Выходить подальше от хижины Верн начал с осторожностью — голова еще кружилась, порой внезапно и неприятно. Приходилось опираться на копье, а в первых прогулках сопровождала-поддерживала Бинхе. Дотащились тогда до загона. Ламы весьма обрадовались, мыгали восхищенно, Брек вообще обниматься лез. Четвероногие были сыты, чисты, в прекрасном настроении. Нравилась легкая деревенская жизнь геройским скотам.
— Вон как командира любят, — сказала Бинхе. — А мы думали, они только вашего Фетте слушаются. Он их водил камни к запруде таскать. Крупные, сильные, у нас таких лам нет. Но таскать не очень любят. Вот этот — прищуренный — в кузнеца нашего плюнул.
Верн засмеялся:
— Это Брек может. Они же не сельские ламы, эти специально выращивались для армии, приручались к вьюкам и стрельбе. А что у вас с запрудой? Продвинулась?
До запруды добрались через несколько дней. Бинхе уже не столько поддерживала, как сопровождала и показывала.
Прогрессивное сооружение, давно задуманное селянами, строилось при помощи волокуши «легко-саперного типа». Начальник штаба порядком поколебался, но счел, что сие армейское оснащение не является секретным, нарисовал чертежик. Воплотили в жизнь на редкость быстро, хотя и не совсем совершенно — один из полозов получился составным и требовал регулярной подправки: с древесиной в деревне было, как и везде — плоховато. Но доселе неподдающиеся камни удалось сдвинуть, в один день загородить часть русла. Небывалое свершение приводило в восторг селян, народ теперь ходил к запруде как в гаштет, посмотреть, обсудить, пива хлебнуть, дать советы четверым постоянным строителям-копателям, ну и заодно помочь слегка. Вечерами тут все деревня и собиралась. Вольц чертил на земле схемы шлюза, пояснял пользу и принцип действия. Вожди обсуждали. Фетте распевал боевые и игривые эстерштайнские песни, в лицах повествовал о личном знакомстве с Хозяйкой Гор (привирал, конечно, отчаянно). Потом наступал торжественный момент лекции. Торжественный господин научный консультант рассказывал нечто из области общих знаний, а потом вся деревня пыталась заучить и накарябать на земле очередную букву — с этим делом шло непросто.
Верн буквы не карябал, просто сидел, слегка участвовал в разговорах, но больше отдыхал, набирался сил. Его частенько расспрашивали про беспримерную битву с Гнилым Львом. Собственно, общий ход сражения наблюдала вся деревня, кроме младенцев, которых спрятали в доме старосты. Ну, младенцам теперь уже и сказки рассказывают про тот легендарный вечер, а главного героя достают вопросами «что за копейный прием?», «а правда, что дойч-щит надежное заклятье несет?», «а что будет, если льву в зад выстрелить — пуля из пасти выйдет или в кишке застрянет?». Про зависимость результата от размера кишки обер-фенрих объяснял, насчет остального тоже, но от некоторых вопросов уклонялся — «когда Гнилой на меня рушиться собрался, вообще многое от страха позабылось». Селяне не особо удивлялись — все вожди, так или иначе, со львами сталкивались, пусть и не с Генералами, но сельским бойцам тоже мало не казалось. Лев — он лев и есть, встреча с ним непредсказуема.
Кстати, вот как в жизни получается: жил лев-гигант в звании Генерала, а издох и останется в истории как Гнилой Лев. Но это не самое странное. Получается, что не кончилась история Генерала. Придется рейдовикам к ней позже вернуться, и это еще одна сложность.
Тайный разговор состоялся, еще когда Верн в хижине практически безвылазно отлеживался. Пришли в гости Вольц и Старший вождь — физиономии обоих были крайне серьезны и сосредоточены. Вольц принялся разворачивать сверток — немедленно засмердело, весьма отвратно.
— Это что еще такое⁈ — запротестовал Верн, пытаясь отстраниться.
— Кусок твоего льва. Придется взглянуть, поскольку важно, — пояснил начальник штаба, и сам морщась.
Собственно, самого льва в предмете было немного: лоскут звериной шкуры с насколько возможно отскобленным мясом, и на лоскуте некий продолговатый металлический предмет, похожий на оружейно-магазинную коробку на винтах.
— Развинтить не получается, винты особенные, я таких не видел, специальная отвертка нужна, — пояснил Вольц. — Прибор, по сути, вживлен в шкуру, в смысле, был частью Генерала, отделить не вышло. Да, воняет.
— Хуже, чем просто воняет, — со значением сказал Старший вождь — Он вас выдает.
— Нас⁈ — изумился Верн.
— Нет, не нас конкретно. Собственно, я эту штуковину в гриве и нашел. То еще занятие было, — начальника штаба передернуло. — Когда туша слегка подсохла, решили закопать. Но прежде нужно было измерить, записать, указать прижизненные повреждения и попадания. Немме кое-как измерил, потом его крепко вывернуло. Пришлось мне. Изучая ранения покойника, я и нашел данный прибор. Оглашать о находке мы с господином Старшим вождем не стали. Попытались изучить в узком кругу. Пришлось стащить у Немме лупу, что, конечно, не совсем законно.
На очищенной узкой боковой грани пахучего прибора красовались крошечные цифры и несколько букв — с виду вполне бессмысленных. Но отчеканенный символ Ланцмахта был куда уж понятнее. Собственно, он и без лупы был вполне различим.
