— Когда возьмем власть, мы мерзавца повесим в Судном углу. За скупку краденого, — успокоил друга Фетте. — А сейчас давайте пожрем. Я голоден, как матерый цизель.
— Так оно и есть — вот норка, — кивнул Вольц на вход в ближайшую галерею.
— Это еще не наша. Передохнем и еще небольшой рывок, — напомнил Верн.
Перекусив, беглые фенрихи двинулись между скал. Против ожиданий, люди здесь явно бывали — тропинки так и петляли по склонам. Видимо, не столь страшен городской Хеллиш, вот за рекой, на огромном Хеллиш-плац, там, конечно. Хотя чего бояться трем опытным и недурно вооруженным воякам?
— Бывал здесь один раз, на экскурсии, еще в младшей школе, — сказал Вольц, с любопытством озираясь. — Прекрасное место для засад и оборонительных боев.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — проворчал Верн. — Да и смысл? Нас здесь окружат довольно быстро, а уходить вглубь, под скалы, опасно. Хеллиш есть Хеллиш, с ним шутки плохи.
Друзья согласились. Даже сейчас, еще при свете дня, в накаленных солнцем скалах стояла странная тишина. Доносились звуки города, шум работ, невнятные голоса, но это вроде бы далеко — за километры и километры. Хотя в считанных десятках метров.
К нужному склону выходили особенно осторожно. Пришлось забраться в полуобрушенную галерею.
— Ты уверен, что это именно здесь? — с сомнением спросил Фетте, сверху озирая часть безлюдной улочки. — С виду все наглухо заброшенное.
— Ну да, я прошел горы и Холмы, а здесь немедля заблудился, — опечалился Верн. — Не дури. Это улица Зак, и вот тот — ближайший к нам — дом.
— Странное местечко, — сказал начальник штаба. — Трамвайная остановка — рукой подать, а тут будто деревня. Даже прохожих нет.
— Хозяйка дома ценит покой и уединение, — кратко пояснил Верн. — И вообще купить дом в наше время крайне сложно.
— Это-то понятно. Но не забывай, что я ее видел, — напомнил Вольц. — Веселая хорошенькая фрау. По виду вообще твоя сверстница, и я… Ладно, с возрастом я мог ошибиться. Но целесообразность вложения денежных средств вот в такое сомнительное строение…
— Ты прекрасный военный, но мало смыслишь в городской жизни, — фыркнул Верн. — И вообще, моя мама — необычный человек.
— Если бы у меня была мама, она бы тоже была самым необычным для меня человеком, — на редкость верно заметил Фетте. — Но мы сейчас говорим про дом. Он явно необитаем. Тут давно никого не было. Извини, дружище, если я тебя огорчаю, но так оно и есть.
— Ну, вряд ли с твоей мамой что-то могло случиться, — успокоил Вольц. — Это столица, здесь спокойно. Видимо, просто занята, и отложила ремонт. Или у нее появился друг, с которым жить намного удобнее, чем на этой странной улице.
Наблюдали до глубоких сумерек. Верн отгонял все нарастающую и нарастающую тревогу. Собственно, она и раньше терзала, но не так остро. Улица была все же обитаема, изредка проезжали повозки, вернулся со службы сосед. А в доме никакого движения и стекла покрыты пылью. Мама бы такого себе не позволила.
Почти в полной темноте друзья перебрались через заднюю ограду. В дворике пыльная трава стояла выше колен — если кто-то здесь и проходил, то только редкие бездельные любители баддурга и шнапса.
Верн вынул кинжал и занялся окном.
— Лезвие попортишь… — заикнулся Фетте, но, очевидно, получил тычок от тактичного начальника штаба.
Стекло вынулось неожиданно легко…
Дом был пуст. Очевидно, его начали готовить к ремонту, но это было весьма давно. Люди в последнее время сюда явно не заглядывали.
Беглые фенрихи сели у холодного очага. Верн укрепил огарок свечи на столе.
— Можно зажечь очаг и повесить чайник. С улицы все равно не заметно, а кухонным дымом здесь несет со всех сторон. Дом маленький, но внутри весьма удобный. Внешне выглядел иным, никчемным, зря я критиковал, — задумчиво сказал Вольц. — Кстати, иметь собственную крышу над головой — действительно здравая идея. Я вот сейчас прочувствовал. Дружище, не переживай так. Насколько я понимаю, твоя мама — весьма занятая фрау. У нее имелась тысяча причин сюда не заглядывать.
— Завтра узнаю, — Верн взял наполовину полный старинный чайник-кофейник, принюхался — вода была относительно свежей, явно не многомесячной давности. Вот это хорошо.
Кофе он нашел не сразу. Невзрачная склянка лежалав углу, под свернутым листом позеленевшей меди. Удобное место, если кто-то невысок ростом.
Напиток оказался неожиданно хорош — аромат отборных дорогих орехов, отлично смолотых и поджаренных. Друзья блаженно потягивали вкусноту, передавая друг другу единственную кружку и наблюдая, как Верн ходит из кухни в комнату и обратно.
— Не нервничай, — осторожно сказал Вольц. — С ней всё будет отлично.
— Я не нервничаю, — пробормотал Верн. — Я размышляю. Причем напряженно.
— Мы поняли намек, только не психуй, — попросил Фетте.
Одеяло Верн нашел на чердаке. Принюхался и вдохнул с облегчением. Нет, точно, почти не пыльное. Такие вещи сразу чувствуются.
