То, что Орлеанская зажила собственной жизнью, само по себе не удивляло. Такое случалось и раньше, и даже шло на пользу моим персонажам, повышая их популярность. Нередко до меня доходили слухи о новой наглой проделке Малютки Джона, или о том, как совет Монаха Тука чудесным образом спас кому-то карьеру или личную жизнь. Причем слухи эти относились к событиям, в которых сам точно я не принимал участия. «Не мою» Орлеанскую тоже мог сыграть любой другой человек. Для постоянных акций ему, конечно, понадобилась бы такая же, как у меня, электронная марионетка с элементами искусственного интеллекта. Личное выступление под маской требует слишком много энергии для перевоплощения. Да и разоблачить такого «переодетого» куда проще, чем разоблачить хозяина марионетки. Но для одного-двух заявлений от имени «Орлеанской» он мог бы обойтись одним только псевдонимом, вручную подделать «почерк» да обеспечить засекречивание своего настоящего адреса.
Однако теперь «не моя» Орлеанская еще и предсказывает мои собственные выдумки. А выдумки эти — совсем мистика! — сбываются, делая из меня настоящего доносчика. Может, я стал мультиком и сам не помню, что натворил, когда запускал свою королеву флирта в последний раз? Только шизофрении мне на старости лет не хватало!
На улице было прохладно. Первый же порыв ветра взбодрил меня до дрожи, второй прояснил голову. Пожалуй, не буду-ка я предаваться мучительным раздумьям, а пойду поем хорошенько. Тем более, что есть деньги. Вспомнив об этом, я вынул личку и прижал палец к квадратику «Финансы». Давненько мы не грели своими папиллярами этот сенсор…
Личка высветила «5200». Ого! К моим двум сотням добавилась солидная пятерочка. Неплохо платят шпионам! Я вышел на Каменноостровский, купил мороженое и пошел дальше по проспекту, высматривая, где бы хорошенько поесть.
У меня не было постоянных любимых заведений в городе. Вернее, был пяток кафе, куда я любил иногда зайти — но в таких случаях, как сейчас, я предпочитал пробовать что-нибудь новое.
Новое не заставило себя ждать. Я остановился у «Фуджиямы» и подумал, что сто раз проходил мимо этого ресторана, ругая его американизированное название, но так ни разу и не был внутри. Что ж, пора проверить, насколько сбой в названии влияет на кухню.
Ресторан оказался неплох. Хотя бы потому, что на дне тарелок не крутились рекламные ролики, как это происходило теперь в большинстве заведений попроще. Музыка, дуэт кото и флейты, тоже была подобрана со вкусом. Здесь можно было не только поесть, но и насладиться «радостью Робинзона» — популярным ныне способом отдыха, состоящим в максимальной изоляции от окружающего мира, особенно от агрессивной рекламы. В центре города такой отдых стоил немало, но при нынешних финансах я мог себе позволить продлить утреннюю медитацию, прерванную приходом почты.
И дело того стоило: после полутора часов тихой музыки, после грибного супа, двойной порции маки с копченым угрем и нескольких чашек японского зеленого чая настроение мое улучшилось настолько, что раздумывать о сетевых казусах вообще не хотелось. Никаких Орлеанских, никаких Сетей — гулять!
В больших городах я любил побродить просто так, отпустив себя в бесцельное броуновское движение. Но я называл это «свободным поиском», потому что такие прогулки всегда приводили к чему-нибудь интересному. Для недолгих блужданий лучше всего подходили большие вокзалы и рынки, а для прогулок на целый день — даунтауны городов, особенно незнакомых, где улицы словно сговаривались против запутавших странника мыслей, дел и людей. Передавая меня друг другу на углах, заговорщики-тротуары в конце концов ослабляли мои повседневные путы, и тогда город вел меня дальше по собственным тропам, показывая Настоящее, подбрасывая свои особые знаки в виде неожиданных, но таинственно связанных с моей жизнью находок и встреч.
Они бывали смешными, как плакат «Достойно встретим XX съезд!», висевший над писсуаром в баре «Vorteх» на негритянской окраине Атланты. Или тревожно-многозначительными, как схема станций метро на «Звездной», где синяя линяя после кружочка «Купчино» идет дальше, занимая большую часть стенда и обрываясь вместе с ним, словно по этой ветке можно ехать под землей еще долго, но только без остановок. Каждый раз, разглядывая людей и витрины, я чувствовал, что должен встретить что-то, что оправдает это блуждание: книгу, которую я давно собирался прочесть, человека, который заговорит о том, что у меня на уме, любимую песню молодости в исполнении уличного музыканта… Или просто странную безделушку, как брелок с ракушкой «песчаный доллар», который поднял мне настроение в злом и холодном Нью-Йорке, где я никак не мог совладать с проклятым принципом «Время — деньги».
Немного не доходя до «Горьковской», я заметил очередную рекламу на библейскую тему. На этот раз огромная стереопроекция представляла собой переделку «Мадонны Бенуа». Ребенок с блестящим обручем над головой радостно тянулся к зарядному устройству в руках Богоматери. Четыре микроаккумулятора торчали из разъемов зарядника, как лепестки цветка. Изо рта Марии вылетали слова «Не хлебом одним! ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ». Пафос композиции слегка сбивало выражение лица маленького Иисуса: его перенесли с картины Леонардо без изменений, и задумчивая, недетская гримаса не имела ничего общего с теми дебильно-счастливыми улыбками, какие обычно встречаешь на рекламных плакатах. «Мать, нас учат коммэрции», как бы говорило это хмурое лицо.
