Шайка перешла на новый способ злодеяний. О былых нападениях не могло идти и речи — силенок не хватало. Прямой разбой и раньше требовал большой удачи и неоправданного риска. Теперь, когда число разбойничьих рук поуменьшилось, и самые отчаянные злодеи истлевали в глубинах скальных коридоров, нужен был иной подход. Нет, теоретически госпожа Медхен освоила арбалет и даже довольно точно клала болт в цель, но зарядка оружия оставалась большой проблемой — рычаг взводить приходилось при помощи не только обеих рук, но и ног, и самых грубых бандитских проклятий. Не тот инструмент, вот вообще не тот. Ничего, нашелся иной, разумный подход к ремеслу. Анн даже слегка гордилась: ничего подобного в разбойничьих байках не упоминалось, полноценно придуманная «уловка Медхен». Главным оказалось углядеть удобное место, потом-то само собой придумалось.
Самое смешное — уловистое место оказалось неподалеку от действующего солдатского поста. Собственно именно на месте расположения предыдущего пикета, где сохранился остов крошечного строения, сложенный из неровных камней. Отчего воякам здесь не понравилось, было неизвестно. Видимо, смущали расщелины, уходящие прямиком во тьму скальных коридоров. Передвинули пост, шагов на сто вдоль дороги, пристроили за выступ скального «лба», там попросторнее.
Собственно, к тому новому посту Анн ходила, чтобы взглянуть на нормальных живых людей, несущих нормальную службу. А то в иные дни такая тоска накатывала — казалось, что кроме безмозглых разбойничков никого в мире и не осталось. Нет, шевелятся еще солдаты, не всё сгинуло, брезжит махонькая надежда. Может, еще доведется Верна увидеть.
Средь этих слезливых мыслей и наткнулся взгляд глупой отставной медицинен-сестры на брошенную солдатскую постройку. И мозги, истосковавшиеся по дельным усилиям, внезапно сработали.
Найти внутренний проход к расщелинам казалось непросто. После того памятного случая на колодезной лестнице, Анн относилась к Хеллишу с огромным уважением и благодарностью. Весьма и весьма искренним, между прочим. Но бояться древних скал — нет, не боялась. Сильны скалы, немыслима их магия, но все же это свой старый добрый Хеллиш, и двуногая козявка ему немного родственница. Так чего же переходов и галерей опасаться? Даже если слегка заблудишься, все равно выйдешь, время-то есть, на медицинен-службу не опоздаешь.
Ходила Анн в скальную темноту чаще даже без фонаря, полагаясь на свое чутье правильного направления. Дурачок Молодой ужасался, но помалкивал — новая главарша сразу дала понять, что пустой болтовни не потерпит. Рукоприкладством заниматься не пришлось: свои смехотворные возможности по части мордобоя Анн оценивала трезво, но тут было достаточно жестко и с надлежащей холодной вежливостью сказать. Молодой всё понял, поскольку соучастницу боялся, очень не на шутку боялся.
Проникла Анн в нужную подскальную комнату после некоторых блужданий: и поворот хитрый, и завал непростой. Комната как комната, потолок очень низок, пол замусорен осыпью, у сквозной расщелины целая груда рыбьих костей и прочих объедков: солдатики в свою бытность внутрь забрасывали. Никакого уважения к старинным сооружениям, и как этаких неопрятных обормотов командование воспитывает⁈
Кривоватые стены развалин пикета от провала действительно торчали вплотную — рукой можно дотянуться. В общем-то Анн и дотягивалась, поскольку рука и одно плечо в дыру протискивалось. Второе плечо — никак. Вот, сдери ему башку, а ведь и растолстеть-то в разбойничьей жизни не успела, скорее, наоборот. Главарша посидела в полутьме, поразмыслила, осторожно посоветовалась со скалами. Оказалось, не в ту щель щемилась — нужно в левую, она хоть с виду размерами разве что цизелю подойдет, но плечи по диагонали как раз протискиваются. Анн поблагодарила Хеллиш, вспомнила добрым словом школьные уроки геометрии: тогда казалось совсем ненужным, да и не очень много той науки на уроках давали, а сейчас не просто так пролазишь, а «по диагонали» — что научно и добавляет уверенности. Оставалась мелочь — придумать наживку.
Видимо, идея с наживкой где-то в глубине поглупевшей башки медицинен-сестры уже болталась, потому что догадалась Анн быстро. Вот отыскать забав-корень на склонах скал оказалось непросто. Три дня ходила к приморским склонам, казалось, именно там растение и должно расти. Нашла в тенистом месте аж три кустика. Добыла один (пришлось за веревкой сходить).
Молодой смотрел туповато:
— И что в нем толку? Трава и трава. Блеклая. У нас тут ламов нету, подманивать некого.
— Лам нам пасти негде. Так что запахом обойдемся.
Забав-корень только так назывался — «корень». Вообще-то это мясистые округлые листочки, действительно невзрачные на вид. Но ламы эту травку почему-то обожают. Анн в малом детстве про траву много слышала, да и мамка ее показывала. С помощью забав-корня подманивают беглых и одичавших лам, а иногда и балуют любимых домашних животных. Видимо, эта редкая трава для лам — вроде шнапса для людей: оно и не надо, и глупо, но жаждут до безумия.
Возникла очередная трудность — как подманивать не всех, а только нужных ламов? Советоваться с Молодым было бессмысленно — тот вообще в затею не верил. Но осенило Анн как раз через балбеса.
