– А мы уверены, что местных жителей не эвакуировали из зоны? – высказал главное, пожалуй, сомнение Орсон.
– Это Центральная Америка, Крис, – ответил Осипов. – Государство здесь, как правило, не проявляет особого интереса к нуждам и заботам своих граждан.
– Можно подумать, у вас в России дела обстоят иначе, – усмехнулся англичанин.
– Здесь сельва, Док, – добавил Камохин.
– Спасибо, я заметил.
– В сельве все не так.
– В каком смысле?
– Здесь нет службы спасения, – пришел на помощь товарищу Брейгель. – Здесь каждый выживает сам.
– Ну, или с небольшой помощью друзей.
– К тому же здесь нет никаких жутких проявлений аномальной реальности, которые могли бы заставить местных жителей бросить свои дома, хозяйства и обратиться в бегство в поисках спасения.
Шедший впереди Камохин остановился. На дорогу выбежал небольшой древесный дикобраз и замер, удивленно уставившись на людей.
– Иди отсюда, – махнул на дикобраза рукой квестер.
Зверь недовольно фыркнул и побежал дальше своей дорогой.
– Видишь, – кивнул вслед ему Брейгель. – Все как всегда.
– Если не считать зонтичников, – ехидно заметил Орсон.
– Ну, во-первых, местные жители ночуют не под открытым небом, следовательно, зонтичники им не страшны. Во-вторых, не исключено, что нам, как всегда, повезло и мы оказались точно возле главного гнездовья зонтичников. Ну в самом деле, Док, ты же ученый. Скажи нам, сколько нужно зонтичников для того, чтобы они разлетелись по всей территории зоны?
– С учетом того, что они, скорее всего, селятся большими гнездовьями, – добавил Осипов.
– Я не могу ничего ответить на этот вопрос, – недовольно взмахнул рукой биолог. – Мне практически ничего неизвестно об этих животных.
– Ты же разрезал одного из них.
– И что с того? Чтобы хотя бы приблизительно предсказать численность зонтичников и скорость их распространения на новой территории, мне нужно знать, какова их пищевая база. Какова суточная потребность в крови одного зонтичника. Сколько особей образуют гнездовье. Как далеко они отлетают от гнезда в поисках пищи. Как часто появляется новая матка, способная создать новое гнездовье… Да много чего еще нужно знать! Это работа для целого научного коллектива, и не на один год. Вы глубоко заблуждаетесь, господа, думая, что вся работа биолога заключается в том, что он сидит на дереве и в бинокль наблюдает, как спариваются птички. Нет! Современная биология – это такая же точная наука, как физика или астрономия!
Камохин задумчиво почесал шею:
– После того, что я услышал, у меня родилась любопытная мысль. Очевидно, гнездовье, в котором плодится матка, расположено неподалеку от разлома. Верно, Док?
– Это далеко не очевидно, но в то же время не исключено, – кивнул англичанин.
Камохин расценил его ответ как положительный.
– Следовательно, найдя гнездовье, мы найдем и пакали.
– Ты в своем уме? – с тревогой посмотрел на стрелка Орсон.
– Ты думаешь, я не прав?
– Нет, я спросил – ты в своем уме?
– А в чем проблема?
– В том, что лезть в гнездовье зонтичников за пакалями может предложить только законченный идиот! – Орсон перехватил автомат обеими руками и потряс им над головой. Как индеец, возносящий молитву Небесному Отцу. – Или самоубийца, – нашел он все же альтернативный вариант.
– Я чисто теоретически, Док, – с улыбкой пояснил Камохин.
– Ага, – размашисто кивнул Орсон. – Знаю я, к чему ведут твои теоретические изыскания, – он широко взмахнул рукой. – Да все мы знаем! У нас есть два пакаля. Этого мало?
– Ну, смотря для чего, – ушел от прямого ответа Камохин.
– А тебе самому они для чего нужны?
– Чтобы продолжать Игру.
Ответ стрелка поверг биолога в замешательство.
– Ты хочешь сказать… – начал он. Но сообразив, что начал думать вместо того, чтобы говорить, причем мысли его все равно все слышат, перешел на речь: – Ты хочешь сказать, что всерьез воспринимаешь все эти разговоры «серых» насчет некой Игры, ведущейся везде и повсюду?
– Не знаю, – пожал плечами Камохин.
Прибавив шаг, Орсон догнал его и даже немного обогнал, чтобы заглянуть стрелку в лицо.
– Нет уж, ты не уходи от ответа!
– Я правда не знаю. – Улыбка Камохина была не то чтобы вымученной, но все же малость натужной. А может быть, не совсем уверенной. И это было совершенно не в его духе. – Но это придает смысл тому, что мы делаем.
– Игра? – удивленно посмотрел на стрелка Орсон. – Ты видишь смысл в Игре, правил которой не знаешь?
– Да, – коротко кивнул Камохин.
– Я этого не понимаю! – трагически развел руками англичанин.
– Это как в бою, – попытался объяснить ему Брейгель. – Когда вокруг тебя только смерть и полная неразбериха, нужно мысленно зацепиться за что-то, крепко связанное с реальностью. Только тогда все происходящее начинает обретать хоть какую-то видимость смысла. У каждого свой образ, который он держит в памяти на этот случай. Один вспоминает родителей, другой – любимую девушку, третий – собаку, которая была у него в детстве, четвертый – любимый сэндвич с говядиной и горчицей, пятый – стекляшку, о которую как-то порезал пятку… То есть это может быть все, что угодно, любая мысль, слово или образ, вызывающее в памяти поток ассоциаций, на которые отвечают все органы чувств. Как слюна собирается во рту, стоит только произнести слово «лимон», так и этот волшебный образ должен пробуждать желание жить, остаться живым во что бы то ни стало и несмотря ни на что.
