Карл отчаянно заработал руками и ногами, ток воды тянул его следом за подводной лодкой. Словно некто невидимый вцепился в пояс, вознамерившись во что бы то ни стало утопить воришку.
Он в отчаянии завертел головой: куда подевались эти болтливые ящерицы кхару? Когда нужны – и днем с огнем не отыщешь! Хоть бы кто-нибудь помог…
Подводная лодка погружалась глубже и глубже, безостановочно извергая из перебитых трубопроводов мазут и прочую химию. У одного из узлов, похожего на турбину, сформировалось облако серой клубящейся мути. Облако, как будто живое, выпустило в разные стороны щупальца, оплело корпус подлодки.
Карлу удалось перебороть течение. Тело изнемогало от усталости, но боролось. Воздуха не хватало, в легкие точно залили расплавленного свинца, но лучи солнца уже касались кожи, и поверхность была рядом.
Еще немного. Еще несколько метров…
Карл посмотрел вниз. Он не знал, зачем это сделал. Какая-то тревога, какое-то чувство, что помогало уходить от полицейских облав и водить за нос гамбургских паханов, заставило его опустить взгляд.
Под его ногами клубилась муть, не было видно ни обломков, ни подводной лодки.
Только муть.
Серая, тускло серебрящаяся, если на нее попадали лучи, проворно поднимающаяся следом за Карлом муть.
7
Отшельник спал и видел сон о родном мире.
Тяжелые влажные сумерки, блеск вымытого дождем асфальта. Пустынная улица, вдоль которой плавают, бормоча рекламную чушь, голо-терминалы. Серебристая Арка: один конец теряется за городом, второй упирается в океан. Рубиновые нити мазерных лучей, передающих энергию на зеркала приемных станций, похожи на застывшие в небесах росчерки метеоров.
– Тарбак! – слышит Отшельник зов со стороны затененной набережной. Он следует на звук, он уходит с освещенной фонарями улицы во мрак.
– Тарбак! – снова обращаются к нему под шелест волн и сиплые вздохи ветра. – Ты не забыл о своей миссии, Тарбак?
Миссия! – спохватывается Отшельник, в его душе проклевывается беспокойство. Он действительно упустил что-то предельно важное. Он вспоминает, что должен торопиться, куда-то бежать, что-то делать. Но что именно… В обступившей Отшельника тьме мелькают бессвязные образы: какие-то люди, затем – ящеры с вооруженными когтями ластами вместо рук и ног, затем – синяя пустошь штилевого океана, затем – круглая, унизанная зубами, похожими на шипы, пасть, которая выворачивается, выворачивается, выворачивается…
Отшельник проснулся.
Исчез город, набережная, исчезла Арка. Но остались насыщенная влагой тьма и шум волн.
В уединенном жилище Отшельника не было ничего. Ни мебели, ни тем более каких-то электроприборов. Просто полость в одном из стволов плавуна, выстеленная внутри похожей на плотный картон рубцовой тканью. Даже не каменный век, потому что камня не было тоже, а эпоха всеобщего благоденствия и жизни на деревьях, подобно примитивным пращурам.
Отшельник ощущал присутствие Зверя. Он чуял эту прожорливую тварь каждый день и каждую ночь. Зверь жил в океане и время от времени оказывался неподалеку от островка. Отшельник, закрыв глаза, мог представить, как колышутся червеобразные отростки вдоль покрытых густой слизью боков Зверя, как тварь лениво выгибается, плывя по воле течений.
Зверь дразнил Отшельника своими флюидами. Он был рядом, да – рядом… Но он не делал свою работу! Он просто плескался, он вел себя недопустимо! Зверь как будто впал в дрему, и Тарбак мог запросто подплыть к нему и подергать за торчащие наружу клыки.
И нечем, абсолютно нечем было разбудить проклятое чудище и заставить его работать, заставить прокладывать Путь дальше.
Потому что этот водяной мир, этот Ша-Даар, был тупиком.
Планета-ловушка.
На Ша-Даар можно было попасть, но покинуть его – никак.
Мироздание отреклось от Отшельника: имея цель и мотивацию, он не мог продолжить Путь. Как ни прискорбно, Путь обрывался в Ша-Дааре, в этом галактическом аппендиксе. И это доставляло ему немыслимые душевные страдания.
Какое-то время Отшельник надеялся, что во время сильной грозы Зверь все же проснется. Или что его способна разбудить вспышка на солнце… но время шло, и ничего не менялось. Все чаще Отшельник размышлял о судьбе своих собратьев: эмиссаров Кольца Света, отправившихся в дальний космос во имя продолжения Пути. Наверняка справиться с заданием удалось лишь единицам, остальные же или гибли, или оказывались взаперти, как он, Тарбак, прозванный людьми Отшельником.
Отшельник повернулся на другой бок. На плавуне было шумно, люди вообще оказались очень неспокойными соседями. Они то и дело выясняли отношения тонкими голосами, часто и без видимой причины начинали визгливо булькать и перхать, показывая при этом все зубы и хватаясь за живот. К счастью, эти создания уважали его желание существовать в уединении, поэтому Тарбак до сих пор не убил ни одного человека.
Шум стих. Воцарилась какая-то нарочитая тревожная тишина. Отшельник поймал себя на том, что он прислушивается. Было слышно, как скрипят ветви и как шелестит листва: обычные звуки их дрейфующего острова.
