ще меньше, чем никчемные соседи. Нужно кого-то важного перед смертью прибить, лучше двоих-троих. А можно и поджечь что-нибудь ценное. Если возможность представится.
В подобную удачу верилось слабо, как и в возможность ускользнуть на свободу. Незнакомых гор Анн не боялась. Может, они даже и помогут, а нет, так на воле замерзнуть заметно приятнее, чем самосжечься.
Мечты оборвали звучные шаги и странное щелканье. Анн заметалась, крутанулась, нырнула в ближайшую приоткрытую дверь…
…Затхлость и мешки, в полутьме едва различимые.
…Шаги приблизились, негромкий разговор стал различим:
…— Чего опять ночью? Днем много нормальнее.
— Покомандуй еще. Сказали ночью, значит, так и делаем. Всё равно не спать, вспышка же будет.
— Тоже сказал. Вспышка — вообще не наше дело, от нее только голова болит. Спать она не мешает.
— Мне мешает. У меня от вспышки бессонница. Вот разве к дикарке заглянуть, утешиться. Сочная малышка.
— Я бы и от маленькой не отказался. Симпатичная, городская. Я по таким милым фрау стосковался. Зайти бы в настоящий гаштет…
Умники прошли мимо, Анн увидела спины в белых халатах, мало сочетающиеся с парадными стальными шлемами на головах. Медицинен-вояки толкали тележку на колесах — подобные каталки Анн видела в клинике, но те были попроще, массивные, медные, слегка громоздкие. Эта какая-то облегченная, возможно, цельностальная. Хотя одно колесико тоже неисправно: клинит и пощелкивает.
Из разговора Анн ничего не поняла, кроме комплимента на свой счет и того, что солдаты чего-то ждут. Что такое «вспышка» — загадка. Ну, эсэсов и иные сюрпризы сегодня уж точно ждут.
«Кучера» каталки отперли одну из дверей, донеслось пыхтение и приглушенная ругань.
— Да он тяжеленный как ламантин!
— Верно. И ноги скользкие…
Дожидаться Анн не стала, неслышно пробежала в ту сторону, откуда появились «кучера». Имеется у большинства служащих привычка «если на мгновенье по делу зашли, так зачем возиться и дверь запирать?».
С этим угадала. Дверь была прикрыта, оба засова — внутренний и наружный — отодвинуты. За дверью оказалась площадка: окон опять нет, но с одной из сторон явно ночной прохладой веет, в другом направлении уходит ковровая дорожка, а перед ней ступеньки вверх, с аккуратно проложенными медными «рельсиками» — явно для каталки.
Насчет вольной прохлады Анн не обольщалась — у дверей заведомо стоит пост, шансов на тихий успешный поединок с подготовленным воином у обычных разбойниц нет, и быть не может. Часового застать врасплох сложно, про это Верн хорошо объяснял. Да и во дворе… время непозднее, полным-полно там будет вояк. Пробиться силой из форта — это медицинен-сестре даже с разбойным опытом явно не под силу.
Разбойница взбежала по мягкой дорожке, для надежности взяла пистолет двумя руками. Сейчас, сейчас точно на кого-то налетит. Стрелять нужно сразу…
… а рукоять пистолета уже стала привычной. И даже удобной. Не должен пистолет подвести. Ну⁈
… опять дверь. Тоже не заперта.
Анн выглянула. Невнятные голоса доносились слева, видимо, там дальше было дежурное помещение. Но говорят грубо, наверное, рядовые эсэсы. Не стоит размениваться…
… а предполагала ли приличная медицинен-сестра Анна Драй-Фир, что когда-то будет метаться с секретным пистолем и выбирать, кого бы первым пристрелить? В сущности, эти солдаты такие же вояки как Верн, пусть и «эсэсы» с особо качественной кровью…
…Угу, сдери им башку. Нормальные вояки ввосьмером с одной девчонкой не играют. По-крайней мере, Верн не такой. В смысле, сейчас не такой, и в будущем не должен таким стать.
«Надо бы мне таки постараться вернуться и довоспитать» — решила Анн и пошла прочь от голосов.
Опять мягкая дорожка. Вот к чему этой армии столько ковров, всё равно же наследят и испортят.
…Часового Анн увидела в отражении стекла. Стоял у широких дверей, широко расставив ноги, и сам довольно широкий, даже слегка пузатый. В Ланцмахте таких красавцев нет, а здесь пожалуйста, каждый второй — сытый толстяк.
Сбоку от охраняемой двери, за солдатом, виднелась какая-то мебель, темнело окно во внешний ночной мир, над головой часового светила лампа, забавная такая, на фрукт-грушу похожая, чуть подмигивала — все ж чудо электричества здесь не было идеальным.
Подальше в коридор свет лампы не доставал, Анн прижималась к стене, таилась в полутьме, благо солдат был отлично виден в отражении — висела на стене картина застекленная, бликовала — на ней только лампа, окно с часовым и видны.
Решиться Анн никак не могла. Нужно выйти, и сразу выстрелить. В голову, прямо в лицо. Кирасу пулька, наверное, не пробьет: пистолет маленький, а латы на вояке… Собственно, он и сам толстый. И просто так стоит, служба у него.
«А я просто жила. Никого не трогала, ну, подворовывала по налогам чуть-чуть. Так меня вообще ни за это гонять начали. Безвинно прицепились. И я все потеряла! Сейчас выйду и убью жирного! А потом в дверь и там всех постреляю!» — наливалась злобой разбойница. «Он ответить не успеет. Точно не успеет».
