Подполковник самодовольно оглядел чистенькую квартирку, пусть и с недорогой и далеко не новой мебелью. «Как видишь, полный порядок», – мысленно возразил он бывшей жене. Но вопрос с рубашкой нужно решать. Хотя костюм, галстук… Слишком официально, демократичные джинсы с футболкой подойдут даже лучше.
Переезд на Удельной, как всегда, стоял в пробке. Оно и понятно – суббота, электрички на Зеленогорск шли одна за другой. Простояв час в длинном хвосте машин, Брагин обругал себя за недальновидность (мог ведь догадаться!), а теперь уже никуда не денешься. Потом, когда переезд открыли, он выругался еще раз, когда полчаса искал, куда припарковать «шевроле». Память у тебя ни к черту, сказал он себе: надо же позабыть про рынок. Пресловутый блошиный рынок на Удельной – знаменитая «Уделка» – стихийно вырастал каждые выходные на пустыре возле Фермского шоссе, как раз напротив психиатрической больницы. Соответственно, все шоссе на этом участке оказалось забито машинами продавцов и покупателей.
«Уделка», удостоившаяся упоминания самим «Форбсом», жила своей непонятной жизнью. Брагин никогда не понимал людей, которые с удовольствием копались в старье. По долгу службы ему приходилось бывать в этой клоаке, но чтобы добровольно – никогда! «Товар» здесь выставлялся на импровизированных прилавках, сооруженных из картонных коробок, но по большей части просто лежал на расстеленных на земле одеялах. Что это был за товар! Обшарпанные табуреты, чайники с вмятинами, древние самовары, ржавые пилы и шпингалеты, посуда из советских сервантов… Здесь можно было купить чугунное подстолье для швейной машинки, помятую трубу граммофона и картину, на которой Ленин с Горбачевым грозно выговаривали Хрущеву, а Сталин, Брежнев и Николай Второй внимательно слушали. Старые книги и журналы вызывали ностальгию по ушедшей эпохе, медали – смешанные чувства. Если их продавал пенсионер – жалость и стыд (нет, не за пенсионера, а за то, что действительность вынудила его продавать награды), если молодой амбал – негодование. Между «прилавков» сновали шустрые востроносые живчики от антиквариата. Приходили с самого утра, разглядывали монеты, статуэтки, редкие на «Уделке» иконы в надежде откопать жемчужину в навозной куче. А то и не жемчужину, а просто поделку, чтобы потом впарить ее под аркой Главного штаба не разбирающимся в искусстве иностранцам.
С трудом втиснувшись на место только что отъехавшей «Лады», Брагин подхватил с заднего сиденья папку с бумагами (вдруг получится сразу снять показания?) и направился к больничным воротам со скромной табличкой «Психиатрическая больница № 3 им. И. И. Скворцова-Степанова», в просторечии «Скворечник». В очередной раз удивился, зачем психушку назвали в честь революционера и бывшего главного редактора «Известий», который врачом никогда не был. Может, именно здесь он переводил «Капитал» на русский язык?
– Доброе утро, Викентий Сергеевич.
Брагин оглянулся. К нему спешила высокая стройная брюнетка лет тридцати.
– Арина… м-м… – Он замялся, вспоминая ее отчество.
– Можно просто Арина.
– Что вы здесь делаете?
– Жду вас. Мне сказали, что вы должны подъехать.
Значит, квакающая в телефонной трубке грубиянка еще и сдала его сестре Олега со всеми потрохами.
– Вас все равно не пропустят, даже несмотря на то, что ваш брат несовершеннолетний.
– Я и не прошу, просто хотела поговорить с вами, когда вы освободитесь.
– Разговор с Олегом может занять время.
Она кивнула:
– Ничего, я подожду.
Еще одна напасть. Да что сегодня за день такой!
Удостоверение подполковника оказало бодрящее действие на сонного вахтера, и уже через мгновение за спиной следкомовца захлопнулась дверь проходной.
Брагин с интересом поглядывал по сторонам. Раньше он бывал в «Скворечнике» только зимой, когда вся неприглядность территории оказывалась выставленной напоказ: черные стволы деревьев, оккупированные воронами, грязноватый неубранный снег, сваленные в одну неопрятную кучу ржавые трубы, старые кровати и тележки. Зимой ветхие строения, на которые был богат «Скворечник», смотрелись жалко, а порой и страшновато. Сейчас здания скрывала зелень, буйно разросшаяся за добрую сотню лет, у Брагина даже возникло ощущение, что он попал куда-то в район Зеленогорска или Комарово. Есть там похожие места, где в глубине, за пышными кронами деревьев прячутся старые дома. Хотя чего удивляться? До революции вся местность от Скобелевского до Поклонной горы, не говоря о Суздальских озерах, считалась дачным районом.
Зато внутри «Скворечник» удивить не сумел. Те же скучные коридоры, палаты без дверей и смешанное ощущение беспомощности и безнадеги.
Внешность дежурной медсестры соответствовала ее голосу. Здоровенная бабища, упакованная в не первой свежести халат, недовольно поджала губы, сразу став похожей на сердитую жабу. Она махнула рукой куда-то в дальний конец коридора.
– Проходите в кабинет, Коля сейчас его приведет.