Верн выругался.
— То-то и оно! — сказал пристально наблюдавший Старший вождь. — Мы с господином фенрихом примерно так же высказались. Не сомневаюсь, что лично вы ничего об этой шкатулке не знали. Тварь вас самих чуть не погубила. Но это ваш лев — эстерштайнский. Вот Вольц, в смысле, господин фенрих не отрицает.
— Мы в неофициальной обстановке, можно без чинов и званий, — напомнил начальник штаба. — Отрицать не собираюсь, это бессмысленно. Перед нами явное доказательство. Более того, я обещаю с этим делом тщательно разобраться в Хамбуре. Это возмутительно! С какой стати подобные чудовища бегают по Холмам и пожирают людей! Это категорически незаконно!
— Да как такое вообще возможно⁉ — ужаснулся Верн.
— Полагаю, магия, — сказал Старший вождь. — В железо вделан амулет, он науськивает тварь на людей. Возможно, такая хитрость по-научному как-то иначе называется. Но лучше у господина учителя не уточнять, он человек хороший, очень ученый, но слишком разговорчивый. Нам лишние слухи не нужны. Говоря по правде, мы и поделать-то ничего не можем. Вот разве что Вольц у вас там, дома, что-то сообразит.
— Я даже приблизительно не представляю, зачем на здешние деревни гигантского льва напускать, — растерянно признался Верн.
— Мы вот тоже сильно удивились, — проворчал начальник штаба. — Но потом подумали, прикинули варианты. Возможно, это пробный образец вооружения, вышедший из управления и повиновения.
— Удрал от ваших магов и зверствовал сам по себе, — пояснил Старший вождь, склонный к более простым формулировкам. — Как мы все знаем — магия сильна, но частенько глуповата. Особенно это касается эстерштайнской магии. Полное говно! Я не очень грубо выражаюсь?
— Ничуть, — заверил Верн.
— Лично я буду помалкивать. Но раз вы идете в свой Хамбур, так попробуйте разобраться. Но очень осторожненько, — посоветовал умный селянин. — Опасное это дело. С другой стороны, если пара таких зверьков вырвется из этого самого «управления-повиновения» и к вам в столицу невзначай заскочит, сладко дойчам не покажется. Конечно, поубиваете львов, у вас оружие-то хорошее, но уйма народа пострадает. Пожрут самых невиновных. Надо как-то предупредить. Но тонко, без риска.
— Тут политика, — проворчал Вольц. — Дело заведомо тонкое и вонючее.
Собеседники начали обсуждать, как выделать кусок шкуры с уликой, чтоб весь рейд насквозь не провонялся. Верн уже много позже об этом страшном и странном «львином деле» по-настоящему задумался.
А здоровье вернулось как-то сразу, в один миг — Верн просто проснулся и понял, что у него ничего не болит. Ну, при глубоком вдохе ребра чуть покалывало, и рука не совсем хорошо двигалась, но это пустяки. У настоящего солдата всегда что-то побаливает и ноет, ибо «боль — это жизнь», как сказал некий неизвестный, но мудрый фельдфебель.
Верн заправил свою травяную койку и отправился на огород. Утро выдалось недурным — этаким прозрачным и почти прохладным.
Семейство целителей поливало кабачки и тыквы. Ну, средний-то отпрыск Фей явно не в целители нацелился — опять у самого лоб расцарапан и по-простому листом заклеен. Уж очень деятельный мальчишка. Обо всех деревенских событиях он в курсе, в запруду уже дважды прыгал, хотя туда и воду пока не напустили, а то изловчился и главного деревенского козла чуть с ума не свел — тыквенную погремушку к рогам привязал. Ошалевшее животное едва всю улицу не разнесло, гром, вой, громовое мемеканье — жуть! — у селян уж мысли о втором пришествии Гнилого мелькнули. Истинный вождь растет — оплеухи как награды воспринимает. Зато младшая сестрица у Бинхе дивно вдумчивая — сидит, из плошки точно под стебель воду заливает, с этакой аккуратностью, что ей станковый «маузер» впору доверять. Хотя рановато для шести лет.
— О! Вынюхал про наше тайное кабачковое место⁈ — ужаснулась целительница.
— Бинхе вашу ферму показала. Пришел долги отрабатывать, — пояснил, Верн, улыбаясь.
— Теперь пойдет у нас кабачок, живо подравняется и форму сапога примет, — возрадовалась Фей. — По полведра воды бери, не больше.
Носили воду вдвоем, дело пошло быстро. Девчонки поливали, малолетний специалист по укрощению козлов короткой мотыжкой рыхлил то, что надо, и, иногда, то что не надо.
— Слышь, Верн, поговаривают, уходите вы скоро? — намекнула Фей, легко неся широкие деревенские ведра.
— Да пора бы. А то совсем обожрем вашу деревню.
— Не обожрете, от твоих сотоварищей польза есть, про разогнанных львов уже не вспоминаю. Ты, герой, вот что… чего лишнего на память о себе не оставь. Не по возрасту будет, — ровно и довольно мирно сказала целительница.
— Понимаю. Согласен, — так же спокойно ответил Верн. — Нам бы с Гнилым годика через четыре к вашей деревне выйти. Эх, поспешили.
— Вот подлюка, даже не дрогнул, не смутился! — возмутилась Фей. — Экое городское поганое воспитание! Щас как врежу ведром!