– Я согласен с Крисом, – поднял руку Осипов. – Если мы хотим выбраться из подземелья, не стоит с этим тянуть. Доска пакалей – это не пульт управления, на котором возле каждой кнопки написано, для чего она нужна. Мы понятия не имеем, каков механизм действия этой системы. В любой момент, вне зависимости от наших действий, решетка может опуститься, а проход – закрыться. Это не тот мир, к которому мы привыкли, в котором действуют хорошо знакомые нам причинно-следственные связи. Здесь все шиворот-навыворот.
– Шиворот-навыворот… – повторил Орсон и озадаченно почесал указательным пальцем кончик носа. – Что это значит?
– Upside down, – объяснил Брейгель.
– В таком случае согласен, – кивнул англичанин. – Целиком и полностью.
– Док-Вик, – Камохин посмотрел на Осипова и развел руками. – С тобой я спорить не берусь.
– Я всего лишь высказал свое мнение, – сказал Осипов.
– Очень веское мнение! – тут же уточнил Орсон.
– Действуй, Ян! – дал отмашку Камохин. – Товарищи ученые меня убедили!
Брейгель только этого и ждал. Он быстро достал из сумки чехол с арбалетом и в несколько движений разложил его. Арбалет был небольшой, без приклада, для стрельбы с руки, с лазерным целеуказателем. Брейгель натянул тетиву и уложил в направляющий паз на ложе специальный болт – короткий, с широким наконечником, в котором был спрятан пружинный механизм. На противоположном конце болта имелось металлическое кольцо, сквозь которое была продета тонкая синтетическая нить с закрепленным на ней конусообразным грузиком. Брейгель поднял арбалет, нашел цель и нажал спусковой крючок.
Болт взлетел вверх. Бешено закрутилась катушка, на которую была намотана нить.
Отрывистый, сухой звук удара.
Болт вонзился точно в угол каменного колодца, почти у самого верха. Тотчас сработал спрятанный в наконечнике пружинный механизм, выбросивший в стороны четыре заостренные на концах лапки, прочно расклинившие болт между двух стен.
Брейгель положил арбалет на сумку, взял в руки катушку с ниткой, пропущенной через кольцо на конце болта, и начал вручную ее разматывать. Как только натяжение нити ослабло, грузик, закрепленный на ее конце, заскользил вниз. И очень скоро оказался у фламандца в кулаке. Брейгель снял с нитки грузик, специальным гибким зажимом соединил ее конец с концом смотанного в бухту троса и начал наматывать нить на катушку. Очень скоро трос оказался продет через кольцо на конце болта и снова опустился вниз.
Брейгель хорошенько дернул трос, проверяя крепление.
– Ну, кто первый? – спросил он.
Орсон поглядел вверх:
– Полезай-ка ты сам.
– Не сомневайся, Док, – улыбнулся Брейгель. – Система надежная.
Он еще раз для наглядности дернул трос.
– Я и не сомневаюсь. Но нам тут нужно еще кое с чем разобраться, – Орсон указал на доску пакалей. – Что думаешь, Вик?
Осипов посмотрел на стену и задумчиво потер пальцами небритый подбородок. В отличие от Орсона, щетина не казалась ему чем-то ужасным и отвратительным, противоречащим самой человеческой природе. Ему даже нравилось, как она покалывала подушечки пальцев. Вот борода или усы – это, действительно, мерзко. Давно, в молодости, Осипову как-то раз довелось сидеть в столовой напротив бородатого мужчины, который ел лапшу. После этого он дал себе слово, что никогда не станет отращивать бороду. Даже если придется бриться шилом.
– Сначала ты поставил на доску пакаль с пауком и ничего не произошло? – спросил он у Орсона.
– Совершенно верно, – подтвердил биолог.
– Потом ты снял паука и поставил на его место чистый пакаль?
– Да, и снова – ничего.
– Когда же ты поставил чистый пакаль на клетку с воротами, открылся проход. Затем ты снова поставил на доску паука, после чего поднялась решетка.
– Точно так, – согласился Орсон.
– Я думаю, мы можем попытаться забрать паука.
– Как скажешь, Вик.
Орсон подцепил острием ножа пакаль с пауком и поймал его на открытую ладонь.
Все замерли, не зная, чего ожидать.
Но ничего не произошло.
– Решетка осталась поднятой? – отчего-то шепотом спросил Брейгель.
– Может быть, опустилась. Какая разница? – безразлично пожал плечами Орсон. – Главное, выход все еще открыт.
– А как мы заберем другой пакаль? – спросил Камохин.
– Я бы не стал этого делать, – покачал головой биолог.
– Мы оставим его здесь?
– Если снять пакаль с доски, выход может закрыться.
– Но это же уникальный пакаль.
– Да. И он является ключом к выходу. Если мы хотим отсюда выбраться, мы должны оставить его на месте.
– Точно, – кивнул Брейгель. – Вдруг еще кто-то попадется в эту же ловушку.
– Для того чтобы из нее выбраться, этот кто-то должен будет оказаться таким же проницательным, как я, – не без гордости заметил Орсон. – Полагаю, вы должны быть рады тому, что я в одной с вами команде.
– Ты нас пытался угробить возле жарки, – напомнил фламандец.
Биолог недовольно дернул щекой.
Ох уж этот Брейгель!
Временами он бывал чудовищно нетактичен.
