Осенью 1958 года Паустовский будет дважды отправлять повесть «Время больших ожиданий» в «Новый мир», но она так и не будет опубликована на его страницах.
26 ноября 1958 года Твардовский, ознакомившись c правленым вариантом повести, весьма резко, в обличительно-назидательном тоне, с нотками глубоко засевшей в сердце личной неприязни ответил Паустовскому:
«…внесённые Вами исправления нимало не меняют общего духа, настроения и смысла вещи. По-прежнему в ней нет мотивов труда, борьбы и политики, по-прежнему в ней есть поэтическое одиночество, море и всяческие красоты природы, самоценность искусства, понимаемого очень, на наш взгляд, ограниченно, последние могикане старой и разные щелкопёры новой прессы. Одесса, взятая с анекдотически-экзотической стороны. <…>
И, главное, во всём – так сказать, пафос безответственного, в сущности, глубокоэгоистического “существовательства”, обывательской, простите, гордыни, коей плевать на “мировую историю” с высоты своего созерцательского, “надзвёздного” единения с вечностью. Сами того, может быть, не желая, Вы стремитесь литературно закрепить столь бедную биографию, биографию, на которой нет отпечатка большого времени, больших народных судеб, словом, всего того, что имеет непреходящую ценность»{324}.
В Тарусе у могилы Виктора Борисова-Мусатова: Иван Соколов-Микитов, Марианна Борисова-Мусатова (дочь художника), Константин Паустовский и неизвестный. 1950-е гг. Личный архив В. Г. Ускова
Дом Паустовского в Тарусе. Фото О. Д. Трушина
Конечно, исправление рукописи в том варианте, при котором была бы изменена вся «платформа» изложения, не могла устроить Паустовского. В письме Самуилу Алянскому от 8 декабря 1958 года он объяснит:
«Твардовский принял в “Новый мир” мою новую повесть (четвёртую книгу автобиографической повести – одесскую) со множеством комплиментов, но вчера я получил от него письмо с требованием такой переделки повести, что это равносильно, конечно, отказу…»{325}
7 декабря 1958 года Паустовский, находясь в Ялтинском доме творчества, отправит в редакцию «Нового мира» на имя Твардовского и заместителя главного редактора Александра Дементьева ответное письмо, в котором, попросив вернуть рукопись повести обратно, отметит:
«Я – старый писатель, и какая бы у меня ни была, по Вашим словам, “бедная биография”, которую я стремлюсь “литературно закрепить”, я, как и каждый советский человек, заслуживаю вежливого разговора, а не глубокого одёргивания, какое принято сейчас, особенно по отношению к “интеллигентам”. <…>
В старину говорили: “Бог вам судья”, подразумевая под богом собственную совесть. Вот единственное, что я могу пожелать Вам»{326}.
Последним в этой эпистолярной «дуэли» было письмо Твардовского, на которое Паустовский не пожелал отвечать, видимо посчитав бессмысленным возражать на то, что не имело под собой уже никаких оснований, а являлось, если выразиться образно, всего лишь порывистым дуновением на погасшие угли костра.
Повесть «Время больших ожиданий» будет опубликована в журнале «Октябрь» № 3–5 за 1959 год, в котором к этому времени главным редактором был Фёдор Иванович Панфёров (творческий псевдоним – Марк Солнцев). Панфёров, прознав о том, что новая повесть Паустовского крепко «пробуксовывает» в «Новом мире», сам предложил Константину Георгиевичу опубликовать её в самых ближайших номерах журнала, что в общем-то и сделал.
Паустовский и Твардовский.
Их творческие отношения были не просто сложными, а архисложными.
Твардовский, обладавший глубокой проницательностью, по своей натуре был человеком весьма осторожным не только в общении с людьми, но и в делах редакторских.
Осторожность Твардовского поражала. Следовавший принципам свежести литературы, он порой не решался сделать самого малого шага, чтобы взять на себя ответственность за публикацию. Так, к примеру, было с повестью Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», опубликованной в «Новом мире» № 11 за 1962 год, когда Твардовский заручился поддержкой в публикации не только первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва, но и группы авторитетных писателей, попросив каждого из них написать отзыв о повести. Первым из прочитавших рукопись Солженицына был Константин Паустовский.
Литературный и редакторский авторитет Твардовского мог затмить мнение любого влиятельного чиновника, и в то же время Твардовский мог держать на длинном поводке тех писателей, которые могли, так или иначе, «подмочить» его репутацию идейного партийца. Так было с Фёдором Абрамовым после публикации в «Новом мире» № 4 за 1954 год его статьи «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе». Поддерживая с ним крепкую дружбу, Твардовский до 1968 года не опубликовал ни одной вещи Фёдора Александровича. Так случится и с Александром Яшиным, названным «очернителем советской действительности» после того, как «Новый мир» № 12 за 1962 год «пропустил» его повесть «Вологодская свадьба» (заступничество Твардовского было весьма ленивым и не возымело успеха). Яшина прекратили публиковать, подвергли разгромной критике, «отстранили» от всех редакций и даже отменили запланированный в ЦДЛ юбилейный вечер по случаю пятидесятилетия со дня рождения.
