Работа над сценарием документального фильма о Пушкине, над которым Паустовский трудился ещё с марта 1950 года и всё лето в Солотче, прошла впустую. Несмотря на то что сценарий был принят, съёмки фильма так и не начались.
Раскрывая черты характера нашего героя, всё больше и больше погружаясь в мир его романтически многоцветной натуры, позволим процитировать одно из шуточных стихотворений, написанное Паустовским под занавес уходящего 1951 года, а может, прямо экспромтом в новогоднюю ночь и посвящённое Полине Арго, в компании которой, по всей видимости, он и встретил 1952 год.
Полина Иосифовна Арго, супруга поэта и драматурга Абрама Марковича Арго, в литературных кругах была личностью известной не только как человек, переживший ленинградскую блокаду, и мать сына, погибшего в боях за Ленинград, но и как филолог-лингвист.
Это стихотворение, никогда не публиковавшееся, пролежавшее годы в писательском архиве, изумительным образом передаёт умение его автора шутить и тем самым передавать окружающим собственное обаяние. Вот оно:
Не жарьте свинину!
Долой ананас!
Полину, Полину
Сажайте средь нас!
Не надо нам сока,
Не надо котлет,
Бараньего бока
И липких конфет!
Полину мы просим
К столу поскорей.
С Полиною горе
И то веселей{282}.
Ну что сказать на это?!
На ум приходит лишь одно – Паустовский не только виртуоз в прозе, но и в поэзии, и даже шуточной!
Конечно, 1952 год «отметился» в жизни Паустовского не только стихотворением «Полине Арго», но и более серьёзными делами – он был избран председателем секции прозы в Союзе писателей и стал членом редколлегии «Литературной газеты». В этом же году Паустовский закончит вторую книгу своей «Повести о жизни» – «Беспокойная юность». Прибавится забот и в Литературном институте, где с этого года он станет заведовать кафедрой литературного мастерства. Приняв это руководство, он понимал, что оно будет отнимать массу времени.
«Мне обещают тотчас же дать квартиру, – отмечает Паустовский в письме Фраерманам от 15 марта 1952 года, – (если я соглашусь заведовать кафедрой творчества в Литературном институте). Это конечно, запрещённый приём, но, кажется, придётся согласиться, – положение безвыходное».
Квартиру действительно дали, правда, год спустя, в марте 1954 года, в «сталинской» высотке на Котельнической набережной.
Заведование кафедрой продлилось всего лишь пять лет и закончилось в 1957 году, когда Константин Георгиевич в силу ряда обстоятельств, и в первую очередь в связи с ухудшением здоровья, решил покинуть стены Литературного института.
Его слушателями на послевоенных литературных семинарах были те, кто в будущем стали известными литераторами, а тогда ещё не привыкшие к мирной жизни студенты, многие прошедшие войну, постигали основы литературного мастерства, чтобы в будущем прославить не только стены своего вуза, но и своего мастера. Среди них были Борис Балтер, Юрий Бондарев, Владимир Карпов, Владимир Тендряков, Григорий Бакланов, Инна Гофф, Юрий Трифонов, Юрий Казаков, Семён Шуртаков, Ольга Кожухова, Владимир Солоухин, Олег Ильинский, Султан Кушхов, Евгений Карпов, Владимир Степаненко… Блестящее созвездие отечественных прозаиков и поэтов, чьё творчество ещё в «колыбели» держал в своих руках доцент кафедры литературного мастерства, её руководитель Константин Георгиевич Паустовский.
Паустовский был мудр в своих наставлениях, и многое из того, что он говорил студентам, на всю жизнь запечатлелось в их творчестве. Однажды, отпуская своих слушателей на летние каникулы, Паустовский на последнем семинарском занятии 13 мая 1948 года в качестве напутствия скажет: «Семинар последний. Лето. Не надо гнаться за желанием напечататься во что бы то ни стало. Надо бороться за свои вещи. Не гнаться за славой. За положением. За известностью эстрадного чтеца. Это всё так мельчит! Желаю, чтобы вы все отдохнули»{283}. Лучше и не скажешь!
Паустовский был не только мудрым преподавателем, но и строгим, избегающим лицемерных похвал. Он умел видеть в своём ученике особую грань его творческого старания, которая неизменно вела к успеху.
Так, в отзыве от 9 апреля 1954 года на рассказы Владимира Степаненко «Каджар», «В море», «Новый помощник», написанные в качестве дипломной работы, Паустовский, отмечая любознательность и энергичность Степаненко, указывает, что для накопления материала ему уже удалось объездить и облететь множество мест в Советском Союзе, но «…помимо этого, Степаненко – охотник и рыболов, то есть человек, любящий природу и знающий её не “из окна вагона”.<…> Рассказы Степаненко выгодно отличаются от большинства работ молодых писателей именно своей подлинностью, свежестью, лёгким юмором и сочностью»{284}.
