В 1955 году Паустовский по собственной инициативе поднимает вопрос о возвращении Нине Грин прав на литературное наследие Александра Грина.
Стоит отметить, что кроме Паустовского по поднятому им вопросу за Нину Грин больше никто так и не вступился. Не решил эту проблему и Федин, к которому Нина Николаевна, не без ходатайства Паустовского, обратилась за помощью летом 1955 года. Тогда, в ноябре того же года, Паустовский, как председатель по литературному наследию Грина, прямо написал Константину Федину:
«Разве Грин не заслужил (как к нему ни относиться), чтобы его жена не была нищей? Всё это равнодушие и мертвечина стоят поперёк горла.
Нина Николаевна придёт к тебе на приём. Не можешь ли ты посоветовать ей какой-нибудь выход?»{308}.
Понимая всю сложность ситуации и вряд ли надеясь на безотказность, под самый занавес года, 31 декабря, Паустовский пишет письмо в ЦК КПСС, адресуя его первому секретарю Н. С. Хрущёву и в Совет министров СССР, в котором излагает следующее:
«В 1932 году в г. Старом Крыму умер писатель Александр Грин (А. С. Гриневский).
В своих жизнеутверждающих книгах Грин всегда звал к высоким и благородным человеческим чувствам, прославлял мужество и пытливость, с необыкновенной чистотой писал о любви и был превосходным мастером сюжета и пейзажа. Его повесть “Алые паруса” (прототипом главной героини произведения – девочки по имени Ассоль как раз и стала Н. Н. Грин – О. Т.) широко известна. Грин пользуется большой любовью среди широких кругов наших читателей, особенно среди молодёжи.
В 1956 году Гослитиздат выпустит однотомник Грина. Одновременно выпустит однотомник и Детгиз.
Вдова А. Грина – Нина Николаевна Грин с октября 1945 г. по октябрь 1955 г. пробыла в трудовых лагерях. В настоящее время она совершенно реабилитирована и вернулась в Москву.
Во время пребывания Н. Н. Грин в лагерях истёк срок её прав на литературное наследство Грина.
Я знаю исключительно тяжёлое положение Н. Н. Грин – человека пожилого, очень больного и потому неспособного к труду, оставшегося без всяких средств к существованию. Поэтому я считаю своим моральным долгом поддержать просьбу Н. Н. Грин о продлении для неё права пользования литературным наследством А. Грина на тот срок, когда она не могла им пользоваться, будучи в лагерях. Это – единственная для неё возможность существования»{309}.
Стоит отметить, возвращение авторского наследия Александра Грина его вдове не стало единственной заботой Паустовского относительно доброго отношения к памяти Грина. Уже на следующий год, сам переживая весьма непростые времена, Паустовский впрягся ещё в одну сложную историю с Грином – он захотел спасти домик писателя в Старом Крыму, где «великий романтик» жил последние годы. Писательское сообщество это вообще не интересовало, хотя имя Грина было на слуху, и у Паустовского не было никакой поддержки.
Задача была действительно не из лёгких – не только в плане организации, но и реальности воплощения задуманного. Домик был в таком состоянии, что его проще было снести и выстроить новодел, нежели бороться за спасение оригинала, и всё потому, что уже долгое время в его стенах находился… курятник, устроенный председателем Старо-Крымского исполкома, которому он по праву принадлежал, а от сада, что некогда окружал дом, остались лишь жалкие изломанные временем деревца. В самом же домике не осталось ничего, кроме стен, что мог видеть Грин. При таких обстоятельствах говорить о создании какого-либо музея было в общем-то напрасной затеей.
И всё же Паустовский решился и на это!
Но тут Константин Георгиевич пошёл другим путём: он обратился в Старо-Крымский горсовет с исключительной просьбой – помочь восстановить домик Грина. По сути, это была авантюра! И действительно случилось чудо! Власти, у которых под носом был объект, связанный с именем Грина, ничего не делавшие относительно его сохранения, вдруг разом, словно опомнившись, начали изыскивать возможности спасения домика.
3 сентября 1956 года Нина Николаевна Грин писала Паустовскому:
Опять обращаюсь к Вам с просьбой. Старо-Крымский горсовет, действительно не имея денег, обратился в СП с просьбой поддержать материально восстановление домика Александра Степановича. К его просьбе присоединяются Крымское отделение СП и отдел культуры при Облисполкоме. Я уже послала им, по их просьбе, копию просьбы Ст. – Кр. горсовета. Если деньги будут, домик восстановят до зимы. Он вот, вот рухнет.
Вчера привезла ограду (на могилу Грина. – О. Т.) из Симферополя. Заводы “тянут” целый месяц, пришлось даже обратиться к помощи обкома партии, – тогда только работа началась. Ограда скромная, но солидная. Жду Михайловского, – тогда будем ставить её.
Уже живу в Ст. Крыму наискосок от своего домика. Счастлива, что я снова здесь и в благополучии, какого у меня никогда не было»{310}.
