– Док, это – зона, – серьезно и строго произнес Камохин.
– Ну и что с того? – непонимающе пожал плечами Орсон. – Бывают зоны и похуже. Уж мне-то можете поверить.
Глава 27
Судя по карте, которой можно было верить или нет, настолько она была приблизительная, двадцать седьмая гватемальская зона располагалась к юго-востоку от города Сакапа, центра одноименного департамента, между озером Исабаль и границей с Гондурасом. Здесь же протекала большая, полноводная река Мотагуа, впадающая в Гондурасский залив. Если география аномальной зоны не претерпела значительных изменений – а такое порой случается, – по реке можно добраться до нормальных земель. Связать плот – дело нехитрое. Плот – это, конечно, не моторная яхта. Но, как известно, плохо плыть все равно лучше, чем хорошо идти. Тем более сквозь сельву. В которой, как радостно сообщил Орсон, водятся такие замечательные животные, как пумы и ягуары. И еще какие-то зонтичные твари, близкое соседство которых тоже не внушало оптимизма. А между тем квестеры приметили еще пару таких существ, парящих в кронах деревьев. Одну из них Орсон даже успел сфотографировать. Снимок получился смазанным, и все равно, изучив его, биолог со всей определенностью заявил, что это животное не принадлежит к известной ему классификации. Следовательно, имеет аномальное происхождение. Прежде Орсон все непонятное называл внеземным, но по требованию Осипова стал использовать более корректный термин – «аномальное». В самом деле, откуда взялись эти твари, сказать никто не мог. Так почему же сразу – внеземные? По мнению Осипова, термин «внеземное», к чему бы он ни прилагался, нес в себе заведомо негативную оценку: внеземное – следовательно, враждебное. А кто сказал, что это так? Врага нужно знать в лицо, а не искать повсюду. Как бы там ни было, зонтичные твари никому не нравились. Несмотря на то, что никакой враждебности по отношению к людям они не проявляли. Более того, они их, скорее всего, вовсе не замечали. На этом можно бы было и успокоиться. Но тут снова внес существенное уточнение Орсон, со всей прямотой специалиста сообщивший, вернее, – подумавший, но по-русски и так, что услышали все, – о том, что для многих хищников характерно подобное поведение: поначалу зверь изучает потенциальную жертву, делая вид, что она его совершенно не интересует, а потом, усыпив бдительность, наносит неожиданный удар.
В общем, решено было идти на восток, с расчетом выйти к реке.
На часах квестеров было начало восьмого. Утра или вечера, собственно, без разницы. Все равно это было монгольское время. На территории Центра Изучения Катастроф – начало четвертого. Судя по солнцу, лучами пробивающему густую листву в кронах деревьев, в Гватемале было за полдень.
Если, конечно, это была Гватемала.
С аномальными зонами всегда так – никогда ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. И, как ни странно, к этому легко привыкаешь. Настолько, что когда на простейший вопрос: «Который час?» тебе отвечают: «Ну, это как посмотреть», – такой ответ даже не вызывает удивления. Потому что ты не просто в книжке прочитал, а на собственной шкуре почувствовал, что, да, действительно, время – величина в высшей степени относительная. Настолько относительная, что порой говорить о времени совершенно бессмысленно.
Поэтому решено было отправиться в путь немедленно.
Идти сквозь сельву оказалось не очень трудно. Деревья не стояли сплошной стеной, лианы не сплетались в непролазную сеть и даже гнус не донимал путников.
Шествие возглавлял Орсон, настоявший на том, что он, как специалист по сельве, должен идти первым. На вполне закономерный вопрос Камохина «почему?» биолог, не задумываясь, ответил, что им движет вовсе не тщеславие, а забота об общей безопасности. Когда же Брейгель спросил: «А, собственно, при чем тут тщеславие?» – Орсон лишь многозначительно прищурился, погрозил фламандцу пальцем и пошел вперед. В ответ на вопросительный взгляд Брейгеля Камохин жестом велел ему идти следом и присматривать за профессором. Сам же Камохин стал замыкающим.
Птицы с пестрым оперением и разноцветные бабочки порхали между ветвями деревьев. На стеблях трав сидели странные большие насекомые, загадочно шевелящие длинными усами. Низко свисающие лианы были обжиты ящерицами и змеями, некоторые достигали внушительных размеров. Биолог, как обычно, всех успокоил, заявив, что опасаться нужно не крупных рептилий, что выставляют себя напоказ, а мелких, которые незаметно скользят в траве. После чего какое-то время все следовавшие за ним старательно смотрели себе под ноги. Верхние ярусы лиан были обжиты мелкими хвостатыми обезьянами и свисающими, как плюшевые куклы в витринах магазинов, ленивцами, чей размеренный и неприхотливый образ жизни полностью оправдывал их название. Гвалт в кронах деревьев стоял неумолчный. Казалось, все обитатели сельвы собрались сюда, чтобы обсудить какой-то животрепещущий вопрос. Но в ходе дебатов возникла свара, быстро переросшая в яростную перепалку, когда ругаются все со всеми, уже и не помня толком, из-за чего все началось.
