От моей попытки приподняться лодка опасно качнулась, и я едва не закричала от ужаса.
— Ты всегда боялась воды, — словно противореча только что сказанному, с каким-то садистским удовлетворением, произнес Никита, — сколько раз Алешка не пытался добиться от тебя правды, ты никогда ему не признавалась, почему? Не скажешь мне сейчас? Перед смертью?
Я молчала, сцепив зубы, пытаясь не смотреть за низкий борт, где плескалась вода.
— Почему ты меня не застрелил? — мне нужно было говорить. Все равно с кем и о чем, лишь бы голос заглушал этот непрекращающийся звук — плеск воды о борта лодки и мерный звук весел, разрезающих темную воду.
— Потому что твоя смерть должна выглядеть как самоубийство. Не волнуйся. Когда придет время, я тебя развяжу. Правда, ты этого уже не почувствуешь. Убийство Мишки все расставит по своим местам. Когда тебя найдут… кстати, судя по всему не раньше весны, у местной милиции не возникнет больше никаких сомнений в том, кто же виновен во всех этих смертях. Хотя, — Рыжик потянул время, чтобы я снова обратила на него внимание, — твое тело могут и не найти. И все будут думать, что ты сбежала.
— А как же ты? Думаешь, они не захотят с тобой кое о чем поговорить?
— Наверняка захотят. Вот только у меня найдется, что им рассказать. Милая, ты сама дала мне в руки доказательства своей вины. Именно ты заманила нас в этот город. Вместе с сообщником, которого, будет не так тяжело поймать теперь, когда я точно знаю, что же это за зверь такой… Так вот, ты провернула все это не одна. Разумеется, Пахомов был твоим сообщником. Кому поверят — мне, уважаемому бизнесмену, потерявшему друзей, погибших от рук безумной сучки с ее любовником? Или тебе? Ах, да, я забыл: ты ведь к этому времени будешь уже мертва.
Я сглотнула ставшую горькой слюну, и наконец, обвела взглядом речку. Так много воды…. А теперь она станет местом моего последнего упокоения. Как уж тут не поверишь в судьбу. Но, похоже, другого шанса у меня уже не будет. Казалось, мы плыли целую вечность, хотя на самом деле не добрались даже до середины, находясь недалеко от того места, откуда вышли, и я поняла, что Никита просто не может справиться с лодкой. Что же, он никогда не был в этом деле профессионалом.
Я выбросила вперед связанные ноги, попав Рыжику в солнечное сплетение. Захрипев, он покачнулся назад, бросив весла, и судорожно схватившись руками за борта лодки. На этот раз я целилась в лицо, радуясь, что сегодня решила надеть сапоги на высоком каблуке. Судя по хрусту и его глухому крику, удар достиг цели. Несколько секунд мужчина пытался сохранить равновесие, но безуспешно. Лодка опасно накренилась и в ту же секунду мы оказались в ледяной воде.
— Ну же, малышка! Ты ничего не боишься! — Алешка со смехом смотрит на меня, как всегда пытаясь научить плавать, — это же просто! Ты должна войти в воду, а я буду тебя держать.
— Нет, — я качаю головой, отходя подальше от этого плеска, заглушающего в моей голове все остальные звуки, — я не хочу.
— Ладно, — смирившись, он взлохмачивает мои волосы мокрой рукой, и идет в воду сам. Я хочу крикнуть, чтобы он остановился. Но что-то не позволяет мне этого сделать, я понимаю — это только мой страх. И Алешка никогда не сможет разделить его со мной.
Я медленно уходила под воду. Не думала, что это произойдет когда-нибудь. Они не понимают… никогда не понимали, почему вода стала моим врагом. И ошибались, списывая это на детский страх. Да, я боялась. Но не самой воды. Я боялась того, что будет, стоит мне в нее погрузиться. Всему виной сон. Я видела его тысячи раз, и он оставался неизменным.
Я иду на дно, волны тяжелой массой смыкаются надо мной. Я знаю, стоит мне вздохнуть, и она проникнет внутрь меня, заполнит тело, и я перестану жить. Но не это меня пугало, а то, что я при этом ощущала.
Будучи ребенком, я не понимала, причины этого страха. Теперь, в эту минуту я четко осознала: в том сне я ждала собственную смерть как избавление от того, что считала в тысячу раз хуже нее.
Холод начал отступать, и я почувствовала тепло, наполняющее тело, покой и уют.
Закрыв глаза, я погружалась на дно, чувствуя, как меня покидает боль, отчаяние беспомощность, страх, ненависть, горе, одиночество. Чувства, которые всю жизнь были моими спутниками. И теперь я расставалась с ними без сожалений, и даже с какой-то радостью. Я шла на дно, понимая, что лишь там я найду мир и покой. Потому что на земле меня уже ничто не держит…
— Ты не должна так думать, малышка, — он совсем рядом. Я вижу его, перед собой — молодого, красивого, живого. Он мягко улыбается, протягивая мне руку, — держись! И ничего не бойся. Ты же смелая. Я знаю.
— Алешка! — шепчу я, понимая, что он меня не слышит. Просто не может услышать. Потому что давно мертв.
— Не теряй надежду, Танюшка. Ты должна жить. Ради отца. Ради меня. И ради него.
— Кого?
— Возьми меня за руку! — в его голосе слышится искренняя любовь и забота. Мне так ее не хватало. Мне так не хватало его.
Я протягиваю руку и чувствую тепло его сильной ладони.
— Значит, ты жив?
