– причем очень молодому человеку. Да, она понимала, что ломает парню жизнь, лишает будущего. Теперь она признаёт это.
Сама Маша водила глазами от камеры видеонаблюдения к двери, и даже плохонькая трансляция показывала надежду, светившуюся на ее лице.
– Если она думала, что теперь ее отпустят, то ошиблась, – тихо проговорил Брагин, и, словно в подтверждение его слов, на сайте появилось сообщение: «Вы прочитали признание. Разве я не прав, назвав написавшего его человека негодяем? Какое наказание вы посчитали бы для нее справедливым?»
Ниже уже появились первые отклики. Ничего хорошего для Маши они не сулили. В Интернете все проще: что не в силах сказать в лицо, то можно написать, спрятавшись за ником. Если похититель станет ориентироваться на них, то Маше придется туго.
Похожие чувства испытывал и Кравченко.
– Неужели они это серьезно? – недоумевал он. – Насчет того, чтобы продержать ее в том подвале столько лет, сколько получил тот, кого она посадила? Или вот это: «Повесить на фонарном столбе», – процитировал он. – Неужели он это выполнит, если большинство проголосует?
– Не думаю, что этот тип шутит, хотя кто знает, что на уме у психопата, – заметил один из оперативников.
– Где-то прочитал, что поймать психопата может только психопат, – буркнул второй оперативник. – Где бы нам взять такого? А то у нас ни психопатов, ни идей, вообще ничего. Полный тупик.
– Психопата нет, зато есть человек с необычным хобби, – заявил Кравченко, набирая чей-то номер.
– Сергей, ты закончил с Зубаревым? – спросил он. – Веди его сюда.
Лицо капитана вдруг вытянулось. Он убрал смартфон и уставился на Брагина. Зрачки капитана сузились, как у рассерженного кота.
– От вас, Викентий Сергеевич, такой подставы никак не ожидал.
– Что-то произошло? – удивился подполковник.
– Произошло. Не умеете вы врать, вас глаза выдают. Зачем вы отпустили Зубарева?
– Ничего подобного. У меня возник вопрос к Артему, мы поговорили в коридоре, выпили кофе у автомата, а дальше я вернулся к тебе. Думал, что и он вернется в кабинет.
– Ну вот зачем? Зачем? – Кравченко уже не злился, теперь он выглядел растерянным.
«Наверное, в детском саду, когда у него забирали игрушку, он не ревел, не лез в драку, а вот так же огорченно разводил руками», – подумал Брагин.
– Я же вас помочь просил, а не лажать, лажать я и сам могу, – продолжал ворчать капитан. – Что теперь делать?
– Если Артем прав, а я думаю, что он прав, то мы знаем, кто станет следующей жертвой похитителя. Нужно проследить за тремя людьми…
– Вике-ентий Серге-е-евич, – Кравченко закатил глаза. – Это же три машины нужны, а если слежка на вторые сутки пойдет, то и все шесть. А у меня – вон, двое из ларца, – кивнул он на оперативников.
– Попроси у руководства, должны дать людей.
Капитан горько покачал головой:
– Бесполезно, просил уже, людей нет. Кто болен, кто на карантине, кто еще где. Все свободные брошены на прочесывание заброшек. Не дэпээсников же привлекать.
– Тогда есть одно предложение, хотя оно тебе вряд ли понравится.
– Рискните.
– Попроси помочь людей Макарченка.
Кравченко скривился. Ох как не хотелось ему отдавать часть работы на сторону, ох как не хотелось привлекать частников! Но другого выхода не было.
– Только наблюдение, никакой самодеятельности, – проворчал он.
Брагин мысленно хмыкнул – сам недавно говорил похожие слова Артему – и достал смартфон.
Дважды объяснять Трифонову, что от него требуется, не пришлось, он записал три фамилии и коротко бросил: «Будет сделано».
– Зайцев – тот самый, который в сериалах? Эффектный такой? – спросил капитан и задумчиво сморщил лоб. – Маврин, Маврин… Знакомая фамилия. Депутат, что ли?
– Сын.
Капитан закатил глаза:
– Вот только депутатского сынка мне еще не хватало…
– Я думаю, – вдруг подал голос молчавший до сих пор оперативник, – сто́ит еще раз проглядеть записи с камер наблюдения. «Пиратов» нанимала женщина, у нас есть ее словесное описание. Юбереву перед похищением тоже видели с какой-то женщиной. С первого раза мы ее не засекли на камерах, может, сейчас повезет.
– Да, молодец, займись, – кивнул Кравченко.
И никто не обратил внимания, как при последних словах оперативника лицо Брагина болезненно скривилось, на лбу пролегла страдальческая складка, словно глубоко внутри открылась застарелая и давно забытая рана.
3
Сиди как мышь. Как бы не так!
Идея возникла, когда Артем шел в сторону дома. Эта прогулка не доставляла ему удовольствия, хотя раньше он любил бродить по улицам города. Петербург выглядел совсем не весенним, город казался чужим – больным, серым, он даже стал меньше, свернулся калачиком, как старый замерзший кот.
