Хейнат оставался легендой. Курсант Верн, должно быть, почти полсотни раз стоял на посту 1-го Замкового периметра, но так и не знал, что там — за стенами. Слухи, догадки, ничего достоверного, кроме общеизвестных поверхностных истин. А ведь всего шагов сорок до тайны, ну, если не считать высоту откоса рва.
Замок Хейнат пугал всех. Даже бесстрашного Вольца, хотя его, конечно, не слухами и суевериями, а «крайне непродуманной фортификационной архитектурой». Старший курсант однозначно осуждал как все эти излишние переходы, так и недостроенную Двойную башню, Научный шпиль, на который ушли десятки тонн драгоценного железа. «Оборонительное сооружение должно быть четко просчитано, просто в постройке и неприступно. В этом и есть его истинное изящество!», — повторял Вольц, и, в общем-то был совершенно прав. Но кто будет вслух и особо настойчиво критиковать гений и прозорливость строителей Хейната? Одно дело общие солдафонские рассуждения, воякам такое простительно, другое дело — детали. Тут лишние ползвука, и «геста» немедля свой цепкий интерес проявит, что никому не нужно. К примеру, Верн точно знал, что Двойная башня изначально называлась Кирхой — мама говорила, что раньше это было общеизвестно и не составляло секрета. Но что такое «кирха», зачем она нужна и отчего ее строительство было заброшено еще до Белого мятежа — спросить не у кого.
Верн вздохнул и осторожно пошевелил затекшими плечами. Стало только хуже, пот пощипывал между лопатками. Эх, быстрей бы дождь, сдери ему башку.
Наверное, когда-нибудь офицер Верн Халлт попадет в замок. Если присвоят звание «оберста» или получит Рыцарский крест с Золотым мечом. У фатерлянда не так много старших офицеров, да и посвящение в рыцарское звание проводит лично Канцлер. Сияние Приемного зала, торжественная музыка, блестящий крест-орден в посеребренном футляре, рукопожатие самого великого человека Эстерштайна. Гм…. Вообще Верн видел главу страны лишь трижды, издали, и еще разок в карете, за гофрированной бронешторой. Откровенно говоря, ничего особенного рассмотреть не удалось. Понятно, что Канцлер весьма стар — иного от столь легендарного человека и ожидать сложно. Из истинных дойч Первого прихода до современных времен дожило всего несколько человек, и каждый из них легенда. Поскольку нормальные живые люди столько не живут. Вот черт, что за мысли⁈ Это духота виновата.
Невыносимо хотелось вытереть хотя бы шею. Верн плотнее оперся о копье. Не будем нарушать дисциплину, от ворот эсэсы наверняка наблюдают — им там тоже душно и скучно, делать нечего, наверняка охотно настучат. Особой любви ланцмахт и охранный замковый батальон друг к другу не питают, это традиция старинная, может, еще до Первого Прихода существовавшая.
Тут до курсанта донесся смех — мелодичный, откровенно женский, и Верн окончательно разозлился. Теперь-то точно не шевельнешься. С замковой стены или верхних переходов дамочки смотрят вниз — им, сдери им башку, тоже душно и уныло, в поисках ветерка прогуляться вышли. А тут никакого ветерка, только пропотевшее чучело у моста торчит. Впрочем, запах пота до стены явно не долетает. Собственно, стена — сложная, разновысокая, местами нависающая надо рвом, открывает широкий обзор, может, эти дуры сейчас в сторону моря смотрят, чучело-то они уже видели.
Вот же черт — будет смена или нет? Скинуть с себя шлем, расстегнуть ворот, плюхнуться на скамью в караулке. Пусть там тесно — даже не сядешь толком: в углу копейная стойка, застекленный и опечатанный шкаф с постовым «маузером», защитной стрелковой маской и пятью дежурными патронами, внизу сундук с парадным флагом — большого «паука» поднимают по праздникам на флагштоке перед мостом. Но в караулке хотя бы можно сидеть, можно вполголоса выругаться и скрыться от посторонних глаз.
«Наследственность — безосновательный старинный миф, но я почему-то слишком похож на маму» — с грустью подумал Верн.
Стойкая медицинен-сестра 1-го класса как-то призналась, что ненавидит, когда на нее смотрят больше четырех пар глаз. Нет, она может такое пережить, но очень устает. Верн тогда крепко удивился — вот какие у мамы слабости могут быть? Она же всё знает и всё может. Пусть не в лоб, не по-мужски, не сразу. Да, глуповат был мальчишка. Подходит время, скоро не мама будет защищать и опекать, а наоборот. Хотя пока и не совсем понятно, как это делать-то.
О, дунуло и капнуло!
Верн обрадованно глянул на не очень ровные листы мостового покрытия — на меди, местами отполированной колесами и копытами, темнели мокрые кляксы.
Дожди в Хамбур приходят неспешно, но аккуратно — раз в четыре дня. Сначала пробы — намек на ветерок, редкие тяжелые капли. Потом уж… Рухнувшее небо, полный мрак, пальба молний, массивные заряды ливня. Вольц обожает разглагольствовать о старинной картечи и шрапнели, об укрытиях и замечательно защищающих от тех древних обстрелов шлемах. Вот и от ливня церемониальный шлем защищает недурно, только макушка башки часового и остается сухой.
