Но прежде, чем я успел это сделать, в лагерь явился один из ассистентов Зунна. Вид его был ужасен. Волосы растрепаны, глаза в сетке красных прожилок, вокруг глаз черные круги, щеки ввалились. Он будто постарел лет на десять. Все, говорит, немедленно собираемся и уходим. Носильщики пускай наверх поднимутся, приборы заберут.
Ну, тут, понятное дело, все обрадовались. Даже выяснять не стали, что там ночью происходило и почему гринго столь ужасно выглядит. Какая разница, если не сегодня, так завтра уже дома будем! Ребята даже доедать завтрак не стали – побежали наверх, за приборами Зунна.
Вернулись они примерно через час. Мы с остальными за это время лагерь свернули. Вместе с ними пришел сам Гюнтер Зунн и двое его ассистентов. Второй ассистент выглядят так же, как и первый, что с утра пораньше в лагерь приходил. Будто неделю, а то и две кто-то над ним измывался. Хотя накануне еще выглядел молодцом. А Зунн левую ногу приволакивает и на трость опирается. Трость тяжелая, из мореного дуба, с большим серебряным набалдашником в виде черепа. Прежде я ее у Зунна не видел. Естественно, я поинтересовался, что у него с ногой. Он только поморщился и рукой на меня махнул.
Все, говорит, уходим!
«Как? – удивился я. – А где же ваш третий ассистент?»
Зунна всего аж перекосило. «Уходим!» – рявкнул он на меня. Да так, что едва челюсть не вывернул.
Тут я смотрю, на тех носильщиках, что за приборами Зунна ходили, тоже лица нет. Стоят, сбившись в кучу, как козы перед грозой, и только и ждут команду, чтобы рвануть отсюда куда подальше.
Ну ладно, подумал я, в конце концов, Гюнтер Зунн сам за своих людей в ответе. Да, честно говоря, мне и самому хотелось поскорее убраться куда подальше от Храма Паука. Не то чтобы я верил во все эти истории о проклятии мертвых… Но как-то не по себе мне было. Особенно когда ночь вспоминал. А выбросить ее из головы оказалось не так-то просто.
Упаковали мы по-быстрому то, что еще оставалось, и отправились в обратный путь.
По дороге мне один из носильщиков рассказал, что они увидели, поднявшись утром на вершину пирамиды. Алтарь с пауком был весь залит кровью. Вокруг него также кровью был нарисован круг и рассыпаны всякие странные предметы, вроде птичьих перьев, стеклянных шариков и куриных лапок с накрученными на них разноцветными нитками. И насыпано несколько кучек земли – из подземелья, как решили индейцы. Увидав такое, мои друзья окончательно утвердились во мнении, что Гюнтер Зунн совершил на вершине пирамиды какой-то магический обряд. И ради этого принес в жертву своего ассистента.
Дорога домой заняла у нас не много времени. К вечеру мы уже были в городе. Гюнтер Зунн тут же, даже не перекусив, велел загрузить все свои ящики в машину и укатил вместе с двумя оставшимися ассистентами. Мы же, те, кто были в ту ночь у подножия Храма Паука, стараемся об этом не вспоминать. И уж точно никогда не разговариваем об этом друг с другом.
– А что ты сам обо всем этом думаешь? – спросил Осипов.
– О чем? – не понял Эстебан.
– О том, что видел ночью. Об исчезновении ассистента Зунна.
– Не знаю. – Эстебан пожал плечами и невесело усмехнулся. – Как можно вообще что-то думать о том, чего ты не понимаешь? Чему просто нет объяснения?
– После этого ты ни разу не бывал в Храме Паука?
– Как же не бывал – это ведь моя работа, водить в храм туристов. До того как здесь образовалась аномальная зона и военные перекрыли все пути в наш город, у меня побывали еще две группы русских. Признаюсь, первый раз мне было страшновато. Я все думал, а что, если вот сейчас мы поднимемся на вершину пирамиды и увидим измазанный кровью алтарь и магические принадлежности? Но там ничего не было. Вообще ничего. Должно быть, дожди все смыли. Я нашел лишь один стеклянный шарик, застрявший в щели межу плитами пола. Потом, когда мы осматривали помещения и, разумеется, подземелье, я все боялся, что мы наткнемся на труп ассистента Зунна. Но его тоже не было. Так что я готов поверить, что все это мне только привиделось.
– А как же исчезновение ассистента Зунна? – спросил Брейгель.
– Может быть, он просто ушел, – развел руками Эстебан.
– Как это ушел? Куда?
– Не знаю. И, честно, знать не хочу.
Эстебан несильно хлопнул ладонями по столу, давая тем самым понять, что желает поставить точку в обсуждении этой темы.
– Ну что ж, Эстебан, – жизнерадостно улыбнулся Орсон. – Не знаю, порадует тебя это или нет, но древнее индейское проклятие все же настигло Гюнтера Зунна в виде гигантского паука.
– Но это же было в Монголии, – недоверчиво качнул головой хозяин.
– Да, – не стал спорить с очевидным англичанин. – Однако у Гюнтера Зунна был при себе тот самый череп с пулевым отверстием во лбу.
– Ты не шутишь? – недоверчиво прищурился Эстебан.