Затем снаружи грянуло.
Да так сильно, что плавун качнулся. А ведь плавучий островок даже в самые суровые шторма был незыблем, словно земная твердь.
Отшельник вскочил. Сиюминутный испуг отступил, проклюнулась робкая надежда: а вдруг это был атомный взрыв? Или же направленный из космоса дезинтегрирующий луч. Первое и второе могло бы расшевелить коматозного Зверя! Хотя – откуда… Ша-Даар был донельзя скуп на техногенные события.
Пахнуло зверинцем, уродливый силуэт заслонил светлое пятно входа.
Человек!
Отшельник шагнул незваному гостю навстречу. Он уже научился различать лица обитателей острова-тюрьмы. К нему пожаловала Жанна, которая жила в дупле ярусом выше.
– Вопрос: что случилось? – поинтересовался Отшельник.
– Ныряющий Корабль! – всплеснула руками Жанна. – Приплыл! И взорвался! – Она испуганно огляделась. – Что вообще происходит, а?
Отшельник, продолжая смотреть одним глазом на Жанну, взгляд второго перевел на выход из жилища. Нужно было идти наружу и разбираться.
Не тратя больше времени на слова, он выбрался из дупла. Жанна шла за ним как привязанная.
Какие-то обломки все еще сыпались с задымленных небес, прореживая заросли. Горько и тошнотворно воняло гарью. По поврежденным стволам плавуна струился клейкий сок. Вода возле корневища бурлила. Под шапкой из грязной пены, за радужной пленкой разлитого мазута Отшельник различил сигарообразный силуэт идущей на дно громадины.
Подводная лодка! И наверняка на ядерной силовой установке!
Зверю понравится это угощение, нужно только, чтобы тварь его почуяла…
Отшельник действовал по наитию. За его спиной противно взвизгнула Жанна, но он не обратил на вопль внимания. По ветви – вперед, до тех пор, пока она не сузится до ширины ладони, до того, пока она не начнет прогибаться под его тяжестью, подальше от ствола. Затем – прыжок.
Он вобрал лицевыми жабрами воду. Ощутил, как жидкость заполняет полости в черепе, как избыточное давление распирает изнутри кости. На Ша-Дааре Отшельник часто пользовался этой способностью, да и на Земле-под-Аркой он не был неженкой, в отличие от большинства горожан, поэтому его организму не требовалось много времени, чтобы адаптироваться к новой среде.
Мириады пузырей рвались из глубины на поверхность. Они мешали увидеть цель, не позволяя даже такому великолепному пловцу, как Отшельник, сориентироваться и начать погружение.
Что-то там было еще помимо пузырей. Что-то пряталось среди серебристого роя. Отшельник уловил угрозу: нечто смертоносное притаилось неподалеку, оно наблюдало за его трепыханиями, примеряясь, как лучше нанести удар.
Хищник? Самыми крупными обитателями этих вод были кхару, они хвастали, что давно истребили мало-мальски опасные виды или же вытеснили их в северные широты.
Жабры внезапно обожгло, словно Отшельник вобрал ими кислоту. От неожиданности он закричал, выпустив воздух из легких. И сейчас же в запястье вонзилась невидимая игла, так обычно жалил моллюск, который люди называли «орхидея», но здесь и сейчас не было никаких орхидей. За первым укусом последовали еще и еще. Тарбак почувствовал, будто с него собираются живьем снять кожу. Позабыв о подводной лодке, он рванул к поверхности.
Вынырнул ослепший и оглохший, принялся шумно фыркать и отплевываться. С запозданием пришла мысль, что нужно побыстрее забраться на плавун, потому что жалящее нечто все еще рядом, растворено в воде. Наверняка это была какая-то химическая дрянь с подводной лодки: топливо или…
Отшельника пихнули в спину.
– Кыш, Тарбак, кыш! – прокричали рядом. – Плохо-нельзя быть здесь!
Нген Зоро, которого люди упрямо называли на свой манер – Зорро, ставя неправильное ударение на первый слог. Отшельник вяло отмахнулся: а этот что забыл в воде? Слизистая оболочка выделяла обильный секрет, который прочищал Отшельнику глаза, нос, жабры. К нему снова вернулось зрение и прочие чувства, а вместе с ними – и самообладание.
Зоро плыл к корневищу, скрипя зубами от напряжения, на спине он тащил нахлебавшегося воды человека. Отшельник узнал в бездыханном полуживотном Карла.
Он поравнялся с Зоро, поддержал человека плечом. А на корневище уже толпились люди, они что-то кричали и тянули вниз руки.
Отшельник схватился за замшелую лиану, нащупал ступнями выдолбленные в корневище ступени, взобрался, помог втащить Карла. Жанна и Ли кинулись к неподвижному человеку. Искусственное дыхание не умела делать ни первая, ни вторая, но стадность – черта, присущая людям – не позволяла самкам бездействовать в то время, когда умирает самец.
А затем Отшельник увидел новеньких: они носили смутно знакомую униформу и нелепые шлемы. В руках некоторые сжимали оружие, – его вид тоже пробудил в Тарбаке пугающие воспоминания. Это было связано с его родным миром. Страх уходил корнями в глубокое прошлое, когда небеса над Городом были закрыты тяжелой завесой из дыма и пыли, а плач сирен воздушной тревоги не утихал ни днем, ни ночью.