В сопровождении девочек он подошел к обшивке, там же обнаружилась лестница, похожая на пожарную. Лестница проходила между обшивкой, закрепленной на фермах, и бетонной стеной небоскреба. Лещинский посмотрел вниз – все равно, что в колодец заглянул. Посмотрел вверх и увидел лишь тьму, простроченную тонкими лучами дневного света.
На следующем этаже Лещинского встретил тяжелый запах пригорелого жира. Что-то булькало в котелке над костром. Гаррель ковырялся в углях изогнутой на манер кочерги арматурой. Из котелка торчали черные перепончатые крылья.
– А, очнулся! – Гаррель заулыбался. – Спешишь на аромат! Сейчас будем лопать: один раз в сутки суп должен быть в желудке, – и он помешал варево той стороной арматуры, за которую держался, когда переворачивал угли.
Рядом возилась со стрелами и наконечниками Сон-Сар. Трое детей – все младше Оксан лет на пять – играли неподалеку в классики. Когда Лещинский появился, они прекратили скакать, с любопытством уставились на него, хлопая глазенками. Черная от многочисленных бородавок нгенка сидела возле бреши в металлической обшивке и напевала под нос что-то гипнотическое на языке праворуких. Лещинский различил лишь часто повторяющуюся фразу: «А оно все выворачивается, выворачивается…» На плечах и груди нгенки белел нанесенный известью шаманский узор.
Лещинский кивнул нгенке – та никак не отреагировала, кивнул Сон-Сар, а затем подсел к костру.
5
– Ешьте, Ок-Сар, не смотрите на еду, как на врага.
Арсианка улыбнулась девочкам и, чтобы подать пример, с шумом отхлебнула из глиняного черепка, что заменял ей тарелку. И Гаррель тоже причмокнул, подыгрывая новой подруге. По взглядам, которыми обменивались арсианцы, по их жестам, Лещинский понял, что они уже совокуплялись. Что ж, совет да любовь. Гаррель, как и всякий другой гвардеец, в Колонии не страдал недостатком внимания самок, а вот Сон-Сар, скорее всего, истосковалась по чешуйчатым рукам и губам самца своего вида. И пусть Гаррель не плачется, что, дескать, дома его все считали уродом. Сон-Сар он явно устраивал. По крайней мере – пока.
Неаппетитное варево дымилось в кособокой глиняной плошке. Лещинский сидел, по-турецки скрестив ноги, а плошка стояла на полу перед ним. Он слушал и смотрел, изредка – пил мелкими глотками из пластиковой бутылки воду.
Та Оксана, которая попала в Чистилище с Земли, почти не понимала язык арсианцев, зато вторая говорила на нем не хуже коренных обитателей Ареалов. Вторая то и дело выступала в роли переводчицы и учителя для первой. Лещинский же, наблюдая за девочками, с иронией подумывал, что он стал невольным свидетелем того, как образуется временная петля.
Оксаны отнеслись к супу из местного птеродактиля с подозрением, остальные дети тоже не спешили разделаться с кулинарным извращением Гарреля.
– А почему сегодня не змея? – спросил на чистейшем арсианском мальчик, который был самым маленьким в компании. – Всегда ведь была змея…
– Потому что Гаррель смог убить летуна, – пояснила Сон-Сар. – Гаррель – хороший охотник. Лучше, чем я.
Дети, те, которые помладше, уставились на Гарреля с ожидаемым восхищением.
– Гаррель убьет Бакса? – спросил мальчик.
– Ну уж нет, – мотнула головой Сон-Сар. – Когда мы видим Бакса – мы прячемся. Это наше главное правило, и оно не изменилось.
– А Гаррель спрячется тоже?
– Ешь уже, говорливый раноопределившийся детеныш!
– В самом деле, Сон-Сар, – подала голос Оксана-вторая. – Даже если Гаррель стреляет из лука лучше, чем ты, это не значит, что суп из летающей ящерки должен получиться вкуснее, чем из змеи.
