«Я пробыл на войне три месяца, – напишет Паустовский в письме своему двоюродному брату Сергею Высочанскому в ноябре – декабре 1915 года, – перенёс все тяготы – обстрел и холеру, и голод, и отступление. И уехал оттуда, с фронта, с очень грустным сознанием, что счастлив тот, кто не видел войны, и поэтому даже не можешь представить себе весь её ужас и безобразие. Война – это голод, когда по два-три дня люди грызут чёрствые хлебные корки, это – бесконечные утомительные переходы по непролазной грязи, под дождём, переходы, которые всегда происходят ночью, все колодцы, деревни, избы заражены. Везде холера, сыпной тиф, дизентерия, чёрная оспа. Все озлоблены. На войне ты не услышишь ни разу простой человеческой речи. Всюду – злая брань, и очень часто вместо слов употребляют нагайки. Война – это десятки тысяч беженцев, умирающих от голода и холеры, бесконечные военные обозы. Все дороги, как кладбища. Везде убийства, разбой, поджоги. И как наивно, по-детски думают некоторые, что в войне есть особая геройская, величавая красота. Я видел бой, был часто под обстрелом. Я думал раньше, что во всём этом должно быть что-то увлекательное. На самом деле – всё это со стороны глупо, не нужно и жестоко»{60}.
Паустовский был освобождён от воинской повинности вследствие врождённой близорукости. Впрочем, даже и без этого он вряд ли бы попал на фронт. Согласно военному уложению – «Уставу о воинской повинности» от 13 января 1874 года, всеобщая воинская повинность для мужского населения, достигшего двадцати одного года, не касалась единственных сыновей у родителей, единственных кормильцев в семье при малолетних детях, духовенства, преподавателей и врачей. К моменту ухода Паустовского в «санитары» оба его старших брата уже были на фронте.
В начале августа 1914 года по инициативе Московской городской думы был создан Всероссийский земский союз городов – общественная организация, целью деятельности которой определялось тыловое обеспечение армии, в том числе и создание специальных санитарных поездов, которые должны были доставлять раненых с театра военных действий в тыловые госпиталя. Каждый санитарный поезд имел свой номер и определённый маршрут передвижения. Именно в одном из таких тыловых санитарных поездов Союза земгородов под № 255 и служил санитаром Костя Паустовский.
Поступая добровольцем на санитарный тыловой поезд, 22-летний Костя Паустовский уже не жил в Киеве. Он перебрался в Москву к матери и сестре и жил в небольшой комнатке в самом центре Москвы в доме по улице Большая Пресня.
Осенью 1914 года он перевёлся на заочное отделение юридического факультета Московского университета, обучение в котором совмещал с работой вожатым, а затем кондуктором в Миусском трамвайном парке. Из кондукторов Паустовского вскоре уволили и, как он сам впоследствии признавался, если, конечно, к этому можно отнестись как к достоверному факту, что он «бесплатно возил раненых солдат».
К этому времени живший в Киеве старший брат Борис поступает добровольцем на службу на правах вольноопределяющегося первого разряда в 12-й пехотный запасной батальон и, окончив Киевскую школу прапорщиков, вскоре отправляется во 2-й Финляндский стрелковый полк{61}.
В Москве на военную службу собирается и средний брат – Вадим.
Последовав примеру старших братьев, Костя Паустовский потянулся туда, куда подсказывало ему сердце, – на фронт. «В те годы, – напишет Паустовский в «Беспокойной юности», – я впервые ощутил себя русским до последней прожилки. Я как бы растворился в народном разливе, среди солдат, рабочих, крестьян, мастеровых. От этого было очень уверенно на душе. <…> Сидеть в Москве было невмоготу. Всеми мыслями я был на западе, в сырых полях Польши, где решалась судьба России. Я искал возможности быть ближе к войне и вырваться наконец из уныния давно уже развалившейся семьи».
Когда же точно Константин Паустовский поступил на службу в санитарный поезд?
Известно, что Паустовский первый раз приехал в Санкт-Петербург, к тому времени уже переименованный в Петроград, в ноябре 1914 года. Причина приезда конкретно неизвестна, но вероятнее всего, санитарный поезд, сформированный в Москве, на котором служил Паустовский, доставил в город на Неве партию раненых с фронта. Здесь нетрудно провести параллель в событиях, если, конечно, отталкиваться от воспоминаний самого Константина Георгиевича: «…в октябре 1914… поступил санитаром на тыловой военно-санитарный поезд Союза городов». Возможно, это был тот самый рейс, о котором Паустовский откровенно напишет: «Я боялся первого рейса. Я не знал, справлюсь ли с тем, чтобы обслужить сорок человек лежачих раненых. Сестёр на поезде было мало. Поэтому мы, простые санитары, должны были не только обмыть, напоить и накормить всех раненых, но и проследить за их температурой, за состоянием перевязок и вовремя дать всем лекарства».
