«Убитый… Это же — второй участник того ночного события! Тот, кто был с Шабтаем Коэном… Водитель серой „Ауди-100“ с перекрестка Цомет Пат!»
Я поднялся совсем рано. Подошел к окну. Воздух был совершенно прозрачен. Белые, иерусалимского камня, виллы, взбиравшиеся на гору Байт ва-Ган, были видны до мельчайших деталей. На вилле за ночь не произошло никаких перемен.
Я спустился вниз, прежде чем кто-либо достал меня ранним своим звонком. По галерее направился к остановке. Зловещие следы в техническом отсеке рядом с подъездом не сочетались с буйством красок Святой Земли.
Ярко-красные и белые розы поблескивали капельками росы. Пальмы напротив места, где произошло убийство, словно прикрылись остролистными веерами.
Несмотря на вчерашнее послание, подброшенное под дверь, мне достало куража.
Я поддал подвернувшуюся пустую банку колы:
«Нет, нет, чуваки! Или как вас там?! Вы не на того напали! Если у вас все же есть желание дознаться, что у меня внутри, предупреждаю: я против! Так просто меня вам не взять!»
Хозяйка фотоателье на Яффо — золотого возраста, искусно превращенная в молодую милую женщину, почти без морщин, причесанная и завитая — встретила меня белозубой светлой улыбкой…
— Погуляйте, пожалуйста, минут сорок. Извините. Сейчас должны подвезти материал…
«Где сорок минут, там и час…»
Я двинулся улочками, входившими в пешеходную зону.
Несмотря на ранний час, тут уже было многолюдно. У многочисленных магазинчиков — ювелирных, готовой одежды, цветочных, сувениров — сгружали товар.
Тяжелый жар опускался на город.
На площади Кикар Цион с десяток людей загородили тротуар, образовав полукруг. Проходившие замедляли ход, заглядывали поверх голов.
У нас, в России, так окружали карточных мошенников.
Это они и были. К а т а л ы. Шулера.
В центровом — худощавом, с серым замкнутым лицом, в шортах — за версту чувствовался уголовник. Он меланхолично показывал толпе три карты — две десятки и короля, а затем, почти не мешая, вверх рубашкой бросал перед собой на тротуар.
Каждый мог проверить удачу.
Играющую публику изображал смуглый, с ленцой красавец, похожий на цыгана.
Бригада была небольшая.
Зрелище карточного мошенничества в Израиле было не из частых. Несколько зрителей, в том числе религиозных служителей в кипах и традиционных сюртуках, вели себя как расшалившиеся юнцы.
Громко подсказывали:
— Король там, средний!
Цыган лениво бросал пятидесятки. Выигрывал.
Центровой бесстрастно жевал, не поднимая глаз. Он был начеку. Охота шла на одного.
Я легко вычислил жертву.
Молодой парень следил как бы незаинтересованно, стоя в отдалении. У его ног стояли пакеты с покупками. Он шел с рынка.
Только раз центровой среагировал молниеносно, на миг прекратив жевать, когда парень резко выдвинулся вперед, показал на лежащую в середине карту и второй рукой достал деньги.
Двести шекелей.
Центровой вроде ничего не успел сделать…
Перевернул карту.
Короля на месте уже не было.
Парень бросил деньги, сразу исчез. Центровой и глазом не моргнул. Продолжил игру с цыганом…
Проиграл, выиграл.
Мне было интересно, кто у них на а т а с е.
Вскоре я увидел. Среднего роста в бело-желтой рубахе с широкими горизонтальными полосами. Он стоял на краю тротуара, внимательно вглядывался в глубь улицы.
«Любопытно, откуда бригада…»
В России на железных дорогах славились донецкие и ростовские каталы. Среди москвичей сто очков вперед другим давали ореховозуевцы…
Мне подумалось, что это были харьковчане. Позже я увидел всех троих на углу, у банка «Леуми», они садились в автобус.
Глава 2
Пять снимков убитого, 10х13, я поставил в ряд вдоль стойки, отделявшей салон от моей крохотной кухни. Мертвеца трудно опознать.
Некая дочь в Москве узнала в сбитой машиной женщине свою мать. Оплакала, омыла, схоронила… Потом мать вернулась. Она попала в больницу с сердечным приступом, не могла дать знать о себе. Об этом писала «Вечерка».
Я пожалел, что в ту ночь на бензоколонке не рассмотрел лучше всех действующих лиц.
Водителя серой «ауди», который вместе с Шабтаем Коэном вытащил женщину из машины, я видел лишь мельком.
Тому была и объективная причина: он стоял спиной к огням бензоколонки, лицо оставалось в тени. Мое же было, наоборот, обращено к свету…
Я снова взглянул на фотографии.
Нет, я не мог сказать, водитель ли серой «ауди» на снимке или нет. Но то, что я видел этого человека, было бесспорно.
«Эти завитушки надо лбом, тонкие правильные черты лица».
Но может, я зря вспомнил о нем.
Тот был земляком великого поэта.
«Спас-Клепики!» — сообщил он с гордостью при нашем первом и единственном разговоре несколько лет назад в сумраке коридора административного здания, где к тому же еще шел ремонт…
Его отличали есенинские кудри.