Минут через пять после того, как Брагин устроился на видавшем виды стуле, в дверях появился Олег. Клетчатая больничная пижама размера на два больше, чем надо, делала его похожим на огородное пугало, а за его спиной, отрезая пути к отступлению, перегораживал дверной проем шкафообразный Коля.
Олег был бледен, под глазами залегли темные круги. Медленно и как-то боязливо он опустился на стул, словно считал его галлюцинацией. Подполковник вопросительно посмотрел на санитара.
– Нормально, – пробасил Коля, – ему успокоительное ввели, чтобы не перевозбудился от ваших расспросов.
Дождавшись, когда санитар прикроет дверь, Брагин обратился к Серебрякову:
– Здравствуй, Олег, меня зовут Викентий Сергеевич, я следователь.
Олег настороженно кивнул.
– Как ты себя чувствуешь? Мы можем поговорить?
Еще один едва заметный наклон головы.
– Сегодня мы с тобой просто побеседуем о том, что произошло в особняке Брусницыных. Ты ведь не против? Тогда давай с самого начала и по порядку.
Сначала Олег держался скованно, с трудом подбирал слова, останавливался, чтобы подумать, но потом напряжение ушло. Свой рассказ он начал с момента, когда вечером приехал к Гостиному Двору, где выпускники договорились встретиться, чтобы отметить последний звонок. Но сколько он ни искал глазами Лену, так и не увидел ее. Оказалось, она уже ушла. Куда? В сторону Дворцовой.
Лену Олег догнал у Казанского собора, только она была не одна, а с компанией.
Подойти? Нет, лучше позвонить Гоше – с ним у Олега сложились вполне дружеские отношения.
«Можно с вами?» – спросил Олег, когда Гоша ответил на звонок.
«Сейчас у народа спрошу», – отозвался тот.
Ответил он через минуту: «Извини, не прокатит».
Конечно, было немного обидно.
Какое-то время Олег шел следом, придумывая, как бы невзначай столкнуться с ребятами. Но, так ничего и не придумав, разозлился и поехал домой. Как он потом корил себя за это решение! Нельзя было оставлять Лену с ними! Наплевать на самолюбие и идти за ними, не показываясь на глаза. Проследить. Забраться в этот чертов особняк. Если бы он сделал это, Лена была бы жива.
Дома он сказал, что был на работе. Не хотелось лишних расспросов и жалости: «Тебя снова обидели?»
Ночью Олега разбудил телефонный звонок. Это был Гоша.
«Я оттуда ушел, – сказал он, – но Ленка в плохом состоянии, у нее крышу сорвать может, Маврин наркотики принес. Лучше бы ее забрать оттуда, мало ли что…»
Ехать или не ехать, вопрос не стоял. Он не спросил, почему Гоша сам не забрал Лену, не до этого было. Сомнения стали возникать уже потом, а тогда в голове стучала и билась одна мысль: «Помочь! Спасти!»
Олег быстро натянул джинсы и футболку. Кроссовки надевал уже на лестнице, чтобы не разбудить мать.
Лишь когда оказался посреди пустынной улицы, он сообразил: Васильевский остров далеко, как же он доберется глубокой ночью? Порылся в карманах – одна мелочь. Возвращаться и будить мать – ну уж нет. Звонить Арине на работу – тоже не лучшая идея. Она, конечно, все бросит и прибежит на помощь, как и всегда, но не может же он вечно перекладывать свои проблемы на плечи сестры? Нет, он должен сам. Телефон Берковича не отвечал. Вариант один – попутки.
– Сколько было времени, когда звонил Беркович? – спросил Брагин.
– Не помню.
– Дальше.
Дальше… Никто не хотел останавливаться. Одинокий подросток ночью на улице – наверняка наркоман или еще какой неадекват. Сжалился водитель заводской развозки, затем подвез какой-то бомбила – высадил где-то в центре Васильевского. Дальше до самого особняка Олег бежал бегом, срезая дорогу дворами. Один раз сбился с пути, чуть не потерялся в дворах-колодцах. Сообразил, что на месте, лишь когда вышел к самому особняку. Да, он часто смотрел на часы – время бежало слишком быстро, а он двигался слишком медленно. К особняку он подошел лишь в начале шестого.
Главный вход оказался закрыт, но хватило одного удара ногой, чтобы вышибить замок. Внутри было темно. Олег сделал несколько неуверенных шагов и вышел к подножию лестницы. Дальше двигаться стало проще – выше на ступени падал свет из окон. Там, на небольшой площадке, делящей лестницу пополам, он ее и увидел. Лена лежала, не шевелясь.
Дальше все события спрессовались в полный сумбур. Он тряс Лену за плечи, кричал: «Да помогите же кто-нибудь!» – бросился вверх по лестнице, на одном дыхании пролетел несколько пустых комнат, но, никого не найдя, вернулся обратно. Пытался делать искусственной дыхание… А потом все закончилось. Он понял, что она мертва.
Да, конечно, нужно было вызвать полицию, а еще раньше «скорую», тем не менее почему-то эта простая мысль тогда не пришла ему в голову. Зато пришла другая: надо унести Лену отсюда, из этого страшного места. Он взял ее на руки и…
Наверное, он спустился к выходу, он уже почти ничего не соображал. А когда оказался в самом низу, в темноте, то стало еще хуже.
Олег вдруг задышал часто, как при сильном волнении, заговорил быстро и путано:
– Там было так же темно, как и тогда… Так же страшно, так же нестерпимо… Я не выдержал…