жар ударил с новой силой. Анн поспешно перебежала в гаштет — рядом с Фюрер-штрассе они были сплошь дорогие, но сегодня можно себе позволить.