Все так же с улыбкой Орсон протянул открытую ладонь в сторону других квестеров. Каждый из которых был готов засвидетельствовать справедливость его слов.
– Хочу только добавить, что я тоже не верю в мистику.
– Как же, Док, а твои разговоры о магии вуду? – напомнил Камохин.
– Магия не имеет ничего общего с мистицизмом. Магия – это система мышления, базирующаяся на знаниях, добытых эмпирическим путем и не получивших естественнонаучной интерпретации. В то время как мистицизм – это способ восприятия и понимания мира, основанный главным образом на иррационализме.
– Мне это ровным счетом ни о чем не говорит. Ну да ладно, поставлю вопрос иначе: чем, по-твоему, занимался Гюнтер Зунн?
– Расширением границ возможного, – не задумываясь ни на секунду, ответил Орсон.
Камохин озадаченно потер пальцами лоб.
– И у него это не получилось? – спросил он осторожно, как будто опасался, что вопрос может показаться англичанину бестактным.
– Ну как же не получилось? – недоуменно развел руками биолог. – Если мы – здесь!
– Предлагаю всем лечь спать.
Эстебан поднялся со своего места. Его силуэт, освещенный висящей над столом лампой, рельефно выделялся на фоне ночной тьмы.
– Свет и тьма похожи на жизнь и смерть, – глядя на него, задумчиво произнес Брейгель.
– Я бы не стал утверждать это столь однозначно, – заметил Орсон.
Возможно, он хотел бы продолжить дискуссии.
Но никто не стал ему возражать. Так началась ночь.
Глава 42
Утром, наскоро перекусив, квестеры в сопровождении Эстебана отправились на встречу с алькальдом Сан-Хуан-Ла-Харосы.
Алькальд жил в доме, расположенном почти у самой площади. От дома Эстебана он отличался лишь декоративным оформлением – на стене возле входа был нарисован зверь, похожий на ягуара, с интересом рассматривающий другого зверя, похожего на броненосца, – и внутренним убранством, которое было более аскетичным, выдержанным в стиле традиционного индейского жилья. Стены прихожей были скрыты многочисленными картинами, развешанными вплотную друг к другу. Самая маленькая была размером с книгу, самая большая – примерно метр на полтора. Все картины отличались яркими, натуральными цветами и примитивистской стилистикой, характерной для Центральной и Южной Америки. Сюжеты картин, как правило незатейливые, отображали повседневную жизнь маленького городка, вполне возможно, все той же Сан-Хуан-Ла-Харосы. Среди них изредка встречались картины, написанные на религиозную тему, с ярко выраженной, как не преминул заметить Орсон, мистической подоплекой.
– Алькальд увлекается живописью? – мысленно поинтересовался у Эстебана Камохин.
– Жена алькальда, – таким же образом ответил ему Эстебан.
Ну, теперь, по крайней мере, было ясно, почему стены всех домов в городке украшены рисунками. Кто бы стал спорить с женой алькальда?
Сам же алькальд ждал гостей в патио. Это был мужчина лет семидесяти, довольно простоватый на вид. Но ведь внешность, как известно, бывает обманчивой. Вряд ли законченный простак смог бы стать алькальдом города. Даже такого маленького, более похожего на деревню, как Сан-Хуан-Ла-Хароса. Алькальд был невысокого роста, полноват, с круглым, открытым лицом, украшенным черными свисающими усами, и огромной блестящей лысиной, отороченной венчиком смолянистых волос. Как усы, так и остатки волос на голове, по всей видимости, были крашеными. Что, несомненно, свидетельствовало о том, что несмотря на возраст алькальд все еще считал себя центральной фигурой в городе. Во всех отношениях. Одет он был вполне традиционно для центральноамериканской провинции – широкие серые штаны и рубашка навыпуск с расшитым воротником.
Вместе с алькальдом гостей ждали четверо мужчин в возрасте от тридцати до сорока лет, которых представили как членов городского совета.
Обменявшись соответствующими случаю приветствиями, все расселись вокруг большого круглого стола, установленного в тени дерева с развесистой кроной, и перешли к делу. Членам городского совета и алькальду не терпелось услышать, как же русские экстремалы – именно так, должно быть, в силу сложившейся привычки, они называли мысленно гостей – собираются бороться с чупакабрами. Алькальд и члены городского совета на пятерых знали с десяток слов по-русски. С английским дела обстояли несколько лучше, но все равно объяснение на этом языке было бы долгим и проблематичным, чреватым регулярными заминками, связанными с обоюдным непониманием. Спасло ситуацию то, что все присутствующие владели телепатией. А Эстебан взял на себя роль переводчика.
Вся конференция в телепатическом режиме заняла чуть больше пятнадцати минут в реальном времени. Идея Криса Орсона чрезвычайно понравилась и даже, более того, вдохновила всех присутствующих. Посовещавшись между собой, отцы города пришли к выводу, что все необходимое для охоты, включая добровольцев, готовых принять в ней участие, им удастся собрать за пару-тройку часов. А значит, отправляться на первую охоту можно сегодня же ночью. Все четверо насмерть стояли на том, что сегодняшняя охота будет первой – в то, что избавиться от всех мерзких летучих тварей удастся за один раз, верить они отказывались. Напрочь.