Ветерок с моря вновь дохнул на стены и мост, это принесло обманчиво приятную прохладу. Скоро станет, мягко говоря, прохладно: перепад температур с приходом дождевого фронта — 20–25 градусов, в сухую погоду так холодно только под утро становится. Климатический фокус, свойственный исключительно узкому району устья Ильбы. Селяне-хуторяне и те, ночуя в городе, изумляются — специально ходят на столичный градусник на стене ратуши смотреть. А что там смотреть — известная данность, чтоб ей башку содрало…
На замковой стене взвизгнули — вроде бы испуганно. Ах, девы высокого Хейната — высшая кровь, а кокетству отнюдь не чужды. Права в этом проницательная медицинен-сестра.
…Завизжали с новой силой. Верн глянул — хотя и нарушение устава, но в экстренных случаях разрешено. Правда, бабский визг, он…
…Тут курсанта пробрало. Ситуация явно не предусматривалась пространными постовыми инструкциями…
Понятно — замковые фрау вышли слегка проветриться на высоком переходе между башней и стеной — легком, узком, висящем на тросах — там всяко свежей, чем в нижней духоте стен. Но…
Их было трое — нарядные, хорошенькие даже издали, прямо картинки с последней страницы «Столицы рейха», только не в меди накатаны, а в цвете. Вот только болтались они сейчас как неприличные деревенские игрушки-фигурки, плетенные из травы и подергиваемые за ниточки.
— Тревога! — взревел курсант Халлт. — Старший по посту, ко мне!
Вообще было непонятно, что орать — явно не нападение, и не внезапная проверка поста старшим офицером. Там — над стеной — оборвался один из несущих тросов. Просто немыслимо — настоящий, стальной, старого производства трос толщиной с руку человека лопнул в месте крепления — и теперь вся конструкция длиной метров в пятнадцать вздрагивала и норовила пьяно «станцевать». Фрау на мостовом переходе изо всех сил вцеплялись в поручни и визжали в полный голос. Их можно было понять — качели еще те….
Из караулки, напяливая шлемы и цепляясь копьями, выскакивали отдыхающие часовые. Замерли, оценивая нелепую картину над стеной. Внутри замка кто-то завопил. Ага, не спят эсэсы…
Чертовски не вовремя налетел ветер, по шлему часового щелкнула очередная крупная капля дождя. Подбитый переход над стеной попытался повернуться-выкрутиться вокруг горизонтальной оси, девушки чуть не полетели вниз, но игривый настил милостиво выпрямился…
— Вот параша бродячая, щас их точно скинет, — ошеломленно прокомментировал Фетте. — Ауфгешобенн ист нихт ауфгехобенн[1].
Дружище Фетте имел нелепую привычку не к месту сыпать древними поговорками. Это у него травма детства — во втором классе крепко провинился, Старший учитель заставил беднягу выучить три листа старинных мудростей, причем на истинном языке — засело в башке намертво.
— Скинет, — хладнокровно согласился Вольц. — Хотя если проявят догадливость…. Но с чего им проявлять — девицы же.
Верн понимал: шанс у замковых фрау есть — это если ветер стихнет, и хватит присутствия духа осторожно добраться до дверного проема башни. До него много ближе, чем до стены. Вообще застряли красавицы крайне неудачно. Если не выдержит второй трос… девушек стряхнет во двор замка, а если не повезет и качнет наружу, то в ров упадут. Доставать оттуда… Хотя может благополучно на стену стряхнуть, но это вряд ли…
Одна из юных фрау, осторожно перебирая руками по перилам, двинулась к спасительной башне. Вот эта даже не визжит — от страха или полной сосредоточенности, не столь важно — главное, не отвлекаться. Между прочим, истинная блондинка, чистая кровь, она…
…Резкий порыв ветра, частая шрапнель капель… отчетливый визг металла — второй трос лопнул — все там же, у самого крепления к стене — мостик плавно и размашисто ухнул вниз. Бедняжки ужасно завизжали…
Длина мостика около пятнадцати метров, он достаточно тяжел из-за медных пластин крепко приклепанного настила-прохода, с виду прочен. Донесся удар свободного «хвоста» — зацепил невидимую курсантам внутреннюю стену. Удар стряхнул одну из девушек, визг прервался — в томительной паузе донесся глухой удар тела о мостовую двора. С такой высоты… это смерть.
— Одна выбыла, — без выражения сказал Вольц.
…Мост несло обратно — почти медлительно, с этаким вольным размахом, издевательски вихлял массивный свободный конец. Душераздирающе закричала девушка, висящая пониже… ее вопль заглушил мощный порыв ветра. Страшный «хвост» слегка задел стену, взмыл надо рвом, понесся обратно, ударился о стену сильнее, заколыхался и замер. Все еще живой груз висел на перекрутившемся мостике — теперь девушки оказались снаружи, под нависающим боевым машкуль-выступом[2] стены.
…Курсанты стояли, раззявив рты. Все произошло так нелепо, даже и не очень-то быстро, но неотвратимо. Молодые фрау еще живы, наверное, их можно поднять наверх.
— Они под стеной! — заорал Верн в сторону замковых ворот, складывая ладони рупором. — Обе живы! Они держатся!
Ворота распахнулись — выскочили пара вояк в светлой форме, с густо обвешанными оружием ремнями. Глянули на стену.