Светящаяся стрелка указывала вниз — здесь располагалось одно из отделений компании. Может быть, стоит зайти и хотя бы взглянуть, что представляет собой этот ОРЕОЛ, о котором я и мое чересчур самостоятельное виртуальное создание выдали одинаково мрачный прогноз?
Я перешел дорогу и уже подходил к двери, когда позади раздался топот, затем — удар и звон над головой. Я поднял голову. Оказалось, что рекламно-божественный младенец потерял ступню. Вместо нее в щите зияла дыра, и в дыре что-то двигалось. Я даже не сразу сообразил, что это пламя: языки огня перемешивались с голограммой, которая еще выступала из плоскости щита, но уже корежилась и оплывала. Да Винчи превращался в Дали.
Снова раздался топот, но потяжелей. Из дверей ОРЕОЛА выскочили два охранника и погнались за террористом. Худой, нескладный паренек бежал слишком прямо и слишком вяло. Обернувшись, он и сам понял, что догонят, выхватил из-за пазухи пачку листовок и бросил их в застывшую толпу.
Через пару минут все было кончено. Парня увели, поврежденный бомбой рекламный щит погасили, и праздная толпа снова потекла равномерными потоками по обеим сторонам проспекта. Я дошел до места, где валялись листовки, и поднял одну.
ХРИСТИАНСКАЯ АНТИКОМПЬЮТЕРНАЯ ЛИГА (ХАЛ)
зовет тебя на борьбу с Дьяволом!
— говорилось в заголовке. Ниже шел текст мелким и почти старославянским шрифтом. Я пробежал его глазами — сначала история из Нового Завета о том, как дьявол искушал Христа в пустыне, затем абзац про то, что компьютерная реальность выдумана Антихристом, чтобы точно так же искушать человека. «В виртуальном мире все ненастоящее, это машина для распространения лжесвидетельств и бесовских наваждений!» — кричал листок. «Истинный Бог — не набор обманных картин виртуальности, которые сделаны людьми, как идолы. Истинный Бог реален, и его нет в киберпространстве, в этой вотчине Антихриста!» Дальше все повторялось на разные лады. Особое внимание уделялось личкам и другим электронным карточкам. Приводился фрагмент Откровения Иоанна, согласно которому Антихрист должен всех пронумеровать своими числами.
Эта аллюзия, неоднократно встречавшаяся в текстах современных христианских луддитов, заставила меня улыбнуться: я невольно вспомнил, какое количество различных номеров, кодов и паролей появилось у меня за последние 20 лет. Их число не сократилось даже с введением электронных карточек-личек. Если Антихрист действительно работает такими методами, ему пора к психиатру. Ведь он не просто нумерует людей, а нумерует их растущим числом числовых последовательностей. Надо бы использовать эту идею в выступлениях Отца Тука, борца против тирании Русской Православной Церкви.
Заканчивалась листовка ХАЛа весьма лаконично: «Все в Храм!» На обороте был изображен мужик с известным дорожным знаком над головой. Качество печати оставляло желать лучшего — понятное дело, борцы с компьютерами не могут ими пользоваться. Поэтому я не сразу догадался, что висящее над мужиком круглое тело — вовсе не дорожный знак, а известное устройство «ореол», перечеркнутое крест-накрест.
Несмотря на неуклюжесть этой наглядной агитации, я ощутил сочувствие к парню, который поджег рекламную Мадонну и раскидал листовки. Я всегда немного завидовал религиозным людям. У них есть идеалы, есть иррациональная штука под названием вера, не особенно нуждающаяся в доказательствах. Они тратят свою энергию может и впустую, но целенаправленно. И у них есть сподвижники, которыми движет та же страсть, и потому возникают отношения братства, чего у меня никогда ни с кем не возникало. Может, потому вслед за Малюткой Джоном я и создал Тука?… К тому же в борьбе с личками как системой тотального электронного контроля я был явно не на стороне тех, кому нужен такой контроль.
Но стоит ли идти сейчас в ОРЕОЛ, не покажется ли это подозрительным? Я еще раз оглянулся по сторонам.
Впереди по другой стороне проспекта шла женщина. Дойдя до угла, она свернула направо, к «Горьковской», и пропала из вида. Где-то я видел эти рыжие волосы и зеленый плащ… Ах да, в «Тетрисе»! Я сунул листовку в карман и быстро, почти бегом, дошел до угла.
Незнакомка была на той стороне, она шла в сторону Зоопарка. Я двинулся за ней.
Клетка 7. ТАНЕЦ
Приезжий, решивший прогуляться без карты по центру Москвы или Праги, легко заблудится в течение первого же получаса. Две улицы, начинающиеся как параллельные прямые, метров через двести незаметно расходятся и ведут в противоположные концы города. Случайно выскочить на красивую площадь можно так же легко, как упереться в помойку.