…Анн, пища от ужаса и боли, ударила дважды — почти на ощупь, но шея-то мужская словно нарочно оказалась подставлена. Короткое лезвие скальпеля вроде бы попадало, но тут бывшей медицинен-сестре стало так больно — связки левой руки рвались, а локтевой сустав ломался — что она обеспамятела…
…наверное, на два мгновения. Осознала, что сидит на полу, а охранник отходит прочь. Как-то кособоко отходит, не глядя, обеими руками пытается шею зажать. Наткнулся на стол — взвизгнули ножки — крупный мужчина упал животом, смешно заерзал. Зазвенели посыпавшиеся на пол медные листы с графиками дежурств и образцами заявлений. Охранник завозил сапогами по полу, пытаясь выпрямиться, на стол все сильнее брызгало и лило кровью.
Стихло.
Анн заставила себя встать с холодного пола. Ноги дрожали, руку словно так напрочь вояка и вырвал. Нет, нужно шевелиться, поскольку дальше все хуже и хуже будет. Неловко придерживая здоровой рукой поврежденную, обошла разбросанные по полу листы медных записей.
Уборная в отделении Городской инспекции была образцовой. Где же, если не здесь? Из крана текла вода, холодная, еще ночная, не успевшая прогреться в трубах. О водопровод, былая гордость Нового Хамбура! Ныне выходит из строя целыми участками: то трубы песком забиты, то рабочего давления нет. На улице Зак новая хозяйка в сторону водопроводной подводки и канализационного стока еще даже не смотрела — там на улице, во дворике, трубы выведены, так в недорогих домовладениях раньше делали, наверняка всё вообще сгнило. Впрочем, теперь-то какая разница?
Несостоявшаяся домовладелица поняла, что пытается умыться, все еще сжимая в пальцах скальпель. Так не пойдет, нужно взять себя в руки, а для этого руки должны быть свободными….
От умывания и прохлады полегчало. Анн, как и все медицинен-работники, никогда не пила некипяченую водопроводную воду, но сейчас прополоскала рот. Спокойно, шансы уйти всё еще есть, не всё потеряно…
И связки руки не порваны, хотя пострадали, локоть зверски болит, но не сломан. Повезло. Анн надежно и быстро забинтовала запястье. Бинты и склянка с примочкой в аптечке конторы имелись — дисциплина и порядок у подчиненных майора Йоза на высшем уровне.
Злоумышленница вернулась в конторский вестибюль. Нормально: тихо, входная дверь закрыта на засов, охранник лежит у стола. Это тоже нормально — такая теперь работа у Анны Драй-Фир — совсем иные преступления совершать, убивать и грабить. Милые обманы с налогами и подделкой документов остались в прошлом. Какой приговор дадут за все разом — гадать бессмысленно, до суда, скорее всего, дело и вообще не дойдет: «геста» в такой ситуации на свои внутренние циркуляры обопрется, не особо известные.
Пахло разбрызганной кровью и хорошо начищенными сапогами охранника. Анн еще мгновенье смотрела на спину покойника. Немного странно: так долго мечталось кого-то убить, а теперь второй мертвяк за сутки, и никакого особого чувства. Это, наверное, от старости и укоренившейся привычки в чулане Мемория, по соседству с мертвецами, сугубо личными делами заниматься. Ну и ладно. Анн подняла проклятый пистолетик, тщательно переступая через потеки крови, подошла к охраннику: карманы вывернуть, деньги и ремень с дорогим клинком снять. Кинжалом над ранами поработать, пфенниг в кровь уронить…. Грабим мы, грубо, жадно, грязно, но не оставляя реальных следов.
Одной рукой работать было неловко, а левая, кроме демонски бодрящей боли, ничем не помогала. Анн скинула со стола остатки звонких листов, швырнула в кровь ценный бумажный журнал регистраций, и пошла по кабинетам…
…Вывернуть ящики, разбросать все, чернильницы опрокинуть. Вот наверняка тут одуревший от баддруга наркоман зверствовал, сначала прирезал наивного охранника, потом деньги искал, все крушил…
Всё крушить у Анн сил не имелось, мешали подкатившие припозднившиеся слезы, да и вообще надо было поторапливаться. Заглянула ненадолго в знакомый кабинет, намусорила, разлила хороший шнапс у шкафа. Прополоскала рот — после водопроводной воды привкус остался так себе. Вот выплюнуть шнапс было сложно, так и хотелось глотнуть, да потом еще разок к бутылке приложиться…
Теперь главное.
Комнатка для подготовки служащих к работе в конторе была крошечной, да еще разделенной перегородкой на мужскую и женскую половину. В мужской Анн просто насвинячила, в женской задержалась. Имелось нехорошее предчувствие, что руку повреждала, огромного мужчину резала и все остальное сотворила совершенно напрасно. Но нет, здесь повезло.
Оставлять и хранить личные вещи в служебном помещении, естественно, категорически запрещено. Но служащие Городского управления — живые люди, им после службы очень даже хочется зайти в гаштет, и тратиться на дорогу до квартиры или на аренду клубного шкафа для нарядов они закономерно считают глупым. Зачем, если уголок в конторе всегда можно найти? Есть в шкафах запасное тряпье, как ему не быть.
