никого.
В спину стрелять Верн не стал. Имело смысл сберечь болт, да и вообще…
Вольц и Фетте, закинув за спину щиты, бегом поднимались по склону. Да, повторная атака противника не исключена.
— Ты жив? Куда ранен? — на бегу прохрипел начальник штаба.
— Вполне жив, но бедро перетянуть нужно. И стрелу извлечь. Вытекаю, — пояснил Верн.
— Сейчас. Отличный бой! Ты был свиреп, как матерый львиный самец. Впрочем, иного я и не ожидал. Но каков наш ботаник⁈ Меткий выстрел в исключительно удачный момент! Кто бы мог ожидать от изнеженной замковой дойч-размазни⁈
— Благодарю, — отозвался из-за камня научный специалист. — Но у нас сбежал Брек. Выдернул у меня повод и дал деру.
— Трусливая меховая задница! Будет подвергнут строгому дисциплинарному взысканию — пообещал Вольц, поспешно раскрывая медицинскую сумку. — Этот бесчестный лам — единственное темное пятно на безупречной репутации нашего славного отряда. Верн, дружище, это твое упущение. Лам ведь был твоим другом.
— Не болтай! — взмолился Верн, протирая о «чистую» штанину извлеченный из подсумка болт. — Я уже в предвкушении.
— Спокойно, у меня легкая и нежная рука. Хотя и не все столичные фрау это осознают, — посетовал начальник штаба, дезинфицируя шнапсом медицинен-экстрактор.
По традиции Верн сделал глоток из фляги — перелитый в походную посуду «Черный сапог» порядком утерял свой великолепный вкус, но запах и крепость исправно ударили по мозгу. Оставалось зажать зубами древко арбалетного болта и терпеть. Можно закрыть глаза, но командиры отрядов такого себе не позволяют.
…Встреча с проникающими в окровавленную плоть щипцами-экстракторами неизменно приносит ярчайшие ощущения. Прямо вообще несравненные. Но экстрактор спас немало солдатских конечностей и жизней, с этим не поспоришь.
— Кость не задета, наконечник стандартный, медный, не сломался! — провозгласил Вольц, рассматривая зажатую в щипцах добычу.
Верн особо восхититься не мог — только мычал. Впрочем, обезболивающее помогло. Через час раненый уже припрыгивал-хромал, обхватывая за шею Черноносого. Оставаться у холма было опасно — к тресго может подойти еще один воинский отряд.
Обер-фенрих хромал, проклинал стрелы, врагов и дезертира-Брека. Боль пробудила глубинные запасы красноречия, товарищи и ламы похихикивали и похрюкивали. Только Черноносый одобрял молча — ему тоже было тяжеловато.
В паузах между бранью Верн обсуждал с начальником штаба срочное изменение маршрута. Следовало запутать следы, тресго наверняка залижут раны и попытаются выследить эстерштайнцев. Кирасы, огнестрел, стальное оружие, хорошо обученные ламы, да и собственно головы солдат — весьма лакомая добыча.
Уйти тогда удалось. Рейдовики свернули к самому берегу моря, маневр стал неожиданным для преследователей. Идти берегом было чертовски сложно, зато под обрывами отряд можно было углядеть лишь с самой короткой дистанции. Скотина Брек догнал отряд через сутки — лам был смущен, умудрился утерять не только оба вьюка, но и узду. Начальник штаба построил здоровый личный состав, произнес едкую обвинительную речь, приговорив дезертира к «самой сучковатой палке, которая найдется на всем северном направлении приграничных боевых действий». Но с исполнением дисциплинарного наказания пришлось повременить. Рейдовики двенадцать дней пробирались скальными осыпями, лишь потом встали на отдых, который требовался уже всем. Лично Верн полагал, что вообще сдохнет среди проклятых камней, но нога выдержала и даже начала заживать. Как сказал научный специалист «вас, молодых идиотов, вообще ничем не пробьешь».
Мерзавца Брека ругали еще не раз. Собственно, не столько ругали, как поминали утерянный груз. На сгинувших вьюках был мешок великолепной вишневки и последние остатки сухого мяса. Теперь приходилось сидеть на странной диете из каши и немногочисленных, случайно выброшенных морем моллюсков.
Солнце жгло немилосердно, но у самой полосы прибоя было попрохладнее, да и ветер с моря обдувал.
— Не ловится! — ныл Фетте, сидящий на корточках на скальном обломке и безнадежно полощущий в море леску с крючком. Фенрих был гол и безнадежен: — С берега никогда ничего не поймать, это все знают. Рыба, она не тупая. К тому же в нашем дурацком комплекте неправильный крючок. Он слишком длинный.
— Язык у кого-то слишком длинный, — проворчал Верн, перебираясь на камень к рыболову.
— Если у тебя откроется рана, это ничему не поможет, — предрек Вольц, сидевший дозорным наблюдателем повыше от прибоя.
Простиранные бинты командира отряда сушились на соседних камнях, но особой нужды в повязке не было — затянулась рана. Еще один боевой шрам на солдатском теле, правда, этот будут видеть лишь особо допущенные дамы.
— Давай сюда, — Верн забрал нелепое удилище из древка пи-лума.
Может, в древке-удилище и дело? Таким толком и не закинешь снасть.
— Фетте, сдери тебе башку, ты ловишь на голый крючок⁈
— Какая разница? Наживка все равно мгновенно слетает. К тому же я и сам гол, так мы с крючком выглядим намного гармоничнее, — объявил ленивый философ.