Брейгель шел впереди Осипова. На левом плече у него висела сумка, на правом лежал десятимиллиметровый «Хеклер и Кох 416», который фламандец держал за рукоятку. Места вокруг чужие, незнакомые, и стрелок был начеку. Вот только его коротко остриженный затылок то и дело склонялся от одного плеча к другому. Как будто фламандец уклонялся от летящих в него вишневых косточек. Осипову такое поведение казалось странным, но он полагал, что будет неделикатно вот просто так взять да и спросить у стрелка, что его беспокоит.
В конце концов Брейгель сам обернулся. Бросив на ученого быстрый взгляд через плечо, стрелок многозначительно двинул бровями. Как будто хотел о чем-то напомнить. Осипов непонимающе вскинул брови.
– У тебя все в порядке? – снова обернувшись, тихо спросил Брейгель.
– Да… Вроде бы. – Осипова, признаться, удивил такой вопрос. – А что?
Брейгель чуть замедлил шаг, чтобы дать Орсону уйти немного вперед.
«Ты ничего не слышишь?» – подумал, обращаясь к Осипову, стрелок.
Осипов указал рукой вверх, полагая, что фламандец имеет в виду птичий гомон.
– Нет, – поморщившись, коротко взмахнул свободной рукой Брейгель.
И быстро кивнул на Орсона:
– Док без остановки читает мне лекцию по ботанике!
– Почему ты думаешь, что тебе?
– А почему я его слышу?
Осипов поджал губы. Тут Брейгель, пожалуй, был прав. Он мыслей Орсона не слышал.
– И что же в этом плохого?
– Док без устали перечисляет названия всех встречающихся растений и пауков! А некоторым дает краткое описание! Русский, английский и латынь вперемежку! У меня в голове все мысли в кучу! Я не то что думать ни о чем не могу, мне сосредоточиться не удается!
Сделав шаг в сторону, Осипов посмотрел на биолога. Орсон бодро вышагивал впереди, то и дела щелкая затвором фотоаппарата, который не выпускал из рук, так же как Брейгель – автомат. Похоже, он был увлечен своим делом. Причем настолько, что не контролировал поток своих мыслей.
– Не думаю, что он это нарочно.
– А хоть бы и так – мне-то что делать?
– Ну… Хочешь, давай поменяемся местами.
– Нет, так нельзя, – мотнул головой Брейгель.
– Тогда попроси Криса думать потише.
– Как это, потише думать?
– Не так эмоционально.
– Думаешь?
– Нет, это он думает.
– А?.. – Мысль Брейгеля оборвалась, не успев начаться.
– Что?
– Мне к нему мысленно обратиться?
– А как тебе удобнее?
Брейгель крутанул головой и, прибавив шаг, быстро догнал Орсона:
– Док…
– Да? – тут же обернулся Орсон.
Лицо у него было счастливое и доброжелательное, как никогда.
Видимо, это и послужило причиной того, что Брейгель не решился высказать ему свои претензии.
– А что это за змея? – фламандец кивнул в сторону от тропы, по которой они шли.
Осипову показалось, что сделал он это наудачу, надеясь, что какая-нибудь змея, ну, или другая рептилия непременно окажется в нужном месте.
– Где? – тут же повернулся в указанную сторону Орсон.
– Вон там, – Брейгель указал рукой. – На лиане.
– О! – радостно улыбнулся биолог. – Это замечательный представитель семейства земляных удавов, так называемый Tropidophis battersbyi…
Брейгель обреченно посмотрел на Осипова. Но ничего не сказал. И даже не подумал.
Первый признак цивилизации они встретили часа через три. И это был очень яркий, бросающийся в глаза признак. На сломанный сук был надет ярко-красный пакет из-под чипсов. Брейгель провел пальцем по внутреннему краю пакета, потом понюхал его.
– С беконом и кайенским перцем, – сообщил он результат дегустации.
– Люди где-то неподалеку, – улыбнулся Осипов.
Это была обнадеживающая новость. Воздействие пространственно-временного разлома на двадцать седьмую зону, судя по всему, не было катастрофическим. Телепатические способности и зонтичные твари, летающие в кронах деревьев, – не так уж и страшно. Следовательно, люди могли остаться в зоне и квестеры могли рассчитывать на их помощь. Оставалось только найти местных жителей, любящих лакомиться чипсами с острым перцем. В сельве, не зная местности, сделать это не просто.
А тут еще и Орсон.
– Это могли быть промысловики, – возразил Осипову биолог.
– И что они здесь промышляли? – поинтересовался Брейгель.
– Да что угодно! – Широким жестом англичанин обвел окружающие их джунгли так, будто это был розарий его загородного домика. – Сельва – это кладезь всевозможнейших сокровищ!
– Ну, зато теперь-то мы точно знаем, что не заблудились во времени, – Камохин посмотрел вверх. – А то мне эти летающие зонтики птеродактилей напоминают.
– Ничего общего, – фыркнул Орсон.
– Смотрите! – вытянув руку вверх, воскликнул О сипов.
Одна из зонтичных тварей вылетела из кроны высоченного кипариса, сложила крылья и, превратившись в большой черный комок, камнем упала вниз.