Винтовка (или ружье?) висело на шее вояки. Не очень длинное, но с виду чрезвычайно массивное, с покатой, похожей на пистолетную рукоятью и относительно длинным стволом, украшенным непонятными крючками. Снизу имелась стальная штука, похожая на сложенный механизм. Приклад такой, что ли? Подобного оружия Анн видеть не приходилось. Наверное, тоже секретное. Понаделают всякого, взглянуть жутко.
Нет, не успеет свою хитрую винтовку развернуть и нацелить. На этом оружии тоже предохранитель какой-то должен быть. Нужно выпрыгнуть и выстрелить. Чего ждать-то?
Нет, страшно. Пистолет, он же такой… не особо надежный. И ведь саму убьют через минуту. Если повезет. А могут и живой скрутить…
За окном что-то громыхнуло, истошно залязгало.
Анн от неожиданности чуть пистолет не выронила. Часовой, невзирая на свой грозный вид, тоже вздрогнул. Шагнул к окну, согнулся, пытаясь рассмотреть, что там стряслось.
Анн вмиг оказалась у него за спиной, аккуратно положила пистолет на столик с каким-то округлым механизмом, похожим на непомерно увеличенный стетоскоп. Скальпель мгновенно оказался в правой руке. Свободной ладонью зажала рот высоченному парню (едва дотянулась) правой вогнала скальпель под горло, быстро полоснула-вспорола…
Как-то само собой это вышло, даже и не осознала, что делает.
…По стеклу окна стекали брызги крови — покойник был полнокровен. Сам он опустился под окно, довольно смирно, лишь подвинул столик, на который опирался, звуки издавал, но приглушенные. Только каблук сапога судорожно упирался в ковровую дорожку, ну, силился упереться.
Анн вытерла скальпель о погон на стальном плече покойника. Смутно оглядела сотворенный результат. Сидит. Нога тоже расслаблена. Готов. Теперь у разбойницы еще и ружье есть.
Ружье на груди мертвеца пугало даже больше, чем сам мертвец. Очень сложное. Ствол понятен, рукоятка со спуском, магазин можно угадать — он в серединку винтовки пристроен, куценький такой, медный, коробчатый, патронов на шесть, не больше. Нет, с таким сложным оружием не совладать.
Анн глянула в окно — за полосками крови был двор форта. Там светил сильный электрический фонарь, в его узком лучегруппа солдат тянула трос или веревку, похоже, тоже металлическую. Что-то поднимают. Мачту для флага ставят? Большая. Видимо, одну секцию и уронили.
Ладно. Главное, чтобы сюда не побежали.
Чувствуя себя слегка пьяной, разбойница подошла к большим дверям. Машинально глянула на картину на стене. Фюрер, тот — древний, с усиками, которые в Эстерштайне только рыцарям-полковникам разрешено носить. Кричит с трибуны, руку вздернул. Наверное, завещает насчет избранности усов. Анн опомнилась, дернула одну ручку двери, другую — заперто. Взламывать нужно, отжимать створку. Так всегда во время воровства делают.
Машинально вынула из ножен на ремне мертвеца «гросс-месс» — тяжелый, дорогой кинжал из настоящей «старой» стали.
…Шаги. Всё, не успеть с дверью. Ну и ладно.
Анн даже некоторое облегчение почувствовала, пусть и глупое. Взлом больших дверей — подвиг явно не по силам тщедушным разбойницам. Сейчас всё закончим. Злоумышленница успела отпихнуть-спрятать ногу покойника (тяжеленную до невозможности) глубже под столик, отскочила за угол.
Человек подходил по коридору, насвистывал что-то сложное, весьма музыкальное. Не из простых урод, чистый дойч, наверное. Ну и отлично.
Анн прицелилась из пистолета, стараясь угадать, на каком уровне окажется башка врага…
… человек-свистун оказался знаком. Герр Лицман, в легкомысленно распахнутом халате, деловитый и веселый.
Гость с удивлением глянул на место, где должен был стоять часовой, на смятую ковровую дорожку. Замер, мыслишки сработали, качнулся чуть вперед, углядел труп под окном. Да как его и не заметишь, этакая туша кирасная.
— Лицман, а Лицман, — позвала Анн.
Доктор вздрогнул, обернулся. Ствол пистолета смотрел ему в лоб.
— А… — сходу развернуть свою мысль герр Лицман не смог.
Анн не была уверена, что доктор испугается пистолета — человек, конечно, образованный, но где ему в уникальном оружии разбираться, пистолет-то с виду невелик и не очень страшен — поэтому грозила заодно и понятным, хорошо заточенным «гросс-мессом».
Но Лицман оказался даже образованнее, чем думалось — как уставился в ствол пистолета, так и не сводил взгляда. В прогрессивной эстерштайнской медицине это состояние называется ' глубоко шокирован'.
— Дверь! — приказала Анн.
— А? — доктор был прочно околдован пистолетом.
— Дверь открыл! Поговорим! — гавкнула Анн тоном надзирательницы, правда приглушенным, считая, что Лицману такая манера обращения будет ближе и понятнее.
Не угадала. Доктор начал приходить в себя. Пробормотал:
— Вам туда нельзя. Фрау, что вы вообще делаете⁈ Прекратите немедленно! Вас за такое могут казнить.
Очнулся, обезьян лысый.
— Герр Лицман, вы что насвистывали?