К дому Артем подошел гораздо быстрее, чем рассчитывал, даже не заметил, как пересек Садовую. По пути забежал в продуктовый. Ну как забежал – пришлось купить на входе маску с перчатками, чтобы пустили. Покидал в корзину нехитрой снеди, поглазел на полки со спиртным, где с удивлением обнаружил одинокую бутылку зинфанделя. Зинфандель – вино, требующее уважения, поэтому следом за ним в корзину легли охлажденный стейк и банка маслин.
Кассирша прогнусавила в голубую тряпочную маску стоимость бутылки, и стоящая за Артемом старушенция не смогла сдержаться:
– Зятю с дочкой зарплату третий месяц не платят, а другие с жиру бесятся.
«Она меня принимает за богатого человека!» – фыркнул он про себя. На самом деле он соображал, хватит ли средств на карте или придется чем-то пожертвовать из продуктов. Поступлений от турфирм не было уже давно, а клиенты, обращавшиеся к Артему как к астрологу, предпочитали расплачиваться наличными, но и их хватало с трудом.
«Да уж, нашла бабка богача с пустым карманом», – усмехнулся он, прикладывая карту к терминалу. Что за день сегодня такой, что все видят в нем кого-то другого? То Кравченко его подозревал, теперь вот в магазине за богача приняли, осталось только самому выдать себя за… Вот тут у него и возникла пока еще смутная идея: а если выдать себя за человека, имеющего непосредственное отношение к убийству Лены?
Нет, он не последует совету Брагина, не станет прятаться, он сам займется расследованием. И дело вовсе не в Наташке, которую, конечно же, нужно как-то вытаскивать. И даже не в том, что парней стоит предупредить об объявленной охоте. Просто он больше не мог сидеть в четырех стенах. Серая беспросветность угнетала, стены собственного дома давили. Самоизоляция – какое ужасное слово. И какая же она «само», когда хочется в ресторан, в Эрмитаж, на стадион – туда, куда сейчас нельзя? В Японии существуют люди со смешным названием хикикомори – добровольные затворники в четырех стенах своего дома. Вот где настоящая самоизоляция! Но обычный человек – существо социальное, он не может без общества, будь это даже компания одиноко горящей свечи, по меткому замечанию немецкого философа. Артем никогда не считал себя компанейским, но именно общества ему сейчас не хватало. Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Эта поговорка лучше всего описывала тот переплет, в который угодил весь мир.
Полностью идея оформилась за то недолгое время, пока он жарил стейк. Выложив мясо на тарелку, Артем не стал ждать, когда, разомлев от сытости и вина, он посчитает свою затею несостоятельной. Он нашел старенький мобильный, сим-карта на месте – отлично. Активировал антиАОН (но даже если кому-то удастся докопаться, телефон зарегистрирован на турфирму) и начал набирать СМС. До текста разместил скриншот из камеры Лапушкиной. Текст получился такой: «Последний звонок. Ночь. Особняк Брусницыных. Если не хочешь оказаться, как она, жду сегодня в 10 вечера в особняке». Разослал сообщение трем адресатам. Четвертым стал он сам.
Вот теперь настало время для стейка и зинфанделя.
В особняке Брусницыных Артем не был девять лет. Даже устраивая экскурсии по загадочным местам Петербурга, он обходил стороной край Васильевского острова с Кожевенной линией. Это выходило подсознательно – никакого мистического страха перед зданием он не испытывал, да и то давнее убийство забылось, просто где-то глубоко внутри осталась заноза, тревожить которую не стоило.
До трагедии Артем несколько раз посещал особняк. Более того, он и показал здание Гошке Берковичу и рассказал байку о зеркале Дракулы. Они тогда много общались с Гошкой – сошлись на интересе к оккультизму, магическим практикам, нумерологии. А кого в семнадцать лет не притягивало непонятное и непознанное? Что-то читали, что-то обсуждали, что-то пытались применить на практике. Блаватская с Кастанедой оказались старшеклассникам не по зубам, но и до бульварной литературы они не скатились – барахтались где-то посередине. Но если Артем в основном пытался уложить в голове информацию, противоречащую всему, что им вдалбливали в школе, то Гошка рвался применить обрывки знаний на практике.
Где, в какой книге Беркович прочитал о ритуале Дракона, Артем не знал; не исключено, что Гошка его выдумал. Так или иначе, идея полностью захватила друга. Он тогда совсем помешался на вампирах с драконами. Говорил, что они реально существуют. Нет, не в киношно-вульгарном виде, когда с клыков капает кровь, а из пасти вырывается огонь, настолько с ума он не сошел. Для него вампиры с драконами были людьми, стоявшими над обыкновенным человеком, достигшими определенного могущества, они были ориентиром и идеалом, к которому он стремился, хотя сам ориентир он представлял весьма смутно, как и свой идеал, графа Дракулу – не реальную историческую личность, но и не персонаж фильма, а где-то между. Чтобы стать таким, как Дракула, считал Гошка, нужно подняться по лестнице духовного величия, а чтобы оказаться хотя бы на первой ступеньке, необходимо пройти ритуал.
Артем в душе подсмеивался над другом – забавно было смотреть, как отличник и материалист до мозга костей в одночасье стал одержимым. Нет настоящего зеркала Дракулы? Не беда, главное, чтобы все вокруг верили, что это оно. Непонятно, какие знаки изобразить? Можно нарисовать по наитию. Главное – верить, считал он.