К сожалению, домик Грина в Старом Крыму как музей будет открыт уже не только после смерти Паустовского, но и Нины Николаевны Грин. И всё же без участия Паустовского он вряд ли появился бы вообще.
Говоря об истории отношений Паустовского и Нины Грин, отметим, что они безвозвратно оборвутся в конце 1950-х годов. Точнее говоря, инициатором разрыва будет сам Паустовский. Почему? Об обстоятельствах этого раздора – в письме Паустовского исследователю творчества Александра Грина, автору книги о нём, Леониду Борисову от 8 июня 1960 года:
«Насколько я заметил, она (Н. Н. Грин. – О. Т.) очень следит за тем, чтобы появляться в печати в качестве “вдохновительницы” Грина, и приходит в негодование, если этого не бывает.
Я ответил ей, – писал о Вашей великолепной книге “Волшебник из Гель-Гью”, о Вашей любви к Грину и о том, что никто не приносит столько вреда памяти больших писателей, как родные, объявляющие себя монополистами этой памяти и ведущие себя как мелкие собственники по отношению к их творчеству. (Откуда мог знать Паустовский, что когда-нибудь именно эта проблема коснётся и его самого. – О. Т.)
После моего письма наши отношения с Н. Н. Грин были прерваны. Простите за эти неприятные подробности. Но я считаю, что Грину чудовищно не везло при жизни и так же не повезло и после смерти»{311}.
Наверняка этот разрыв для Паустовского был крайне болезненным.
Но так сложились обстоятельства.
Выправлять их он не стал.
14 февраля 1956 года в Москве откроется XX съезд КПСС.
За 12 дней работы съезд, словно остановив ход времени, заставит страну сделать глубокий вдох и, затаив «дыхание» от произнесённой на нём Н. С. Хрущёвым речи о развенчании культа личности Сталина, содрогнуться от случившегося. Нужен ли был тогда стране такой поворот в истории? Ответить на этот вопрос непросто. Тогда общество действительно впало «в кому» переосмысления прошлого и не все, кто служил стране верой и правдой, смогли найти для себя ту точку опоры в реалии, в которой предстояло жить почти заново.
Ещё 4 октября 1954 года на заседании бюро прозы Союза писателей было принято решение «О формировании редколлегии Московского альманаха к XX съезду КПСС», который впоследствии получил название «Литературная Москва». В редакционный состав альманаха были включены Константин Паустовский на правах редактора, Георгий Берёзко[36], Эммануил Казакевич, Самуил Маршак, Александр Бек, Вениамин Каверин, Владимир Тендряков, Владимир Рудный[37]. Производство альманаха было поручено издательству «Московский рабочий». Впоследствии в редсовете альманаха произойдут небольшие изменения и в его состав войдут Маргарита Алигер и Анатолий Котов[38].
Альманах предполагалось выпускать два раза в год. И в 1956 году редакционному совету всё же удалось выполнить намеченное – издать две объёмные книги.
Ознакомившись с солидным содержанием первого номера альманаха, в котором, в частности, были напечатаны поэтические подборки Маргариты Алигер и Леонида Мартынова, Алексея Суркова и Самуила Маршака, Анны Ахматовой и Николая Заболоцкого, а также роман Эммануила Казакевича «Дом на площади», рассказы Константина Федина «В Ясной поляне» и Виктора Шкловского «Портрет», главы из поэмы Александра Твардовского «За далью даль», очерки Анатолия Злобина и Константина Лапина, Александра Афиногенова и Владимира Тендрякова, Паустовский в письме Казакевичу от 11 апреля 1956 года, находясь в Тарусе, «отрезанный распутицей от всего мира» и прихворнув радикулитом, восхищаясь сборником, писал:
«Сборник превосходный. Из прозы на первом месте Ваша повесть – это прекрасная вещь, в двух словах о ней не скажешь, очерк Злобина и статья Пастернака. Федин несколько манерен и как-то искусственно тепловат, как остывающая грелка. Поэзия блистает. Совершенно поразительный Заболоцкий, и очень хорош молодой Рождественский. Как здорово, что сборник будет отныне периодическим. Поздравляю. <…>
Вы знаете поэта Марка Шехтера? Хороший поэт. Его замалчивают критики и недолюбливают собратья по перу (поэты) за то, что он выпустил серию довольно едких эпиграмм… Я думаю, что в “Литературной Москве” следовало бы напечатать небольшой цикл его лирических стихов. Пусть Маргарита Осиповна (Алигер. – О. Т.) сменит гнев на милость и отнесётся к нему помягче, – он этого заслуживает.
Я напишу ему, чтобы он прислал Вам для сборника свои стихи, прочтите. Очень стоит. К тому же Шехтер человек очень больной, вряд ли много проживёт на свете, и ему, естественно, хочется, чтобы был услышан и его поэтический голос»