– Полезай наверх, Ян, – с хладнокровным достоинством сказал Орсон. – Пора уже.
Глава 23
Центр Изучения Катастроф
Кирсанов прижал пакаль к клетке на доске и на секунду замер, не убирая руки, как будто опасался, что металлическая пластинка может выпасть из предназначенной для нее ячейки. Он уже не первый раз задавался вопросом: существуют ли фальшивые пакали? Такие, что выглядят абсолютно как настоящие, но при этом не встают в ячейки на доске. Пока ему такие не попадались. Но ведь, как известно, в мире нет ничего невозможного. Тем более в мире, переживающем Сезон Катастроф.
Кирсанов сделал два шага назад, сложил руки на груди и с гордостью произнес:
– Одиннадцать!
– Могло бы быть и больше, – как будто между прочим заметил человек, сидевший в кресле у него за спиной.
Кирсанов стремительно обернулся.
Человек был одет в серую неброскую форму службы охраны ЦИКа. Укороченный френч и прямые брюки. На правой стороне груди – жетон начальника охраны ЦИКа. Такое же серое кепи с эмблемой Центра лежало на круглом прозрачном столике, слева от сидящего. Был он невысокого роста и худощавого телосложения. Должно быть, в молодости он уделял время занятиям спортом, но позже забросил это дело и малость поднабрал жирок. Выглядел человек ровно на столько, сколько ему и было, а было ему шестьдесят лет. При этом нельзя было не заметить, что он весьма заботится о своей внешности. Жиденькие светло-русые волосики были аккуратно зачесаны назад и даже как будто напомажены. Кругленькие щечки лоснились косметикой, а морщинки на узком лобике были старательно разглажены. Тени под глазами – затерты гримом. Ухоженные ногти на руках не оставляли сомнения в том, что за ними присматривает опытная маникюрша. Все это могло бы вызвать умильную полуулыбку или саркастическую усмешку – это уж у кого как, – если бы не глаза человека. Маленькие, широко расставленные и глубоко посаженные – не глаза, а глазенки. Блеклые, кажущиеся почти бесцветными, колючие и холодные, они смотрели на всех с открытым подозрением и плохо скрытой неприязнью. Должно быть, у каждого, кто встречался с ним взглядом, невольно возникала мысль, что этот человек, лишенный каких бы то ни было моральных принципов, способен на все, что угодно. Например, подсыпать собеседнику полония в чашку чая. До Сезона Катастроф он служил в ФСБ, но не на оперативной работе, а на административной. И дослужился до полковника.
Кирсанов взял полковника Рудина в ЦИК по рекомендации одного из своих знакомых. Временно исполняющим обязанности начальника службы охраны. Однако каким-то совершенно непостижимым образом временная должность стала для Рудина постоянной. Всякий раз, когда Кирсанов начинал подумывать, а не пора ли сменить начальника охраны, выяснялось, что сделать это в настоящий момент ну никак невозможно. Причины были самые разные, но суть их сводилась к тому, что Рудин выстроил работу службу охраны Центра Изучения Катастроф таким образом, что полной информацией о том, как осуществляется эта самая работа, обладал только он один. Уберите Рудина – и вся система рухнет. Ну, может быть, и не вся, но определенные проблемы точно возникнут. Перестанут работать коды доступов, возникнут сбои в графиках дежурств, откажутся работать дактилоскопические контролеры – любой из подобных сбоев в работе такой сложно организованной системы, как Центр Изучения Катастроф, может обернуться реальной катастрофой. Локального характера. Поэтому всякий раз, решая сменить начальника охраны, Кирсанов откладывал это решение до лучших времен. При том что выражение «лучшие времена» в период Сезона Катастроф звучало почти как насмешка.
– О чем ты, Владимир? – прищурился, глядя на собеседника, Кирилл Константинович.
Кирсанов не испытывал к Рудину приязни. Как человек он был ему неприятен. Ему не нравилось, как экс-полковник говорит, его манера общения с подчиненными. Этические представления Рудина, ежели о таковых можно было говорить, также оставляли желать много лучшего. По натуре своей он был высокомерен, надменен и хамоват. Естественно, в присутствии руководителя ЦИКа он старательно это скрывал, но истинная натура нет-нет да и прорывалась сквозь маску подобострастия. Рудин устраивал Кирсанова только как организатор и исполнитель. Хотя и тут имелись шероховатости. Порой до Кирсанова доходила обрывочная информация о том, что Рудин за его спиной проворачивает какие-то свои делишки. Организует закупки оружия по завышенным ценам через своих знакомых или распродает остатки списанного инвентаря. Поговаривали даже, что с некоторыми из своих подчиненных, не пожелавших мириться с хамской вседозволенностью начальника охраны, Рудин расправился раз и навсегда. Однако поймать начальника охраны за руку ни разу никому не удавалось. А внешне дела в службе охраны ЦИКа обстояли почти идеально, так что придраться не к чему. Поэтому Кирсанов все еще терпел начальника охраны. До лучших времен. Но при этом тщательно обрубал все его позывы к расширению собственных полномочий. А делал это Рудин не в открытую, а исподволь, очень осторожно. Стараясь незаметно, используя третьих-четвертых лиц, подвести Кирсанова к мысли о том, что то или иное изменение внутренней структуры ЦИКа, предлагаемое начальником службы охраны, просто необходимо в интересах дела. Трудно сказать, насколько хорошим он был чекистом, но интриганом оставался отменным.