К слову, Владимир Иванович Степаненко стал одним из замечательных писателей-натуралистов, и его произведения, среди которых повести «Замарайка» и «Голубой дымок вигвама» явили собой поистине шедевры прозы природоведческого направления.
Отметим ещё одного ученика Паустовского, очень одарённого, но ныне, к сожалению, совершенно забытого, к тому же, к несчастью, трагически погибшего при загадочных обстоятельствах в ночь с 16-го на 17 июля 1960 года. Это кабардинский писатель Султан Кушхов.
В рецензии на рассказы Кушхова «Два скакуна» и «Механик» от 10 апреля 1954 года Паустовский укажет, что Султан пишет свои произведения на родном языке и что руководитель семинара не знает этого языка и «…поэтому существеннейшая работа над языком совершенно отпадает», так как «руководитель ничем не может помочь в этом… как и не может дать надлежащую оценку их творчеству». И тем не менее Паустовский отмечает, что «…Кушхов – писатель очень искренний, думающий, но находящийся всё же в процессе становления, где-то на половине своего писательского пути. Ему придётся ещё поработать над собой, чтобы выработать все качества, необходимые для полноценного писателя. В частности, ему необходимо избавиться от школьной назидательности и общепринятых шаблонах и благополучных (в том же шаблонном смысле) развязок… избавиться от излишнего многословия, что приведёт только к украшению его вещей. <…>
Мне кажется, что в дальнейшем Кушхов должен начисто отказаться от иллюстративности, от учительской назидательности, от насильственности “подтягивания” своих рассказов и сугубой злободневности (вернее, к неправильно понятому понятию современности)»{285}.
Говоря о необходимости писателя быть в гуще общественной жизни, Паустовский очень лаконично и конкретно скажет о писательском мастерстве, о связи писателя и читателя, о сбережении русского языка в своей статье «Бесспорные и спорные мысли», которая будет напечатана в «Литературной газете» 20 мая 1959 года:
«Если в последнее время возникают разговоры о полном отрыве писателей от народа, то следует выяснить, действительно ли являются писателями те люди, которых в этом обличают»{286}.
Верность сказанного Паустовским подтвердила сама жизнь.
Случалось, Константину Георгиевичу вступаться и за тексты своих учеников, дабы не дать издательствам «причесать» их по собственному «разумению». Так, Паустовский полностью отстоял авторский текст романа Льва Кривенко «Голубая лодка», который в 1954 году выпустило Калужское издательство с предисловием Паустовского. Тогда директор издательства А. Парфёнов 12 октября 1954 года писал Константину Георгиевичу:
«Роман Л. Кривенко будем печатать. Для меня не ясно одно: напечатаем ли мы его в альманахе “Родной край” или отдельной книгой. Об этом напишу дополнительно. Ваши замечания мы учтём и “причёсывать” Л. Кривенко не будем. Выпустим “лохматым”, какой он и есть. (Простите за шутку.)»{287}.
В апреле 1951 года Паустовский был направлен от журнала «Знамя» на стройку Волго-Донского канала, одну из первых громадных строек, вершившихся в стране после войны. Итогом поездки стала повесть «Рождение моря», которую он успеет выпустить к «сдаче» канала. Она будет опубликована в журнале «Знамя» № 4–5 за 1952 год и в этот же год выйдет отдельной книгой. В 1956 году название повести будет изменено, и в шеститомном собрании сочинений она уже предстанет под «именем» «Героический юго-восток». Текст повести будет в корне переработан и разбит на главы, более похожие на производственные очерки.
О чём же эта повесть?
В первую очередь о самоотверженном труде. Образы героев повести «скреплены» трудовыми буднями и их отношением к происходящему. Паустовский, несколько отгораживаясь от описания самой стройки, рассказывал именно о людях, многие из которых по зову сердца приехали покорять донскую степь. Этим он создаёт благоприятный фон для читателя, заставляя его размышлять над персонажами книги.
В каждой главе – свой главный герой. И всё же в повести есть тот, чья судьба проходит по всем главам, и даже там, где он не упоминается, его присутствие как бы просматривается под завесой других имён. Это начальник всей стройки инженер Басаргин, прошедший не одно большое строительство. Он в очередной раз приехал в донские степи покорять «упрямую природу», к которой относится как к своему «постоянному противнику». Прототипом Басаргина стал руководитель стройки Карп Александрович Павлов, который в своё время возглавлял «Дальстрой» – спецтрест НКВД СССР по использованию труда заключённых на стройках страны. Личность сложная и противоречивая, достойная отдельного разговора.
Можно предположить, что образ Басаргина выведен Паустовским как бы в противовес самому себе. Его взгляды на природу, на её освоение автор повести явно не разделял и воспринимал развернувшуюся стройку как неизбежность.