Твардовский больше чем недолюбливал Паустовского и не скрывал этого. Он вообще считал его плохим писателем и пометил в своём дневнике, что не желает его печатать{327}. Но Паустовского любил читатель, и не принимать это во внимание Твардовский не мог. Камертон читательского восприятия творчества был настолько велик, что письма благодарности на имя Паустовского приходили не только на его домашний адрес или в правление Союза писателей, но и в редакцию «Нового мира». На этом фоне читательской любви личное отношение Твардовского к Паустовскому несколько терялось в нём самом, и на исключительность своего мнения он не претендовал.
Паустовский – «Новый мир» – читатель. И это есть тот самый баланс, сложившийся между «Новым миром» и Паустовским, в котором мнение Твардовского отступало далеко на задний план.
Вполне возможно, что отказ «Нового мира» в публикации четвёртой книги «Повести о жизни» был связан с тем, что Паустовский не поддержал развернувшуюся травлю Пастернака по случаю присуждения ему Нобелевской премии по литературе.
27 октября президиум Союза писателей исключил Пастернака из своих членов, а на заседании в ЦК партии было предложено вообще лишить его гражданства и выслать из СССР. Поддержал эти решения и «Новый мир». И в его лице – Твардовский.
Октябрь 1958 года для Паустовского был омрачён ещё одним событием. 14 октября в своей московской квартире от очередного сердечного приступа в возрасте пятидесяти пяти лет умер поэт Николай Заболоцкий, с которым у Паустовского в Тарусе сложились очень добрые дружеские отношения. Для души и сердца Константина Георгиевича это была ещё одна невосполнимая потеря. Паустовский был не только на прощании в Белом зале Дома писателей на Воровского, но и присутствовал на кремации, после чего, как свидетельствовали очевидцы, он, один-единственный из писателей, направился в храм заказать по усопшему панихиду, сетуя на то, почему похоронили без отпевания.
7 декабря 1958 года в Большом Кремлёвском дворце съездов открылся Учредительный съезд Союза писателей РСФСР, идею создания которого «подкинул» писателям на одной из встреч Н. С. Хрущёв.
Решение о его создании было принято на заседании президиума правления Союза писателей СССР ещё 29 августа 1957 года, которое было закреплено Первым пленумом оргкомитета Союза писателей РСФСР 25 сентября 1957 года. Тогда на столь важное заседание пленума по разным причинам не явились многие значимые фигуры писательского «генералитета», в том числе Шолохов, Маршак, Федин, Сурков, Твардовский. Кстати, именно Александр Трифонович отстаивал перед Хрущёвым необходимость создания данного союза. Почему не явились? Да кто ж их знает! А ведь вопросы там решались серьёзные: определялись составы организационного комитета по проведению съезда и правления Литературного фонда РСФСР.
До открытия съезда прошло немало всяческого рода заседаний, конференций, и вообще весь процесс подготовки к нему занял больше года. Дата его проведения – 15 ноября 1958 года – была определена на Секретариате ЦК КПСС.
И о чём только не говорили на съезде в течение его недельной работы! Разумеется, в рамках «дозволенного». О многонациональности языка и литературы, о создании новых литературных журналов и газет, о бытовых вопросах писателей, о подготовке молодых писательских кадров… Не обошли стороной и проблему с Пастернаком, сделав отсылку к постановлению Президиума ЦК КПСС «О клеветническом романе Б. Пастернака».
Выступавших было много, но кое-кому из желающих высказаться места на трибуне так и не нашлось.
Говоря о съезде Союза писателей РСФСР, о его организации, проведении и итоговых решениях, подчеркнём: имя Паустовского на нём было просто забыто! Его кандидатура не вошла ни в один из утверждённых органов Союза, ни в один отдел, да и в числе членов оргкомитета по его проведению он не числился.
А могли бы и включить!
Хотя бы ради уважения!
«Я очень отошёл от Москвы и не жалею об этом»
В Ялте Паустовский пробудет долго и в Тарусу вернётся лишь в мае 1959 года. Причина – бронхиальная астма вкупе со всеми сердечными делами.
Именно в этот период жизни Паустовский задумается о том, чтобы оставить Тарусу и окончательно перебраться в Ялту, выстроив там дом.
Работа над пятой книгой «Повести о жизни» шла хоть и трудно из-за одолевающей болезни, но вполне уверенно и без творческих сбоев, несмотря на все перипетии с «Новым миром», – как-то само собой он перестал об этом переживать.