— Я всегда буду жив, пока жива ты сама.
Какая-то сила выдернула меня из воды. Я задыхалась, бьясь в чьих-то руках, пытаясь сделать глоток драгоценного воздуха. Кто-то с силой прижал меня к себе, но я сопротивлялась, толком не понимая, кто же мой противник. Минуту назад меня заставили выбрать жизнь, а значит, я буду бороться до последнего вздоха. Чьи-то пальцы надавили на шею, и мое тело отказалось мне повиноваться.
— Мне все равно кто ты, и что сделала. Слышишь? Ты не умрешь!
Я почувствовала, как кто-то, держа мою голову над водой, тащит меня на берег. Руки и ноги налились свинцом, одежда и обувь тянула на дно. Когда окоченевшие ноги коснулись земли, я упала, увлекая за собой держащего меня человека. Мокрая одежда стала твердой, слипшиеся на морозе волосы облепили лицо. Я почувствовала, как от холода свело пальцы рук, ног я совсем не ощущала. Я задыхалась, и была занята только тем, что выкашливала воду из легких, пытаясь вдохнуть немного воздуха. Меня рвало, вода хлестала изо рта и носа, но я отчетливо ощутила рядом с собой тяжелое мокрое тело своего спасителя.
Я не могла пошевелиться, чтобы посмотреть на него. Но достаточно было услышать этот голос, чтобы понять, кто он. Закрыв глаза, я приникла щекой к земле, со страхом и недоверием думала о том, что же заставило Макса Пахомова рискнуть жизнью и вытащить меня из воды.
Июнь, 2008 года…
Раз в год в этот день я уходила из дома и почти до ночи бродила по улицам, пытаясь отрешиться от всего, что меня окружало. День, изменивший мою жизнь, забравший так много, и оставивший взамен лишь боль, отчаяние одиночество и чувство бессилия. Прошло столько лет, но для меня ничего не изменилось. Наверное, я была больна. Скорее всего, больна, если ненависть можно считать болезнью. И от нее не так просто излечиться.
Они не понимали… никто из них так и не понял, что же произошло со мной в ту ночь. Я просто исчезла, а потом оказалась в больнице, куда меня принес незнакомый мужчина. Я не смогла узнать его имени — он ушел сразу же, как только передал меня на руки врачам.
Три дня беспамятства полностью стерли воспоминания о ночи, когда моя жизнь изменилась. Не знаю, что это было. Возможно, всему виной травма, хотя я всегда была склонна считать, что произошедшее со мной было слишком ужасным, чтобы я хотела хранить об этом воспоминания.
Мне хотелось, чтобы рядом был папа и, конечно, Алешка. Но шли дни, а они все не приходили. Было обидно, что меня все забыли, хотя женщина, назвавшаяся моей матерью, исправно приходила ко мне в часы посещений, приносила какие-то фрукты и детские игрушки, отмахивалась от надоедливых вопросов, и через четверть часа уходила, оставляя меня в слезах и сомнениях. Я чувствовала — что-то происходит, но никто ничего не хотел объяснять испуганному девятилетнему ребенку.
Однажды мама пришла ближе к вечеру, и сразу же сообщила, что папа умер, а мой брат куда-то сбежал. Его искали несколько дней, но безуспешно. Дождавшись, когда эта женщина уйдет, я укрылась одеялам с головой и плакала до тех пор, пока не выбилась из сил. Я знала — что бы ни произошло, Алешка никогда не оставил меня одну. Тем более, не позволил чужой для меня женщине быть рядом со мной. Наверное, именно тогда я поняла, что все изменилось, и уже никогда не смогу вернуть того, что у меня когда-то было. Меня забрали из мира, где я была счастлива, и заставили жить в другом — чужом и враждебном, но я выжила. И изменилась. По-другому быть просто не могло.
Я остановилась, отгоняя непрошенные воспоминания. Не сегодня. Только не сейчас.
Я зашла в одно неприглядное местечко, и, заказав две рюмки водки, бегло осмотрела тусклое полупустое помещение. Никто не обращал внимания на одинокую девушку, по-видимому, решившую напиться. Залпом осушив рюмку, я закрыла глаза, пытаясь усмирить воспоминания, до сих пор волновавшие меня. Иногда казалось, что это прошло, но случайное лицо, увиденное в витрине, голос, зовущий не меня, движение, взгляд… Я знала, что это никогда не закончиться, пока не узнаю, что произошло с моим братом. Я всегда буду ждать его возвращения домой. Домой… Губы задрожали, на глазах выступили слезы, как и всегда, когда я вспоминала, что уже никогда не смогу вернуться туда, откуда меня забрали еще ребенком.
Я сняла темные очки и смахнула слезы. В глубине зала раздался пьяный женский смех, и звук бьющегося стекла. На миг мне захотелось напиться и забыть все, что не давало покоя столько лет. Вот только вряд ли в спиртном можно найти ответы на вопросы, которые мучили меня столько лет.
Дверь бара открылась, впустив полноватого мужчину средних лет, видимо, изнывающего от жары и молодую женщину лет тридцати, довольно привлекательную на вид. Длинные светлые волосы были собраны в высокий хвост, высокий лоб скрывала длинная челка. Пара прошла вглубь бара и заняла столик в нескольких метрах от меня. Я не могла понять, почему не могу отвести от этой женщины взгляд. Она кого-то мне напоминала, вот только я не могла вспомнить — кого именно. Постепенно во мне росла убежденность, что я ее знаю.