— Не на того червя ловите, — подал голос научный консультант, лежащий в тени, с удобством возложив лысую башку на мягкий живот Пятника.
Верн поморщился. Ботаник был, безусловно, весьма образованным человеком, приличного замкового воспитания. Но это глубоко дойчевское чувство юмора тонкостью и стилем напоминает вот эту скальную коряво-ноздреватую твердь, на которую толком и не присядешь.
Фетте перебрался на берег, там завели глубокомысленный спор насчет неверного обеспечения рейдово-экспедиционных подразделений Ланцмахта.
Мидий для наживки оставалось всего две. Верн разбил раковину, бережно насадил «сопливое» содержимое на крючок….
Забросы были тщетны. В лучшем случае поплавок бессмысленно болтался на «удачном» месте, оказавшись на «неудачном», быстро сносился волной, норовя зацепиться о гребень бородатых, обросших водорослями камней. Да, с берега — это вообще не ловля.
…— Специализированный походный продукт должен быть одновременно легок, питателен, съедобен как в разваренном, так и сухом виде! — со знанием дела настаивал Фетте. — Совершенно напрасно служба обеспечения отказалась от галет. Введенный в рацион три сухарь — откровенная дрянь!
— Галеты были вкусны, но сложны в упаковке. Они слишком крошились, — напомнил Вольц.
— Нужно делать с начинкой. Прослойка мармелада укрепляла бы целостность продукта, — ляпнул фантазер дойч.
Рот командира отряда наполнился слюной. Мармелад! А еще лучше плитку свеже-прессованного тутового жмыха. Хотя клабен-пирог с цукатами сытнее. Нет, с говяжьей печенью куда уместнее.
Верн с досадой понял, что отвлекся. Снасть куда-то уволокло, поплавок исчез, наверняка, зацепился. Пришлось заглядывать под береговой камень, осторожно тянуть удилище. Поддалось, но неохотно. За водоросли зацеп, опять наживка напрасно истрачена. Крючок бы не потерять… хотя что с него проку?
Снасть поддалась, через массивное «удилище» обер-фенрих, естественно, ничего не ощутил, но трепет лесы удивил. Неужели⁈
Он потянул сильнее, почувствовал явное живое сопротивление, дернул.… Из воды вылетел поплавок, а на конце лесы весело крупное, яростно дергающееся и сопротивляющееся. Ну, не особо крупное, так в солдатскую ладонь. Но как оно соскочить-то хочет!
…Рывок оказался слишком силен. Удилище, короткая леса, добыча взлетели высоко над камнем и головой рыболова. Рыбешка от могучего взмаха закономерно сорвалась с крючка и улетела в сторону лагеря. Блестящая рыбка шлепнулась точно промеж ушей ничего не подозревавшему, мирно щипавшему реденькую и подсоленную прибрежную траву, Черноносу. Лам, оскорбленный внезапной оплеухой, выкатил глаза и возмущенно ыгыгкнул.
— Э? — героические рейдовики дружно смотрели вверх — все почувствовали, что что-то пролетело над головами, но не успели разглядеть.
— Стой! — заорал Верн, видя, как разгневанный лам хватает пастью мелкого скользкого обидчика.
Поздно — лам хрупнул и с омерзением оттопырил губу — не особо вкусно.
— Это что было? Рыба? Чернонос, ты что, скотина, делаешь⁈ — возмутился Фетте. — Так рыбу не жрут!
Лам открыл пасть и показал кривые зубы. На них даже чешуи не осталось.
— Настоящий боевой лам, — с некоторым уважением отметил начальник штаба. — Хрясть — и никаких улик! Скоро Черноноса можно будет на львов напускать. Но вообще-то это нарушение дисциплины. Жрать сырую рыбу правила военно-полевого приготовления пищи запрещают четко и недвусмысленно! И вообще рыба предназначена двуногим скотам. Верн, а как ты ее вообще поймал? Случайно зацепилась?
Верн предостерегающе поднял палец — не мешайте думать и анализировать.
Последняя мидия была некрупной, после вскрытия — вообще козявка слизкая. Лично обер-фенрих на такую бы наживку никогда не клюнул. Ее и на крючок-то сложно насадить-намотать.
Но стоило аккуратно опустить лесу в воду, и не забрасывать, наоборот — подвести к берегу под самый камень. В довольно бурной волне, только что разбившейся о камень, никакой рыбы быть не могло. Там и глубина-то менее полуметра, да и как рыбе плавать, если ее все время башкой о камень лупит-бултыхает? Но удилище сразу вздрогнуло, на сей раз Верн отчетливо ощутил удар поклевки.
— Жрет! Дергай! — завопили зоркие бойцы Ланцмахта.
Верн дернул, но не резко, а плавно, уже не собираясь зашвыривать потенциальную добычу в береговые камни и на головы товарищей.
На крючке висела ошеломленная рыбка, вид у нее был довольно смиренный, только глаза смотрели врастопырку.
— Отлично! — вскричал начальник штаба. — Еще двадцать-тридцать таких хвостов и будет отличный ужин. Тревога! Всем подъем! Ищем наживку! Ламы остаются на охране лагеря! Господину ученому немедля просчитать потенциально урожайные мидийные участки пляжа!
Тридцать рыб — это, конечно, было весьма завышенным штабным требованием. Верн поймал девять — крепеньких, не особо красивых рыбешек с черно-пятнистыми спинами и большими плавниками. Но даже это было серьезной удачей! Под берегом, в самой бурной воде, клевало весьма регулярно. Кто бы мог подумать⁈