Сон-Сар поерзала с недовольным видом.
– Мы с Гаррелем подумали… Какое-то разнообразие в еде должно вас порадовать.
– Мы привыкли к змеям, – насупился мальчик. – Мы не хотим непривычную еду.
Его маленькие сторонники синхронно закивали.
Лещинский сглотнул и признался:
– Я тоже не хочу это есть. Я лучше воды выпью.
– Браза… – обиженно протянул Гаррель.
Черная нгенка, которая тоже до сих пор не притронулась к еде, вдруг зашипела и встряхнула кистями, точно окунула пальцы в кипяток.
– Гамацу! – выпалила она.
Сон-Сар выхватила нож и обернулась, ожидая нападения сзади, дети сбились в кучку, Оксана-первая обняла Оксану-вторую, Гаррель взялся за кочергу. Лишь Лещинский и нгенка продолжали сидеть, как ни в чем не бывало, и глядеть друг другу в глаза.
– Гамацу! – Нгенка подняла кривой бородавчатый палец и указала им на Лещинского.
…Позднее он сидел перед брешью в металлическом панцире, покрывающем небоскреб, и смотрел на пустыню.
Это была самая верхотура, и по этажу вовсю гулял ветер. Вдали, над размытым низкими пылевыми облаками горизонтом, виднелся столб красного дыма. Солнце слегка склонилось к западу, а потом плавно повернуло и двинулось в обратную сторону. Дважды мимо небоскреба пролетал ворон, и один раз Лещинский увидел, что на гребне отдаленной дюны появились несколько человеческих фигурок. Появились и исчезли, не прошло и минуты. Были ли это жертвы фагов или же пресловутые гамацу, – черт их разберет. А может, то по дюнам бродили миражи.
Настойчиво ныла ключица. Рана сочилась сукровицей. Зеленки бы или йода… А еще лучше – водки для дезинфекции.
Даже бинт толком не из чего сделать.
Задрожала лестница, заухало железо. Это взбирался Гаррель.
– Не помешал? – полюбопытствовал он, стоя на лестнице.
– Чего хотел? – буркнул Лещинский.
Гаррель хмыкнул, перешел с лестницы на пол, уселся рядом с товарищем по оружию.
– Тебя расстроила эта чокнутая нгенка? – спросил арсианец. – Ну, пойдем – выбросим эту вонючку из окна – пусть гамацу подкрепятся.
– Да пошла она, – отмахнулся Лещинский. – Скажешь тоже – выбросим… Слишком много всего, понимаешь? Голова кипит, как котел. Я постоянно думаю о жене, и эти две Оксаны – как издевательство, как напоминание о ней. Что с ней случилось? Жива ли? Сможет ли уцелеть на руинах Колонии, если жива?
– Надеюсь, ты не собираешься раскиснуть? – спросил Гаррель.
Лещинский матюгнулся, взъерошил волосы, уже привычно морщась от боли.
– Похоже, Сон-Сар тебя излечила от пагубного влечения к мальчикам, – съязвил он.
– Не беспокойся, – улыбнулся Гаррель. – В моем сердце для тебя всегда найдется место.
– Идиот чешуйчатый, – Лещинский сплюнул.
Гаррель перестал улыбаться, почесал лоб, поиграл желваками, а затем ударил себя по коленям.
– Нет, браза! Так не пойдет! Я излил тебе душу, чтобы ты понял, что произошло под Чертовым Коромыслом! Чтобы ты доверял мне! Но, блин, не насмехался! Улавливаешь разницу? Я – не человек, приятель! И Харрель-Но не был человеком! Так что увянь со своим гребаным антропоцентризмом.
– Да черт с вами… – вяло махнул ладонью Лещинский. – Ты знаешь, я ведь видел вблизи этого Бакса, или как его там… Мне показалось… Скорее всего, это – чушь, но мне показалось, что у Бакса – физиономия нашего Корсиканца.
Гаррель нахмурился еще сильнее.