«Эти волосы взял я у ржи!»
Этот же, в моей прихожей, в жизни и на фотографии был, в натуре, жгучий брюнет…
Я включил все лампочки. Опустился на колени, принялся осматривать пол. Серая мраморная плитка была начисто вытерта теми, кто унес отсюда, из прихожей, в огромном полиэтиленовом мешке труп, обернутый в махровую простыню…
То, что я искал, могло тем не менее уцелеть.
Я намочил вафельное полотенце и принялся тщательно протирать плитку, плинтуса…
Прошло минут пятнадцать, я потерял веру в успех, но все же продолжал тереть каждый квадратный сантиметр.
Среди комочков пыли, копоти, влетавшей с вечно шумящей под окном Элиягу Голомб, я увидел достаточно длинный вьющийся волос.
Поднять его тоже было нелегко, я боялся потерять угол, под которым он был виден. Наконец мне удалось переместить его на лист чистой бумаги.
— Господи, это еще что?
Я был бы рад ошибиться!
Волос был перекрашен! Прикорневая часть — не менее пяти миллиметров — была светлой! Цвета так называемой спелой ржи!..
Я вернулся к фотографиям. Это был московский частный детектив. Еще в Москве я придумал для него прозвище Арлекино… Мы не были знакомы. Разговаривали всего раз и то — по случаю.
Как это бывает между профессионалами, работающими в одной сфере, я знал в общих чертах его историю.
Фамилия Арлекино в ментовских и прокурорских кругах была достаточно известной. Он работал следователем по важнейшим делам прокуратуры Федерации, ставшей затем Генеральной. Атлетичный, с вьющимися локонами, голубоглазый. внешностью чуть романтичной для важняка прокуратуры.
Карьера его в Генеральной прокуратуре сломалась в одночасье.
Было так.
Супруга президента небольшой национальной республики лично проводила избирательную кампанию своего мужа.
Накануне выборов она подослала двух дюжих быков к реальному претенденту на кресло мужа. Претендент угодил реанимацию, выборы выиграл действующий глава власти и счастливый супруг…
Это случилось в славное перестроечное время.
Общественность взволновалась. Быков отловили. Они назвали организатора, сумму гонорара… На представительницу слабого пола завели уголовное дело. Вести его в республике оказалось некому. На следователя давили. Пришлось передать важняку в Москву. Им стал Арлекино.
Конец истории был, однако, предрешен.
У высокопоставленной четы в столице обнаружились не менее высокие покровители. На предъявление обвинения в прокуратуру президентша явилась с солидным московским адвокатом.
Дело было прекращено как незаконно возбужденное.
Важняку объявили неполное служебное соответствие.
Генеральный принес извинение президенту крохотной республики и его супруге.
Положение Арлекино в момент изменилось. Незамедлительно подвернулась длительная — на год, не меньше — командировка в Тмутаракань для расследования чрезвычайно запутанного уголовного дела.
Арлекино отказался: болела жена.
Оставалось подать в отставку. А через короткое время он объявился в ипостаси частного детектива. Профессия эта к тому времени становилась все более престижной и оплачиваемой — бывшему важняку быстро отыскалось место в сфере охраны бизнеса.
Я еще стоял охранником в отеле на Арбате, конфликтуя с Пастором и Окунем, а к Арлекино, несмотря на отсутствие лицензии, уже поступали первые заказы.
Мы познакомились несколько лет назад в Управлении по регистрации и лицензированию, на Щепкина, в мрачном доме, где к тому же еще шел ремонт, мы разговорились совершенно случайно…
Знал ли он мою фамилию?
Вряд ли. Прокурорские не очень жаловали ментов.
Нас вызвали на одно и то же время с разницей в четверть часа для получения лицензии на право заниматься частной детективной деятельностью.
Начальство задерживалось, вместе с другими мы ждали в темном коридоре.
— Бывший важняк или начальник розыска в качестве начальника службы безопасности — лучшая реклама солидной фирмы! Не эти же! — Он показал стоявших у кабинета. Среди ожидавших лицензии частных охранников преобладали молодцы с криминальной внешностью.
Мы разговаривали недолго.
Сотрудники Управления по регистрации и лицензированию появились все разом — их куда-то вывозили: то ли на стрельбы, то ли на общегородские тренировки по борьбе с массовыми общественными беспорядками…
Нас вызвали первыми.
Время от времени я встречал его маленькую рекламку в изданиях типа «Центр плюс» и «Из рук в руки».
Он работал на свой страх и риск.
Как частный сыщик-одиночка быстро преуспел, потому что брался за любые заказы. Не брезговал и поручениями типа поймать на горячем, заловить неверного супруга или супругу…
«Расторопен!..»
В отличие от консервной банки, человек очень часто открывается с неожиданной стороны…
Я полагал, что за его спиной стоят менты, с которыми он периодически контактировал во время работы важняком в прокуратуре России. Оказалось иначе…
Торжественный сбор, посвященный пятилетнему юбилею банка, состоялся в ресторане на Палихе.