Сейчас руки разбойницы занимались чисткой водорослей и требовалось думать о насущном. О приманках и дежурных хитростях, о каждодневном разбойничьем пропитании. Анн скрутила ком морской травы, глянула на море — стоит лодка, с сетями у них не очень идет, короткие удилища забросили. А…
Вот же! Оно проще простого. Как рыбу!
Разбойница отшвырнула ком будущей подстилки:
— Да как же я не сразу не догадалась⁈ Сработает! Эй, малыш, а ну, иди сюда!
На радостях опрокинула на песок, села верхом. Заслужил бездельник короткий массаж, остальное предводительница сама с него возьмет…
С некоторыми людьми даже проще, чем с ламами. Реагируют предсказуемо.
Ловушку для лам и их нерадивых хозяев доделали быстро. Работали в засаде через день, чаще было рискованно. Получалось простенько, но надежно, хотя улов бывал разный. А в первую попытку весьма волновалась разбойница.
…— Те вот, они без лишних глаз идут! — нервно тыкал пальцем Молодой в фигуры на дороге. — И груженные, точно груженные.
— Вижу. Давай живо на место.
Разбежались: разбойник полез наверх, Анн устремилась вниз, в скальные галереи.
Пробежала сквозь тьму, благоразумно заслоняя ладонью лоб. Коридоры знакомы, Хеллиш снисходителен, но способен и подшутить. Вот они — обжитые засадные щели, за ними прекрасно знакомая стена былой караулки, уже слышны голоса на дороге. Времени усмотреть добычу и добежать имелось в обрез, но это ожидаемо, заранее проверялось и просчитывалось. Анн припала к отверстию.
Видно было не то чтобы много, узковата «бойница». Сквозь звуки с дороги едва расслышала тихое шуршание — Молодой опускал удочку. Снасть простейшая: палка, длинный шнурок, к нему привязан надрезанный, испускающий сок, кустик забав-корня. Вот пошлепали листики о камень скалы, пустили запах.
— Куда⁈ Куда⁈ Взбесились, что ли⁈ — завопили на дороге. — Стой, безмозглые!
Куда там — азартно топоча, ламы устремились в узость бывшего поста, пихаясь, полезли к стене. Прямо ураган фыркающий. Видимо, хозяева их не особо лакомствами баловали. Ну и напрасно.
Мыканье, ыгонье, ругань хозяев, толкотня взволнованных лам в тесноте — стремились на скалу: удочки с наживкой там уже не было, но камень пах прельстительно, пиханье шло нешуточное, двенадцать крепких животных — сила, едва стену бывшего солдатского сооружения не завалили. Это было бы некстати — стена порядком помогала, отгораживала от взглядов. Впрочем, погонщики не особо всматривались, пытались вытащить из узости задних-припоздавших лам, вот уже палка по пушистым задницам заработала…
…Анн все это только слышала, смотреть некогда было — по пояс протиснувшись сквозь щель, развязывала ближайший вьюк. Ремешок не поддавался, потом смилостивился. Ага, вот…
Успела открыть два вьюка — добычей стала связка новеньких медных кружек, темная шаль (видимо, в подарок купленная) и не особо нужный мешочек засахаренных орехов. Проклятые кружки так и норовили загрохотать, пришлось их обнимать и страстно прижимать к груди, обратно в спасительную полутьму едва втиснулась. Остальная мелкая добыча проскочила охотно. В третий раз высовываться Анн не решилась — погонщики догадались начать выволакивать ламов по одному.
…— Ах ты, скотина безмозглая! Обезумели враз? От тебя, Безух, не ожидал. Разумный же был лам…
Ламы уже не особо упирались — тоже были разочарованы. От забав-корня чуток запаха и оставалось, сам-то сгинул. Эх, и что за жизнь скотская⁈
Анн сидела в трех шагах — это если считать и скальную толщу, давилась смехом. Дерзкое воровство опьяняло, как разом влитая в глотку полукружка шнапса. Да и вообще понравилось вновь так тесно среди лам оказаться, упираться в кудлатые загривки, дергать ремни вьюков. Эх, детство-детство.
Дурачок Молодой был в восторге. Добыча оказалась довольно скромной, зато и риска почти никакого, да и беготни мало. А всего-то и дел было: присмотреть подходящее место. Остальное за разбойничков забав-корень и старая стена, считай, и сделали.
Ловушка срабатывала исправно, главное было иметь свежий пахучий корень и чтобы подходящие ламы на дороге оказались. С последним случались сложности: то целый день идут исключительно лошадиные фургоны с грузом, то вообще прутся лишь малоимущие пешеходы с жалкой парой лам. Двух животных подманивать нет смысла: хозяева непременно и сами за ними в «загон» влезут, да и что ценного в таких нищих вьюках найдешь?
Добычу Молодой исправно носил в город, продавал и менял. Анн наметила список подходящих мест для сбыта. В одной и той же лавке слишком часто мелькать опять же опасно, там не дураки, заподозрят нехорошее. А на случайную выгодную сделку глянут сквозь пальцы. Потихоньку удалось сбыть и барахлишко, оставшееся от прошлых разбойничьих времен, распродали разрозненную упряжь. Лавки и рынки Хамбура бывшая медицинен-сестра знала неплохо, тут главное цену разумную просить, скромно, без навязчивости. Еще важнее иметь приличный вид. Анн тщательно подстригала соратника, за одеждой недоумка следила, вежливости учила. И для дела полезно, да и либе-либе вроде бы как не с полным чучелом занимаешься. Хотя, конечно, чучело, как ни причесывай, толку-то…
Сейчас Молодой ушел в город. Через посты лучше было спозаранку проходить, тогда работающий народ в столицу прет густо. Полдня, а то и дольше парень провозится: сбыт ворованного и закупка провизии дело небыстрое. Обратно с корзиной сложнее пробираться, это нужно в обход, осторожнее. Одинокий пеший человек, следующий в сторону Хеллиша, весьма подозрителен.