Конторских дамочек Анн по именам не знала, просто видела их неоднократно. Надежду возлагала на старшую чертежницу — низкорослую тощую крысу, уже в возрасте, скоро из столицы придется уезжать, так что дурища ни в чем себе не отказывает. Долг-ленд трижды отдавала, но на фигуру это не повлияло — худосочная, вот точно, как некоторые преступницы…
…В сущности, «крыса-чертежница» оказалась приятной дамочкой: платья запасла, даже три штуки. Сменные чулочки, даже духи есть. Ладно, тогда особо рвать ее лишнее тряпье не станем.
Переодевшись, Анн оглядела комнату. Вот это славный хаос: содержимое шкафов на пол вывернуто, мужское и женское тряпье перемешано, измято. Удивительно приятно глянуть. С плотским и неприличным у медицинен-сестры в общем-то, в жизни сложилось не так плохо. Но этот вот вечный служебный порядок и аккуратность истомили: непременно все по местам нужно хранить, строго и точно, пунктуально. А тут прямо глаз отдыхает.
Левая рука решила помогать хозяйке, понятно, не в полную силу, едва на треть, но все же. Анн увязала свои старые вещи — узелок-то совсем крошечный, что там в той жизни-то и было? Но заново плакать времени нет.
У задней конторской двери Анн прислушалась, и отодвинула засов. Дворик крошечный, опасность одна — обитатели верхнего жилого этажа могут заметить. Ну, тут уж ничего не поделаешь.
Преступница прошла к ограде двора: тут стояли медные баки для отходов, а люк канализации был за ними. Тут Анн прокляла все: во-первых, из-за запаха, во-вторых, тяжелая крышка не поддавалась. Наконец, распахнулась — внизу вяло журчало, текло, смердело. Увязанное медицинен-платье, чепчик, шаль и сорочка полетели вниз, для тяжести в узел был добавлен подсвечник, должно надежно утонуть в трубе. Если и найдут в каком-то засоре, то не скоро.
Оправив новый наряд и «надев» уместное лицо, Анн вышла через калитку на улицу. Знала, что выглядит недурно: голубое нарядное платье (цвет, между прочим, нечастый), косынка повязана так, чтобы локоны были видны (почти по-дойчевски длинные, на пределе приличий). Почти новые ажурные чулки — эти, правда, не видны, но помогают держать нужное настроение. Запах духов, весьма ощутимый, даже чуть кружил голову. Но в целом хорошо, в смысле, вполне неузнаваема бывшая Анна Драй-Фир. Надо бы себе и имя поменять. Смысла-то нет, всё равно поймают, но было бы забавнее.
Встречные мужчины новую особу вполне оценили. Анн держала лицо почти на полную меру очарования, вообще никогда такого себе на улицах не позволяла, только морг и Дед такую видели. Тоже забавная шалость. Нет, не должны прохожие узнать. Хотя сумка может подпортить впечатление: гуляющие фрау на свидания такие сумки не берут, да и опытный человек или шпик может узнать медицинен-снаряжение, хотя на лямку сумки лента повязана, бант эффектный. Ну, с сумкой ничего не поделаешь, праздничных сумочек в конторе никто не оставлял, да их и вообще в Хамбуре редко шьют.
Анн чувствовала себя слегка пьяной. Ситуация была хуже некуда, но чего-то бояться уже поздно. Раз пока удача не изменяет, возможно, Дед прав, и преступница справится.
Мелькнула мысль, что Деда и надежного убежища в морге больше нет, вот вообще нет, но Анн живо изгнала из головы лишнее. Позже будет время. Если будет.
Красотка крайне неспешно прогулялась по Фюрер-штрассе, прошла по Фатерлянд-плац, издали приглядела себе местечко в Судном углу, безмолвно поприветствовала коллег, уже висящих на виселице, посмотрела на часы на ратуше — времени еще уйма, сдери ему башку.
Она сидела в дорогом гаштете, аккуратно пила фруктовый чай, дважды заказывала штрудель, с улыбкой уклонялась от попыток знакомств. «Увы, сегодняшним вечером я уже занята». Пришлось уйти и поменять гаштет, слишком уж много уделяли внимания.
К мосту через Дыру вышла все же излишне рановато. Гуляющих было не так много, но все парами, и одинокая (чертовски привлекательная) фрау слегка бросалась в глаза. Впрочем, к Дыре приходили на иное посмотреть. Анн тоже постояла у прутьев высокой медной решетки, глядя на бурлящую далеко внизу воду. В теснине плотины — высокой, еще додойчевской — буйно взлетала пена. Метров тридцать высоты — узкий мост вздымается крутой дугой — весьма странное сооружение. Кем строилось и для чего — давно забыто. Утверждали, что древние варвары построили гидроэлектростанцию, но построили неправильно, по совершенно ложным расчетам. После Первого Прихода инженеры-дойчи (еще те — с высочайшим образованием Старого мира) потратили уйму времени и усилий в попытках воскресить электростанцию, но так и не смогли приспособить устаревшее сооружение к современным и актуальным нуждам колонии. Ну, или наоборот: идея древних строителей оказалась неразгаданной незваными высокомерными наследниками. Лично Анн склонялась к последней, строго запретной, трактовке событий. Вот если вспомнить последнюю гостью-дойч: чего она, дура, разгадать-то может? Ума как у тараканихи, пусть и длинноволосой. У, сучка долговязая!
Анн спустилась по крутому мосту вдоль решетки. Ограду поставили не так давно, лет пятнадцать назад — уж слишком часто эстерштайнцы вздумали сигать в бурлящую и сулящую мгновенный конец бездну. Самоубийство — скучный способ завершить жизнь, всегда же можно как-то интереснее: с убийствами, погонями, почетом и хлоркой казни Судного угла.