— По слухам, ты не муж по своему выбору, — Эйза прислонилась к стене. — Ты здоровый молодой парень, и что ж такого, если покажется, что ты захочешь попробовать чего-нибудь еще, кроме женщины старше тебя на семнадцать лет?
Джеремия скрестил руки на груди. Разница в возрасте для него никакой роли не играла. Несокрушимая сдержанность Халь удручала его куда больше. Даже пятнадцать дней спустя он не понимал, испытывает ли она к нему хоть что-то, кроме чисто физического влечения.
— Итак, в раю не все благополучно, а? — Эйза сочувственно причмокнула. — Ты можешь мне довериться. Я ведь не просто твоя охранница, знаешь ли. Я еще и твой друг.
Друг? После того, как она практически назвала его неверным мужем?
В ее голосе появилась оборонительная нота:
— Я знаю, что ниже уровнем, чем ты. Но я и не воздушный клоп. Ведь именно я в одиночку спасла Вьясу от краха!
— От краха? — Он поднял брови. — О чем ты?
— Ну… — поправилась она. — Может, не от окончательного краха. Да только Вьяса и Бавия не ладят между собой.
— Ты говоришь про Цитадель Бавию?
— Ну да. Директор Бавии подослала шпиона в здешнюю Каланию, — она так и лучилась самодовольством. — Я изобличила смердящую гусеницу. Растоптала ее, уложила в лазарет.
— Ты и во мне видишь шпиона? — спросил он сухо.
— Нет. К тому же никто и пальцем не дотронется до калани. Да повреди я хотя бы один волосок на твоем ослепительном теле, Директор Вьясы закупорит меня в бутылку и швырнет с обрыва, — она состроила гримасу. — А это немногим лучше, чем в тот раз, когда она отправила меня в Цитадель Тенса.
— А что не так в Тенсе?
— Да все! — Эйза взмахнула рукой. — Без помощи Вьясы Директор Тенсы сама себя сгубила бы.
Он посмотрел на нее не без ехидства.
— Если Халь узнает, что ты разговаривала со мной, она отправит тебя в Тенсу.
— Уж лучше свалиться с обрыва, — сказала она.
— Будем надеяться, что обойдется без этого. — Джеремия почувствовал, что у него стынут ноги. — Эйза, я должен пробежаться.
Она покачала головой.
— Свихнутый инопланетник.
Он засмеялся и рванулся с места.
Утром, когда мороз покрыл узорами окно Джеремии, в его комнату вошел октет стражниц. Он не узнал ни одного лица. Пока они вели его по незнакомым коридорам, ему становилось все более не по себе. Что-то случилось с Халь? Накануне ночью она его так и не позвала. Конечно, он виделся с нею не каждую ночь, но когда ей мешали дела, она присылала весточку.
Эскорт оставил его в пустом кабинете, отделанном панелями темного дерева. Кресла стояли на бронзовых подставках, а в глубине комнаты письменный стол соседствовал с громадным окном от пола до потолка. Стены прятались за книжными полками. На подставке медленно вращался глобус Коубей, поблескивая огромными шапками льда на полюсах.
Позади него отворилась дверь, он оглянулся и увидел входящую Халь, такую непривычную в темных брюках и рубашке. Волосы, заплетенные в косу, свисали ниже спины. По вечерам она расплетала косу и нежилась в халате.
Халь закрыла дверь и подошла к нему. Стоя перед ней, он остро ощутил разницу в их росте. И еще она выглядела усталой, словно не спала ночь.
— Что-то случилось? — спросил он.
Она не стала тратить время зря.
— Я знаю, что ты причинил вред моей Цитадели по невежеству. Но пойми, Джеремия, наказанием коубейскому калани за такое преступление была бы тюрьма.
Он уставился на нее.
— О чем ты говоришь?
— О твоей Клятве. И Эйзе.
Значит, так! Кто-то узнал, что в последние дни во время пробежек он разговаривал со стражницей.
— Мне жаль, что ты огорчена, но ведь Клятвы по своей воле я не давал. Кроме того, мы с Эйзой просто несколько раз дружески поболтали.
— Дружески? — ее голос стал ледяным.
Он моментально понял причину ее гнева. Видимо, не только Эйза неверно истолковала его естественное желание поговорить.
— Мы разговаривали, и ничего больше.
Она откинула со лба выбившиеся пряди.
— Правда?
— Конечно. Неужели ты так плохо меня знаешь, что сомневаешься в моих словах?
Облегчение, которое взяло верх над сдержанностью, озарило ее лицо и сказало ему больше любых слов. Почти обычным голосом она произнесла:
— Кев и Сейвин уже несколько дней назад заподозрили, что вы общаетесь, но не решались высказать свои догадки вслух. Ведь это очень серьезное обвинение, — она покачала головой. — У меня были все основания доверять Эйзе. Несколько лет назад она разоблачила намерение Бавии внедрить шпиона в мою Каланию. Но теперь я понимаю: все было подстроено, чтобы Эйза втерлась ко мне в доверие.
Ему не верилось. Эйза использовала его! Хотя охранница казалась ему колючей, он надеялся, что она поможет ему бежать. И ей как будто нравилось болтать с ним. В обществе сдержанных калани Вьясы (а по вечерам — его еще более сдержанной жены) он истосковался по непринужденному общению. В конце концов он сказал:
— Клятва калани обрекает на одиночество.
Она вглядывалась в его лицо.
— Я думала… ты казался счастливым.