Спустились к морю за водорослями для новых подстилок, но пришлось сидеть и ждать — напротив берега болталась какая-то безмозглая рыбацкая лодка. С чего эти придурки вдруг здесь решили ловить, а не как все здешние рыбаки к Битому молу уходить, непонятно.
Разбойники сидели за камнями, в теньке. Анн, дабы не терять времени, выбирала из упругих косм сухих водорослей мелкие камешки и всякое иное, колкое и ненужное.
— Хозяйка, а хозяйка… — вновь начал Молодой, разнежившийся в приятной прохладе, средь пьянящих приморских запахов.
— Отстань, занята я, — сказал Анн-Медхен, выковыривая засушившихся упрямых креветок и размышляя над более интересными вещами.
Вообще-то, спать с Молодым она начала почти сразу после того памятного денька. Во-первых, парня требовалось успокоить, во-вторых, нужно же фрау с кем-то спать? Не особо парень порадовал, конечно, предчувствия и тот первый опыт подтвердился. Но все же относительное удовольствие. Немного смущало, что Молодой даже чуть помладше сына, но утешала мысль — поумнеть-то парень все равно не поумнеет, такие дураками до старости и живут. Впрочем, с нынешней разбойничьей жизнью старость глупым любовникам точно не грозит. Можно и побаловаться.
Баловаться в либе-либе Анн вроде бы умела, но удовольствия с Молодым как-то быстро уж вовсе символическими стали. Видимо, сыграло роль неизбежное сравнение. Не с Дедом, конечно, сравнивала. Там блаженство было чистым, бескорыстным, как говорят особо образованные люди — обоюдным. Но Анн уже попробовала и иное удовольствие. Острое и страшное. Иногда самой жутко становилось, когда вспоминала. А иногда невыносимо хотелось повторить.
Тогда, — в памятный день, — Анн, разобравшись наверху и перекусив свежей ослятиной, спустилась к колодцу. Вдвоем спустились: разбойница и недопитая бутылка шнапса.
Хитрец Тихий притворялся бессознательным. Но было заметно, что ерзал, по полу катался, руки пытался освободить. Живучий и выносливый — что очень хорошо.
Анн села на ограждение колодца, звучно откупорила бутылку, приложилась — первый глоток, как всегда, пошел просто дивно.
— Эй, милый, не притворяйся. Так неинтересно будет.
Тихий был опытный, хваткий, поразмыслил, сдерживая стон, повернулся на спину:
— Чего тебе? Ну, хитра оказалась. Ну, поймала, да. Пытать будешь? Про захоронку с денежками спрашивать?
— И это тоже, — ласково улыбнулась Анн. — Но деньги могу и подарить. Я щедрая. На хорошее развлечение и сотни марок не пожалею. А ведь хорошо то развлечение, да, знаток? Я-то давно хотела попробовать.
Вот — теперь в лице изменился. Очень догадливый.
— Ты, сука тощая, что придумала⁈ Так нельзя!
— Это еще почему? — Анн экономно глотнула шнапса. — Тебя вон как разбирало в предвкушении, аж слюни капали. Я тоже так хочу. Заслужила.
— Нет! Ты баба, вы такое не делаете! Вы не умеете! Не подходи, тварь! Загрызу! — пленник оскалил редкие зубы.
— Ух! Темпераментный ты, так и манишь. Всё у меня получится. Поскольку я не баба, а бандитская медицинен-сестра. Если чего с первого раза не выйдет, так я еще подучусь и повторю. Спешить не будем, на то и не надейся, милый, — Анн аккуратно поставила бутылку на парапет.
Завыл, начал отползать, ерзая на спине.
Анн засмеялась:
— Там хочешь поразвлечься, в сторонке? Так мне все равно. И ты кричи, кричи, мне нравится. Вот — твоя вещица, тебе поприятнее будет.
Всё еще не до конца верящий Тихий глянул на тонкий шнурок карманной удавки, отчаянно застонал:
— Не дамся!
Действительно, пришлось повозиться. Жертва проявляла упорство, но Анн справилась. Хорошо, что добычу заранее правильно связала. Запыхавшись, выпрямилась, сбросила платье:
— Ждешь, милый?
Теперь-то взвыл по-настоящему. Лежал беспомощный, связанный и стянутый где нужно, оставалось только придавить к полу, чтоб ноги держал удобнее. А он выл, выл, наполняя шахту эхом истового ужаса, волнующе ерзал, не сводя полного ужаса и ярости взгляда с миниатюрной мучительницы. И тьма Хеллиша плотно окружала пару безумцев, слушала, впитывала, играла слабыми бликами на разгоряченных телах…
Тогда Анн сделала всё что хотела. И сама хотела, и древний Хеллиш, видимо, ждал-желал. Магия — она не то, чем кажется. Она всегда здесь. Только выпусти. Жутка и страшна та свобода тьмы.
Наверное, Хеллишу раньше как-то иначе и иные жертвы приносили. Но принял и такую. А ведьма-жрица блаженство получила. Грязное, жгучее, длительное. Как бы теперь это забыть?
Жертва иссякла только на вторую ночь. А эхо воплей еще дня три в глубинных коридорах бродило, ламы и лошади на дороге далекие отзвуки слышали, заметно ускоряя шаг, меж скал проносились. Ну, и еще кое-кто те крики и не забыл. Вот — Молодой, к примеру. Очень назидательный урок был, надолго хватит.