Одеваться и готовить было лень, Анн дошла до очага, взяла котелок с остатками вчерашней фасоли. Это яство и холодное в желудок протолкнется, все равно после шнапса любой продукт на вкус крайне мерзок.
Снаружи пекло солнце, испаряло лужи ночного дождя. Разбойница сидела на свернутом плаще, по одной жевала фасолины, залитые вполне приличным, но сейчас тошнотворным оливковым маслом. Экая гадость!
Анн понимала, что дичает. С одной стороны, это понятно — попробуй с Молодым не одичать, он же тюфяк тюфяком, одна пыль в мозгах, после него даже краткое общение с ламами за великосветский визит в театр воспринимается. И делишки разбойно-воровские тоже идут не очень. Ловушка еще работает, но ее менять нужно в самое ближайшее время. Догадается кто-то из возчиков, там не сплошь идиоты лам водят. И вообще всё нужно менять. Сдохнешь вот так, голяком, под каменным сводом. В школе рассказывали, что раньше все люди только так и жили — была дикая, пещерная, доисторическая эпоха. Но когда все так живут — то нормально, а когда изгои без «свайса», так сплошной позор и безнадега. То, что сыта дикарка, это хорошо, но в принципе мало что меняет. А еще со шнапсом нужно завязывать. Молодой про бутылку не забудет, непременно принесет — ему в радость, когда хозяйка мозги зальет и на либе-либе ее потянет. В этом-то достойная фрау Медхен вполне искусна, только недоумок не в состоянии всецело оценить свое счастье.
В голову лезла какая-то ерунда. Анн заставила себя умыться. Нужно что-то придумать. Не насчет умывания и либе-либе, а серьезное. Сходить бы в город. Хотя бы для того, чтобы в Музеум проскользнуть и под статую заглянуть. Возможно, Верн уже вернулся. Да, почти наверняка вернулся. Ведь даже дальние рейды могут быть и не очень долгими. Но что толку? Только положить письмо, сообщить, что жива. Но встретиться-то никак нельзя.
За эти месяцы Анн просчитала тысячи вариантов. И ничего подходящего не придумала. Нет, можно пробраться в Хамбур, можно даже пожить в каком-то убежище, например, на улице Зак. Там всё знакомое, а рядом отрог Хеллиша, есть уверенность, что в галереях можно подольше продержаться, скалы помогут. Но именно «продержаться». Рано или поздно непременно выследят — у города бесчисленное количество глаз. Все варианты бес-перс-пек-тивны — есть такое мерзкое, трудно-сглатываемое, похожее на жирные бобы, но очень умное слово. Проблема даже не в риске: Анн знала, что вполне способна уйти от полиции и «гесты», особенно если поблизости от скал вздумают ловить. И не в Верне проблема — сын вырос, сам справится, тем более что денежки под статуей его ждут, в нужную минуту мальчику весьма помогут. Рус-Катя хоть и демонша, но в смысле охраны финансовых средств надежна, как никто другой. Но регулярно видеться с сыном она уж точно Аннне поможет. Это вообще теперь невозможно — любая встреча жутко подставляет Верна, на такие авантюры идти никак нельзя.
Ну, и смысл продолжать? Нет никакого смысла. Рискуй, не рискуй — ничего не получается. Проще погнать Молодого за шнапсом, взять бутылок пять и упиться всмерть.
Анн поморщилась — к одичанию еще и мания величия прилепилась. Какие пять бутылок? Двух за глаза хватит, разбойница весом легка, тщедушна, без одежды даже глянуть не на что. Когда будут вешать на Фатерлянд-плац — умучаются — приговоренная легче веревки, ее сквозняком уносит.
Утешение было слабоватым. От мрачных мыслей, отвратных бобов и похмелья захотелось покончить со всем вмиг и сразу. Анн доплелась до заветной расщелины, опустилась на колени, сунула руку — пистолет был на месте. Завернутый, смазанный — вот одна из немногих ниточек, что с прежней Анн Драй-Фир разбойницу связывает. А ведь и не так много времени-то прошло.
Разбойница Медхен заглянула в ствол. Симпатичный. Раз — и всё! Лоб у дурищи затвердел, так что лучше в висок, там череп податливее.
Сидела этак с пистолетом Анн уже не в первый раз. Знала, что не решится. Надежда-то все-таки оставалась. Бывали же и худшие времена, сдери им башку, а?
Воспоминания о содранных башках мгновенно улучшили настроение. Все ж и Медхен кое-что полезное сделала — то, что благонадежной Анн хотелось сделать, да не довелось. Не так всё плохо. Еще побарахтаемся…
Завернутый обратно в лоскут промасленной ткани пистолет почему-то не желал пропихиваться-возвращаться в щель. Анн ошеломленно моргнула. Нет, точно — щель стала поуже. Подсказка!
Иногда Хеллиш подсказывал и намекал. Наверное, это магия, но особо вдумываться и удивляться было нечему. Понятно, что Хеллиш — добрый и снисходительный сосед, это уж безусловно — вот как раньше Дед был. Хотя, почти наверняка Дед и Хеллиш — одно единое и неразделимое. Но сейчас-то что за внезапный намек⁈