— Иногда так и было. — Ему хотелось обнять ее, сказать, как дороги ему их ночи, однако он удержался, памятуя о ее холодной натуре. — Но затворничество, ограничения… к ним я никогда не привыкну.
Она глубоко вздохнула, всколыхнув прядь, вившуюся у ее щеки.
— Джеремия, я понимаю. Но если ты не в силах соблюдать Клятву, тебе нельзя будет жить в Калании, играть в Игру с остальными. Тебя придется перевести в изолированные апартаменты. Любое воздействие со стороны меняет твои построения. Как калани ты властвуешь над костями. Все, что воздействует на тебя, воздействует на Игру, а тем самым на Вьясу.
Он помотал головой.
— Я просто не могу понять, каким образом мои разговоры с Эйзой повлияют на порядок вещей.
— Потому-то она и нацелилась на тебя.
Халь коснулась его плеча. Но тут же к ней вернулась сдержанность, и она отдернула руку, вновь воздвигнув невидимую стену, которая разделяла их почти всегда.
— Эйза никогда не посмела бы заговорить с коубейским калани, — продолжала Халь. — Она выбрала единственного, кто был уязвим. Она нарочно внушила тебе, будто мы не умеем пользоваться новыми компьютерами. И все это через твои кости оказалось в Игре Калании, а затем в моей, и поступило дальше в общую «паутину». Ее построения были очень пригашенными, но повторения Снаружи сильно их преувеличили. — Она помолчала. — А еще Эйза выведала у тебя информацию, например, о сколианцах. Все это предательница передала Бавии, обеспечив ей преимущество над Вьясой.
Он только помотал головой, словно получив удар в солнечное сплетение.
Халь сказала тихо:
— Я боялась, что ты решил навредить Вьясе, чтобы нанести удар мне.
— Зачем? — Он был удивлен. — Ведь я же не получил бы свободы.
— Да. Но ты отомстил бы.
Ему стало неуютно при мысли, что, по ее мнению, он способен действовать, подчиняясь злобе. Он всегда руководствовался простейшим принципом — не причинять вреда другим. Это не всегда получалось, да и его побуждения бывали недостаточно ясными, однако он старался следовать ему, как мог.
— Я бы никогда не причинил вреда моей жене. Или Вьясе. Люди здесь ничего плохого мне не делали. Я бы стал нравиться себе еще меньше, причини я им какое-нибудь зло.
Она как будто смягчилась.
— Если бы мы все были такими уравновешенными!
— Я часто жалею, что родился таким, — сказал он с горечью.
— Со временем ты свыкнешься с нашими обычаями.
— Каким образом? — он различил у себя в голосе предательскую тоску. — Как может кто-нибудь свыкнуться с полной изоляцией?
Взгляни на Хевтара. Разве это жизнь для четырнадцатилетнего мальчика?
Халь вся подобралась.
— Хевтар несчастен? Ты замечал что-нибудь?
— Да нет. — Ее растерянность удивила его. — Он выглядит вполне довольным. Пока не видит меня, — сухо добавил Джеремия.
Халь вздохнула.
— Не суди его слишком строго. Он ведь предан своему отцу. Со временем он преодолеет свое предубеждение против тебя.
Джеремия не понял, почему Хевтар видит в нем угрозу для своего отца. В Игре никто не мог сравниться с Кевом, и уж тем более новичок.
— Когда я вижу Кева и Хевтара вместе, то чувствую, как мне не хватает моих родных.
На лице женщины появилось странное выражение, словно чужак вынуждал ее принять решение, которого она предпочла бы избежать.
— В чем дело? — спросил он.
Она откинула волосы со лба, затем отошла к письменому столу и нажала на панель. Из выдвинувшегося ящика она вынула серебряный диск.
— Он прибыл в звездопорт восемь дней назад. Директор Дала переслала его мне.
У Джеремии заколотилось сердце. Не думая о том, как может отнестись к его движению жена, он подбежал к столу и потянулся за диском.
Халь отвела свою руку.
— Твоя Клятва!
Его охватило неистовое желание услышать то, что было на диске. Кто его послал? Его родные? Может, ему удастся вырвать диск? Конечно, она выше и сильнее, но у него есть преимущество в быстроте.
«Остынь!» — приказал он себе. Тут же явятся стражницы и свалят его с ног. А что тогда? Он предпочел вариант, который не настраивал Халь против него.
— Но зачем тогда ты показала его мне?
— Трудно решить, как следует поступить, — сказала она, поколебавшись.
— Если я его прослушаю, это никак не подействует на мои построения. Все равно мое желание вернуться домой запечатлено в каждой сыгранной мной партии.
К его удивлению, она не стала возражать.
— Знаю. Я стараюсь это приглушать, но полностью изъять то, что ты чувствуешь, не могу. И твое желание известно во всех Двенадцати Цитаделях.
— И в результате ослабляет твою Цитадель?
— В результате на Вьясу падает тень варварства, — призналась она и развела руками. — Мы живем в новом веке, и существуют определенные юридические и общественные правила, ограничивающие поиски мужей. Даже Директоры должны считаться с определенными условностями. Я понимала, что подвергнусь осуждению за то, что не оставила тебе выбора. И это случилось. Но ты был мне настолько нужен, что я не посчиталась с мнением других. — Явно смущенно она добавила: — Однако я убедилась… ну, мне кажется, многие наши женщины втайне хотели бы возвращения тех дней, когда же