Возвращаясь к письму Паустовского, написанного Сергею Высочанскому в конце 1915 года, отметим, что он весьма искренне сообщает адресату о сроке своего фактического пребывания на фронте, при этом не берёт во внимание свою службу на тыловом санитарном поезде. Акцент делается лишь на трёх месяцах службы в полевом санитарном отряде, которые пришлись на август – октябрь 1915 года.
Относительно пребывания в санитарном отряде Паустовский напишет в повести «Беспокойная юность» так: «Осенью 1915 года я перешёл с поезда в полевой санитарный отряд и прошёл с ним длинный путь отступления от Люблина в Польше до городка Несвижа в Белоруссии». Всё точно и верно!
Что же представляли собой санитары тыловых поездов Союза городов?
«Почти все санитары тылового поезда были добровольцы-студенты», – подчеркнёт Паустовский в повести.
Действительно, в большинстве своём студенты (частенько на санитарные поезда поступали те, кто желал избежать мобилизации), воодушевлённые патриотическим подъёмом, охватившим страну особенно в первый год войны, и по каким-то причинам не попавшие в действующую армию, шли в ряды земгоровцев, в том числе устраиваясь санитарами на тыловые поезда Красного Креста, служба в которых приравнивалась к действующей армейской.
Пропуском в санитары земгора служил экзамен, который должен был сдать каждый без исключения претендент на статус сестры или брата милосердия.
Не обошёл такой экзамен и Костю Паустовского. В фронтовом блокноте осенью 1914 года он отрывисто отметит: «Сегодня, 14 – я буду готовиться к экзам.[енам] на брата милосердия…» И следом сразу же запись весной 1915 года о войне: «Идём на Варшаву. Ранняя весна. Густое, синее небо и зелёные ели в снегу. Капель. Буду писать о войне, о своих скитаниях»{62}. (В публикации дневниковых записей написание данного текста указывается как 1914 год. Понятно, что такого не могло быть, так как фронтовой весны 1914-го вообще не было. А весной 1916 года Паустовский был уже на гражданке.)
Санитарам земгора выдавалась соответствующая форма офицерского образца, на которой красовались золотые погоны, с цифровым «вензелем» номера поезда, нарукавная белая нашивка, на которой выделялся красный крест. Также полагалась армейская шашка, как для офицеров нижних чинов, смотревшаяся весьма эффектно и придающая форме определённую парадность. В таком обмундировании земгоровцы были практически неотличимы от офицеров действующей армии.
За столь бравый внешний вид в армии земгоровцев, служивших на санитарных тыловых поездах, да и всех тех, кто был причастен к тыловому обеспечению армии, иронично называли земгусарами, тем самым как бы обращаясь к их исключительно тыловой деятельности. Впрочем, эта ирония напрасна. Тыловые санитарные поезда частенько попадали под нешуточные обстрелы и налёты вражеской авиации, а полевые санитарные отряды, действовавшие при них, вообще находились в местах боёв.
18 апреля 1915 года Паустовский напишет будущей жене Екатерине Загорской:
«Сегодня утром нас разбудили частые выстрелы около вагонов, оказалось, на поезд шёл немецкий аэроплан. Стрельбу открыли лихорадочную. Аэроплан сбросил девять бомб, некоторые разорвались довольно близко. Около получаса продолжался обстрел, быстрая ружейная трескотня, иногда были слышны глухие взрывы – разрывались бомбы»{63}.
Война и для санитарных тыловых поездов не была столь дальним фоном! Она была рядом, и не важно, шла ли «параллельно» или дышала в спину. Её присутствие было в ужасных страданиях раненых солдат и офицеров, которых эти поезда везли в госпиталя, в растерянности и панике тех, кто бежал от войны.
«В октябре на фронте наступило затишье. Наш отряд остановился в Замирье, – вблизи железной дороги из Барановичей в Минск. В Замирье отряд простоял всю зиму», укажет Паустовский вроде бы с географической точностью место своей службы в полевом санитарном отряде. Хотя уже понятно, что зиму 1915/16 года Паустовский на фронте не встречал.
В свою очередь, белорусский писатель Алесь Карлюкевич в очерке «Белорусская зима Константина Паустовского», опубликованном в газете «Союз. Беларусь – Россия» № 183 от 16 сентября 2004 года вносит определённую ясность в место службы Паустовского осенью 1915 года:
«Не ищите – Замирья, “унылого села”, на карте Беларуси не найти… Замирье – это Городея. Городской посёлок и одноимённая железнодорожная станция совсем недалеко от Несвижа. В 1914 году в Городее находился большой военный госпиталь, лечивший солдат Западного фронта. В нём и служил санитаром Паустовский».
В этом контексте, возвращаясь к «Золотой нити», попытаемся представить фронтовой путь и будни санитара полевого санитарного отряда Константина Паустовского лета – осени 1915 года:
«Во время отступления мы шли через Седлец (город между Варшавой и Брестом, ныне территория Польши. – О. Т.), сотрясая коваными колёсами чисто вымытые окна польских домов,