Отнес вниз, господа фенрихи дремали у очага. Одеялу обрадовались.
— Да ладно, это же духи, а, Верн? Хорошие духи, — зашевелил ноздрями Фетте.
— Еще словечко в эту сторону, и башку сдеру, — пригрозил Верн.
— Молчу, молчу.
Будущие мятежники спали, привычно прижавшись спина к спине и скорчившись под коротким одеялом. А Верн снова неспешно кружил по дому, тщательно прикрывая огонь свечи и удваивая осторожность у окон.
Нашел. Видимо, то, что подсознательно искал. Рисунок, выцарапанный на камне стены у входной стены, ниже человеческого взгляда, вот если присесть под стену, то как раз. Так бы ребенок выцарапал, каракули смешные. Человечек с палкой-оружием, нечто с хвостом — лев? шестеренка или вагон на одном колесе — сказать трудно, но определенно механизм. Все трое подытожены чертой со значком похожим на букву «М».
Верн почти рухнул под стену, затушил остаток свечи и с облегчением обхватил голову руками. Битое ухо пылало, здоровое ухо было холодно, как горная ночь. Очень странное проявление напряжения нервов. Не было смысла так волноваться. Ничего с ней не случилось. Оставила подсказку, как маленькому. Даже смешно.
Обер-фенрих улыбался темноте, хотя смешно ему не было. Хотелось проглотить стакан шнапса, вот сразу, одним глотком. Можно и не «Черного сапога», а все равно чего, лишь бы крепкого.
Он разбудил друзей, когда снаружи уже вовсю сияло солнце.
— Это недопустимо! — заворчал начальник штаба. — Смену часовых никто не отменял.
— Ерунда, меня совершенно не тянуло спать. Сейчас я уйду, посмотрю — нет ли писем. Сидите спокойно, доедайте провизию. Куплю жратвы на обратном пути.
— Послушай, если она вдруг придет сюда, да еще не одна…. Или если кто-то нас заметит. Тогда мы здорово подставим твою маму, — встревоженно сказал Вольц.
— Очень верная мысль, ты начинаешь думать как настоящий мятежник, — одобрил Верн. — Но мы вряд ли ее подставим. Она крайне осторожна, и, скорее всего, предполагает, что мы можем здесь появиться. Сама она не подставится.
Фенрихи переглянулись:
— Как она может насчет нас предполагать? Мы и сами не знали, что здесь будем. Да она о нас и не слыхала.
— Она вас знает. Я рассказывал. Это вы ее совсем не знаете.
— Наш дружище — на редкость мерзкий и скрытный тип, — прокомментировал Вольц. — Будь там поосторожнее.
— Я буду тих, вдвойне мерзок и незаметен. «Курц» оставляю, он вряд ли поможет даже в случае неприятностей…
К Музеуму выходил окружным путем и испытал немалое изумление — оказалось, всего комплекса знаменитого городского крематория более не существовало. Провалился в прямом смысле слова — на его месте теперь было ущелье, не особо глубокое, но с крайне жуткими на вид подземными дырами-ходами. Несколько зевак-фермеров с опаской и любопытством заглядывали вниз — видимо, специально приехали, чтобы поглазеть на новую достопримечательность столицы. У края обрывчика стояло веревочное ограждение, под навесом дремал полицейский. Из кратко подслушанного разговора Верн ничего не понял, пришлось деловито пройти мимо, пока не обратили внимание на слоняющегося сомнительного типа.
К счастью, статуи Музеума остались на месте, правда, часть внешней стены завалилась. Пробираясь знакомой дорожкой между гипсовых древних злодеев, Верн размышлял над странными событиями. Вот так не успеешь оставить столицу, а тут непонятно что творится, сдери ему башку. Даже замок стал как-то ближе, словно с намеком придвинулся. Впрочем, с башен не очень-то разглядишь, что между статуй творится, даже если оптикой вооружиться. Как сказал кто-то очень древний и мудрый: «хочешь спрятать человека, прячь его средь старых статуй — они никому не нужны». Или как-то иначе сказал, но все равно красиво и умно.
Рус-Катя никуда не делась — все так же грозно всматривалась в конец дорожки, и вроде бы чуть больше побелела под солнцем. Идут годы, идут. Но это благородная гипсовая седина, она даже к лицу демонше.
Верн, сдерживая нетерпение, отдал честь старой знакомой и пал к ее ногам. Нет, конечно, пал к пьедесталу, слишком длинные ноги древнего чудовища его не интересовали.
Рука, с трудом протиснувшаяся в знакомую расщелину, сразу уперлась в препятствие. Пьедестал перекосило? Нет, это не камень. Верн с трудом выковырял плотный предмет. Кошель, большой, внутри серебряные марки, с виду новенькие, даже не особо потускнели. Обер-фенрих с изумлением поковырял пальцем внутри мешочка — да нет, сплошь монеты, до самого дна. Где же письмо⁈ Он полез в тайник и вытащил второй кошелек. Да что это вообще такое⁈ Мама баснословно разбогатела и считает, что этот факт исчерпывающе всё объясняет⁈
— Попался! Слишком любишь денежки! — сказали за спиной.
Верн рывком обернулся…
Кинжал он все же не выронил. Солдатская лапа на такую слабость в принципе неспособна.
Она!
Боги, да ее теперь вообще не узнать!
Мелькнувшие сомнения исчезли, поскольку мама-Анн мгновенно повисла на его шее, так только она и умела.