– Не нравится мне это место. Зло укоренилось здесь, но вначале оно попировало всласть. Местного населения нет, его растащили фаги. Разбросали по всей Вселенной. Была цивилизация – нет цивилизации. То же самое произошло под Чертовым Коромыслом – сначала с аборигенами, а потом – и с Колонией.
– Ты полагаешь, Оксанку снова проглотил фаг? – быстро спросил Лещинский.
– Не знаю, всякое могло быть, – уклончиво ответил Гаррель, поскольку не знал – обрадует или же опечалит его товарища такая перспектива.
Но Лещинский и сам не знал, что хуже: погибнуть на месте или быть переброшенным к черту на кулички.
– Ты знаешь, что Корсиканец проворачивал аферы с колбасой?
Гаррель мотнул головой.
– Не понял!
– У нас в Колонии жратвы было – выше крыши. Народ же получал крохи, а Чумное городище голодало, и хитники голодали тоже.
– Не пойму что-то… – пробормотал арсианец. – Зачем ему это?
– Полуголодными управлять проще, – отозвался Лещинский. – Ради сохранения власти наши, земные правители, не жалели ни собственных родителей, ни даже детей…
– Бред какой-то…
Они помолчали, глядя на столб красного дыма над горизонтом.
– Как ты думаешь, Гаррель, что там дымится?
– Горит, наверное, что-то…
– Что может гореть в этой пустыне?..
– Костер Бакса…
– Бррр…
– Знаешь, Костя, а ведь его придется убить… Раноопределившийся детеныш прав.
– О чем это ты? – удивился Лещинский. – Кого это убить?
– Этого Баксбакуаланксиву… Корсиканца.
Плечо заныло еще сильнее, Лещинский поморщился, пробормотал:
– Рехнулся?! Как ты его убьешь? Это же не человек. Монстр. Демон.
Гаррель усмехнулся.
– Так уж и демон, – сказал он. – Монстр, согласен, но – из плоти и крови. И если мы его не убьем, жизни нам тут не будет. И никому не будет.
– Черт тебя побери, чешуйчатый, но как?
– С умом. Его нужно выследить, как выслеживают зверя. Понять его повадки и устроить ему западню.
– Звучит неплохо, – согласился Лещинский. – Вот только кто его будет выслеживать? Здешние старожилы почти все бабы…
То Нда Хо Гаррель дружески похлопал его по плечу.
– Выходит, мы с тобой, старый товарищ, – сказал он. – Раз уж мы здесь единственные мужчины…
– Ладно, понял, – пробурчал Лещинский.
Гаррель наклонился к нему.
– Э-э, да ты что-то бледен, браза… Пойдем-ка вниз, тебя знобит…
…Его знобило. Знобило так, что реальность двоилась. Лещинскому казалось, что он сидит в кабине бронехода, который, тяжко раскачиваясь, движется через пустыню. А над пустыней выписывает петли синее солнце. Лещинский не понимает, за каким бесом он тащится через пустыню? Кто мог отдать такой идиотский приказ? Корсиканец?.. Нет, потому что он как раз и должен убить Корсиканца за то, что тот не хочет поделиться с народом колбасой… Но кто же приказал искать Фреда в этой дрянной пустыне?.. Бронеход швыряло из стороны в сторону, на управлении было чертовски трудно сосредоточиться, и Лещинский едва не упустил врага… Корсиканец появился неожиданно. Вынырнул из-за бархана и на четвереньках, как горилла, помчался навстречу гвардейцу Лещинскому. Гвардеец заметил монстра, когда тот приблизился почти вплотную. Вот-вот, и он окажется в мертвой зоне, станет недосягаемым для орудий бронехода. Лещинский вцепился в гашетку правого огнемета, попытался довернуть турель, но пальцы соскальзывали с рукояти… Дьявол, солидолом их, что ли, намазали?.. Он принялся шарить по кабине в поисках ветоши. Нащупал что-то мягкое, потянул на себя…