– Любопытное наблюдение, – задумчиво наморщил лоб англичанин. – Но при чем тут Игра?
– Да какая разница, что это такое, – улыбнулся Брейгель. – Это может быть луна на небе или рубль в кармане – лишь бы работало так, как надо.
– А у тебя, – биолог пальцем указал на фламандца, – есть такой образ?
– Конечно.
– Могу я полюбопытствовать?.. – Это книга «Робинзон Крузо».
– То есть ты представляешь себя ее героем?
– Нет, тут все по-другому, – привычная улыбка стрелка сделалась немного смущенной, но при этом осталась искренней. – В детстве мне подарили книгу Даниеля Дефо – «Робинзон Крузо», «Робинзон в Сибири» и «Молль Флендерс»…
– «Робинзон в Сибири»? – удивленно переспросил Орсон.
– Это продолжение приключений Робинзона. Но в то время меня интересовал только первый роман, поэтому, хотя на синем переплете книги было написано просто «Даниель Дефо», я всегда называл ее «Робинзон Крузо». С полгода, наверное, я вообще не выпускал эту книгу из рук, а по ночам клал ее под подушку. В книге были вкладки с цветными иллюстрациями. И вот как-то раз, листая книгу за столом, я капнул на картинку вареньем. Черничным. Я тут же попытался стереть варенье со страницы, но только размазал его. Я был в отчаянии. Чем старательнее я пытался избавиться от пятна на странице любимой книги, тем глубже врастало оно в бумагу. А когда я попытался использовать ластик, то чуть не протер в бумаге дырку. По краям которой все равно оставались безобразные темно-фиолетовые разводы. Со временем я, конечно, смирился с этим ляпсусом. Но до сих пор, стоит мне только подумать о «Робинзоне Крузо», как я ясно вижу эту испорченную страницу и чувствую ту горькую досаду, что испытал много лет назад, пытаясь исправить не ошибку даже, а бестолковую, бессмысленную оплошность.
Какое-то время они шли молча. Слушая крики птиц и отрывистое тявканье какого-то зверя невдалеке.
– И мысль о книге помогает тебе сохранять связь с реальностью? – спросил Орсон.
– Когда это требуется, – кивнул Брейгель.
– А у тебя – Игра? – спросил биолог у Камохина.
– У меня – Игра, – ответил тот.
– Но почему именно Игра?
– Не знаю, – пожал плечами квестер. – Так уж случилось. Само собой.
– А что было до Игры?
– Тоже Игра. Только другая.
– Что за Игра?
– Об этом я сейчас не хочу говорить.
– Плохие воспоминания?
– Просто не хочу.
– Скажи мне по секрету, – подумал Орсон.
– Отвяжись, Док.
– Ладно. Я просто хотел помочь.
– Мне не нужен психотерапевт.
– Вик, а у тебя есть такая зацепка? – переключился англичанин на Осипова.
– Вроде бы нет, – подумав, ответил тот.
– Ты не уверен?
– Мне не доводилось оказываться в ситуации, когда в этом возникает необходимость.
– Ни разу в жизни?
– Ни разу.
– То есть ты всегда ощущаешь прочную связь с реальностью?
– Наверное, – подумав, ответил Осипов.
– А я думаю, Вик, нам с тобой тоже нужно обзавестись такими… ментальными крючками! А?.. Как тебе такое название?
– По-моему, неплохо!
– Да! Именно так! Ментальные крючки!.. Или все же – зацепки?
– Нет, крючки определенно лучше.
– Так как ты себе его представляешь?
– Что?
– Свой ментальный крючок.
– Я пока еще над этим не думал.
– Ну так задумайся! А то ведь можно и опоздать. Мы на вражеской территории!
– А ты что для себя выбрал, Док? – поинтересовался Брейгель.
– Уинстона Черчилля! – гордо вскинул подбородок англичанин. – Символ величайших свершений и побед английской нации!
– А… как ты его ощущаешь?.. – фламандец как будто был в растерянности. – Ну, в смысле, чувствуешь?
– Всем сердцем и душой! – не задумываясь ответил Орсон.
– И он помогает тебе удерживать связь с реальностью?
– Конечно! Думая о Черчилле, я чувствую, что принадлежу к величайшей нации, которую не смогли сломить никакие беды и невзгоды!
– Ну что ж, – развел рукам Брейгель. – Каждому свое.
Что он хотел этим сказать, осталось непонятным. Никаких комментариев на сей счет Брейгель давать не стал. Ни в устной форме, ни мысленно.
Глава 32
За все то время, что они шли по тропе, квестеры всего раза три или четыре заметили темные тени, проскользнувшие у них над головами. И то нельзя было с уверенностью сказать, что это зонтичники. Должно быть, с рассветом крылатые вампиры скрылись в своем тайном убежище. И все равно незримое присутствие этих мерзких тварей ощущалось едва ли не на подсознательном уровне. Зловещая напряженность, казалось, витала вокруг. Как будто сельва, все ее обитатели жили в ожидании сумерек, когда зонтичники снова вылетят на охоту.